В конце концов, я реально для них опасность представляю! Могу заявление подать в полицию на проникновение на частную территорию, если порыться, то еще и заяву о краже накатаю! Берданка-то дедова куда-то девалась! И вообще, мало ли чего они по мелочи могли спереть? У меня тут, так-то, ценные вещи есть! Бабушкина малахитовая шкатулка для украшений… Правда, без украшений, но сам факт! И дедушкин подстаканник… Он его в купейном вагоне спер еще в семидесятых годах прошлого века. Раритет, мать его! И еще…

Тут захватчики показываются в поле зрения, и все мысли мести и заявах улетают в трубу. Потому что, ну ежу же понятно, что я хорохорюсь… И весь расчет только на то, что они не захотят еще большей шумихи, еще большей порчи своей и без того основательно задрипанной репутации, и молча покорно свалят с моей жилплощади.

Но, судя по внешнему виду захватчиков, никто никуда валить не собирается.

Кот нацепил на голое тело клетчатую рубашку с оторванными почему-то рукавами и застегнул джинсы. Другой одеждой, больше пригодной для гуляний в прекрасную сугробную погоду, не он озаботился.

А Егерь вообще разделся. Стащил с себя свитер с так ужаснувшими меня кровавыми пятнами, и остался брюках-карго и в футболке, возмутительно тесно облепившей его грудь.

У меня буквально все в груди обрывается, когда приходит осознание: не выгоню их отсюда ведь!

Не выгоню!

Как быть?

Самой сваливать? Куда? Когда?

Они останавливаются возле лестницы и смотрят на меня одинаковыми изучающими взглядами.

От бешеного пристального внимания становится неуютно, и я, как всегда в таких неоднозначных ситуациях, нападаю.

– Мои слова про дверь были непонятны? – громко и язвительно спрашиваю, а затем картинно указываю пальцем направление движения, – нахер – это туда! Вперед!

– А можно немного повежливей? – предсказуемо рычит Егерь. Я так понимаю, он в их веселой команде извращенцев наиболее невыдержанный. Грубая рабсила. Ну еще бы, с такими мускулами и отсутствием мозгов…

– Нельзя, – отрезаю я и еще раз тыкаю пальцем в сторону двери. Стараясь делать это более уверенно и скрывая, что рука уже дрожит от напряга.

– Погоди, Егерь, – Кот улыбается обаятельно до безумия, что тоже очень предсказуемо, выкатывается вперед своего приятеля, делает шаг ко мне…

– Стой там, где стоишь, – грозно рычу я, сразу давая понять, что я – вообще не одна из их… Как их называли раньше? Группи? Фанатки? Не важно. Короче говоря, я – вообще не одна из них. И меня обаятельной улыбкой и мускулами нифига не пробьешь. И круче видали… Наверно… В фильмах – так точно. Один Джай Кортни, например… О чем я вообще думаю? Это все стресс…

– Стою, – покладисто отзывается Кот, для верности задирает обе ладони вверх, – стою. Ты только не волнуйся, Мася…

– Меня зовут Анастасия, – резко обрываю я попытки перейти на личности, – Мася я только для своих друзей. Конь в их число уже не входит, кстати.

– Хорошо, Анастасия… – Кот делает ко мне мили-шажок, скорее, легкое обозначение, чем полноценное движение, – я так понимаю, ты нас узнала, можно не представляться?

– Узнала, – презрительно цежу сквозь зубы, – вас вся страна знает… Извращенцы.

– Да какого хрена?.. – оживает Егерь и тяжело шагает в мою сторону. Поступь его, особенно в сочетании с бешеным злющим взглядом, заставляет тело порываться холодным потом от страха.

Сухо сглатываю, заставляя себя стоять на месте и не сдавать ни пяди родной земли. Подбородок задираю еще выше, без страха уставившись в темные злобные глаза.

– Егерь, Егерь, – частит Кот, поспешно тоже шагая вперед и пытаясь оттеснить его плечом, – погоди… Девушка не виновата, что из каждого паяльника про нас херню говорят…

– То есть, обвинения в сексуальных домогательствах – это херня? – уточняю я холодно, – прекрасно. Тогда, думаю, обвинения в проникновении со взломом и краже тоже не доставят неприятностей.

– Да какое проникновение? – орет уже несдержанный Егерь, – да если бы проникли, ты бы точно заметила!

На этой фразе Кот замирает, изумленно пялится на приятеля, потом переводит взгляд на меня, очень по-мужски осматривает, начиная от унтов и завершая расстегнутым пуховичком, и затем начинает ржать. Громко и неприлично даже.

До меня с опозданием доходит смысл сказанной Егерем фразы… Вернее, ее второй смысл, похабный. До Егеря, судя по всему, тоже…

Короче говоря, картина маслом у нас рисуется вполне однозначная. И для меня – безрадостная.

Кот ржет, я оскорбленно молчу, удивляясь сама себе и своему проглоченному языку, Егерь возвышается над нами суровым памятником идиотизму происходящего.

Наконец, Кот прекращает ржать, разворачивается к приятелю, смаргивая слезы смеха:

– Вот за что уважаю тебя, Егерь, так это за то, что ты умеешь пиздануть в нужный момент такое, от чего мозг заворачивается…

– Заткнись уже, – ворчит Егерь, становясь немного менее каменным и позволяя губам искривиться в холодной усмешке.

И какого, спрашивается, черта, я-то все это подмечаю? Мне это все зачем?

– Анастасия, – поворачивается обратно ко мне Кот, – со всем нашим уважением к частной собственности… Произошло недопонимание… Давайте сядем за круглый стол переговоров, обсудим случившееся…

– Тут нечего обсуждать, – отсекаю я попытки демократии. Я тут – единоличный диктатор. – Я мнения своего не поменяю. Это – мой дом, мне плевать, что вам сказал… – тут я делаю язвительную паузу, – Конь… Но со мной никаких договорённостей не было. Пошли нахер.

– Да че ты заладила: нахер, нахер? – вмешивается Егерь, – сама подумай, куда мы пойдем? Ты видишь, че на улице творится?

– Вижу, – отвечаю я сухо, выразительно косясь на окно, где уже не видно неба от метели, – и мне плевать. Садитесь в свою тачку и валите в деревню. Она тут в пяти километрах езды. Если по дороге. И в трех – если напрямки по полю. Не заблудитесь. А если заблудитесь, идите так, чтоб солнце было слева.

– Ты издеваешься, что ли? – гремит Егерь, затем пристальнее всматривается в мои глаза и добавляет, – ну конечно издеваешься… Ты здесь машину видела, полоумная?

Я молчу, напрягая память. Действительно… Машины не видно было… И это странно, у меня тут все просматривается, домик на опушке… И любой транспорт видно отовсюду…

– А как вы приехали сюда?

– А что, не дошло еще? – Кот все же пользуется моментом, подходит ближе и расслабленно плюхается на жалобно скрипнувший стул, барабанит пальцами по столешнице, – нас Конь привез и уехал.

– Но… Почему? Какой смысл?

– Есть смысл… – Кот коротко переглядывается с Егерем, все так же, монументом самому себе стоящим у лестницы и испепеляющим меня хмурыми глазами, – нам здесь надо пробыть две недели… Чтоб без возможностей сорваться с нашей стороны… И никому пробраться со стороны… Другой.

– Бред какой-то… – я рассматриваю развалившегося на стуле Кота, с досадой отмечая, что момент, когда он успел подобраться так близко и устроиться с удобством, не отследила. Господи, реально как кот настоящий… Там тоже с коленей замучаешься сгонять, а потом в один момент отвлечешься, а он – уже вот, на руках у тебя, и голову ушастую под ласку подставляет. И морда при этом такая, как будто все время тут был…

Колени резко дрожат от напряга, и я, сдавшись, усаживаюсь на противоположной стороне круглого стола, подальше от обоих захватчиков.

Ситуация осложняется, и, похоже, нам придется-таки разговаривать…

– Короче говоря, мы сюда приехали буквально за три часа до тебя, – рассказывает Кот, старательно не обращая внимания на мой непримиримый взгляд. Он вообще ведет себя так, словно с друзьями в баре сидит, или даже не с друзьями… С девушкой. По крайней мере, весь свой арсенал на меня применяет.