Я уже собирался отправиться в свою комнатушку, когда мое внимание привлек рыжий пьяный мужик, что бесцеремонно приставал к двум молодым девушкам, сидевшим через два стола от меня. Я не сразу решился вмешаться – не мог поверить, что столь юные особы находились здесь без сопровождающего. Но когда одна из девушек закричала, прося о помощи, а никто даже не шелохнулся, чтобы урезонить их обидчика, я встал из-за стола.

Я не сразу понял, насколько она была красивой – в столовой зале этого не разглядел. Только потом, уже в каморке, когда она сняла свой смешной чепец…

И я еще больше удивился, что они с сестрой приехали в город без сопровождающего мужчины – отца, брата, мужа. Слишком опасная поездка для молодых женщин.

Впрочем, это было не мое дело. Я не был ей ни женихом, ни братом, чтобы заботиться о ее нравственности. Я заступился за нее за ужином, она решила отблагодарить меня, разделив со мной постель этой ночью. Обычное дело.

Но то, что ночь оказалась как раз не совсем обычной, я осознал довольно быстро. Клементина оказалась невинна. Но это было еще полдела. Она была каири – женщиной, магия которой просыпается в первую брачную ночь. Женщиной, которая может стать магом, только отдав часть своей магии мужчине. Я это почувствовал, как только наши тела слились воедино.

Это был довольно редкий тип магии. Такие женщины были ценностью. Раньше аристократок с таким даром просватывали еще в детстве. Тех же, в чьих жилах текла не столь благородная кровь, покупали как товар – графы, герцоги, короли. И в выигрыше оказывались все – и усиливший таким путем свою магию мужчина, и разбогатевшая семья девушки. Но то было раньше – когда еще встречались сильные старые маги, умевшие разглядеть каири еще в ребенке. К тому же, прежде такая магия часто передавалась по наследству, была родовой. Теперь же всё изменилось: в обычной семье могла родиться каири, а у каири-женщины рождались обычные дочери. Магия вырождалась, и тем неожиданнее было получить такой подарок на дешевом постоялом дворе.

Она была как глоток свежего воздуха – красивая, сильная. Не изнеженная девочка-дворянка, никогда не поднимавшая ничего тяжелее серебряной вилки, – нет, ее тело было упругим, а тонкие руки мускулистыми, привыкшими к работе. Не знаю, почему, но мне понравилось и это тоже.

А еще ночью она разговаривала во сне.

«Папочка, не волнуйся, я что-нибудь придумаю. Тебе нельзя волноваться – у тебя слабое сердце. Только, пожалуйста, не отдавай меня замуж. Я не хочу за него замуж. Мы сумеем расплатиться с ним по-другому».

Я был знаком с ней всего несколько часов, но всё во мне перевернулось от этих слов. Бедная девочка, пытающаяся позаботиться о своем старом отце. Нежеланный брак, думая о котором, она дрожала даже во сне.

Решение пришло сразу. Я заберу ее с собой в Камрию!

От промелькнувшей мысли о принцессе Лилиан и нашем скором браке я отмахнулся как от назойливой мухи. Это будет политический брак, не имеющий никакого отношения к чувствам. Да я пока и сам не понимал, что чувствую к этой красивой и отчаянной девчонке. Я просто хотел хоть чем-то ей помочь.

Наутро я встал раньше нее и не решился ее разбудить. Она спала сладко как ребенок – подложив под щеку кулачок.

Я не хотел, чтобы она поехала со мной только от отчаяния. Это должен быть ее осознанный выбор. И мой кошель с золотыми монетами был теперь ее по праву.

В Монрее у меня было еще одно дело – здесь жил мой старый гувернёр, который когда-то служил у нас при дворе и в детстве учил меня эльзарийскому.  Я хотел убедиться, что с ним всё в порядке, что он пережил эту войну, и оставить ему хоть немного денег.

Но прежде я заехал в гостиницу, где уже не находил себе места барон Дюваль.

– Ваше величество, вам не следует разгуливать в одиночестве, – он бросил на меня укоризненный взгляд. – Не забывайте – мы находимся на вражеской территории.

– Полно, Дюваль, – отмахнулся я. – Здесь полагают, что война уже давно закончилась. Да-да, если бы ты прошелся по городу, то тоже понял бы это. Похоже, перемирие они приняли за полноценный мир. И мой брак с принцессой здесь обсуждают как уже состоявшийся. И радуются этому. Так что даже если я заявлю на базарной площади, что я – камриец, это грозит мне только тем, что я лопну от нескольких пинт пива, которые захотят распить со мной все те, кто это услышит.

– Может быть, и так, – не вполне поверил мне барон, – но поостеречься не мешает. Даже от преданных нам людей порой не знаешь, чего ждать. Взять хотя бы этого идиота – лейтенанта Маррино.

Маррино во главе нескольких солдат дежурил у моей спальни в ту самую ночь, когда меня посетила принцесса. Он поверил ей, что я ожидаю ее визита, и не стал поднимать тревогу.

– Он оказался слишком хорошо воспитан, Дюваль, – усмехнулся я. – Он привык верить женщине на слово. К тому же, побоялся скомпрометировать ее высочество.

Но барон только покачал головой, не готовый принять такие оправдания:

– Из-за таких остолопов и проигрывают войны. Лишение офицерского чина пойдет ему на пользу.

Я предупредил хозяина гостиницы, что ожидаю гостью (Дюваль удивленно хмыкнул, но обошелся без слов) и мы отправились на улицу Ткачей. Мы, хоть и не сразу, отыскали нужный дом, вот только месье Пурре там не было – он съехал отсюда пару лет назад, и новые хозяева его квартиры не знали куда.

Когда мы вернулись в гостиницу, нам сообщили, что никакая мадемуазель ко мне не приходила. Мы поскакали на постоялый двор, но Клементины с сестрой не было и там.

И хотя Дюваль отговаривал меня, я настоял пройтись по ярмарочным рядам на площади. Но не нашел ее.

Я покидал этот город с тяжелым сердцем. Мне было жаль, что я не поговорил с Клементиной утром. Быть может, тогда она приняла бы другое решение. Но это был ее выбор, и, хотя мне было жаль, что она не ехала сейчас вместе с нами, впереди меня ждали не менее важные дела, и я предпочел переключить свои мысли на них, оставив в прошлом прелестную девушку, сделавшую мне столь неожиданный подарок.

Мадам Ришар сама принесла мне завтрак.

– Эту Беренис в комнаты пускать нельзя – ни сказать красиво не умеет, ни на стол накрыть, – ворчала она, подсовывая мне булочку с маслом. – Впрочем, чего же ждать от девицы из деревни?

Булочка была свежей и очень вкусной. Даже если Беренис не обладала хорошими манерами и чувством красоты, готовила она неплохо.

– Они хотя бы поддерживали порядок в замке, – заступаюсь я за местных слуг. – Вряд ли его светлость много им платил.

В этом Селин со мной была согласна:

– Может быть, и вовсе ничего не платил. Но у них был кров и стол. Они хотя бы не голодали и должны быть герцогу благодарны.

Когда я позавтракала и оделась, появился месье Ксавье. Сейчас я могла разглядеть его получше. Лицо его было изборождено морщинами, но в темных глазах светилась мысль, а сам он держался с таким достоинством, которое составило бы честь любому дворянину.

– Ваша светлость, не желаете прокатиться по владениям его светлости? Я велю оседлать самую смирную лошадь.

Мы с отцом не хотели задерживаться в замке, намереваясь еще засветло добраться до дома, но после увиденного из окна мне уже трудно было не принять это предложение. К тому же, нужно было посмотреть и лес, и льняную мануфактуру, которые я собиралась продать в самое ближайшее время. Месье Шампань уже нашел на них покупателей, которые, по его словам, могли дать хорошую цену.

Лошадь оказалась уже немолодой и действительно смирной. Я отлично ездила верхом, и мы бодрой рысью выдвинулись из замка. Погода была прекрасная, и я наслаждалась и солнышком, и лёгким ветерком, и той красотой, что встречала нас с месье Ксавье на каждом шагу.

Мы заехали на мельницу, и я долго наблюдала, как крутились ее огромные крылья.

– Самая большая мельница герцогства, – не без гордости сказал месье Ксавье. – Сюда приезжают со всей округи. За помол, правда, приходится брать не только деньгами – те мало у кого теперь есть. Зато замок обеспечен и мукой, и прочим провиантом, который привозят крестьяне.