– Действие «Уоллеса и Громита» перенесено в условные 1960-е годы, время вашего детства. Вряд ли это случайное совпадение?

Ник Парк: Конечно, нет. «Большой выходной» был моей дипломной работой: начиная думать над ним, я записывал разные идеи, рисовал скетчи и пытался найти точку, от которой оттолкнуться. Ничего лучше моего детства я найти так и не смог. Эту материю я знал досконально: автомобили, обстановку в доме, обои, тостеры. Еще до возникновения этой повальной моды на ретро! Для «Большого выходного» я изготовил каждую деталь собственными руками – из дерева и других материалов, потом сам их красил. И каждый объект был воспоминанием о чем-то из дома моей бабушки. Или моих родителей. Например, поднос с загнутыми краями и каким-то альпийским пейзажем…

– Уоллес – портрет вашего отца. А ваш собственный портрет в ваших мультфильмах тоже есть?

Ник Парк: Я не принимаю таких решений осознанно: «А этого персонажа я срисую с такого-то прототипа». Это как с пластилиновыми фигурками: когда аниматоры на нашей студии Aardman создают того или иного персонажа, вы всегда можете угадать по фигурке, кто ее автор. Видны какие-то неуловимые черты. Что бы ты ни создавал, на твоих творениях всегда остается отпечаток твоей личности. Я ощущаю очень сильную внутреннюю связь с Громитом. Не то, чтобы внешность… То, как он носится с разными приспособлениями, старается содержать дом в порядке и чистоте, всегда молчит, и только страдание во взгляде выдает его чувства. Он интроверт, как и я. Хотя наверняка есть во мне и частичка Уоллеса.

– Вы начали делать фильмы еще в раннем детстве. Они с самого начала были пластилиновыми?

Ник Парк: Однажды я снял игровой фильм. Очень плохой. На восьмимиллиметровую пленку, мне было лет семнадцать. Звука там не было – только изображение. Он назывался «Друг рыбака». Фильм ужасов, вдохновленный Хичкоком. Главный герой – паренек, который отправляется на озеро ловить рыбу, и его преследует странный человек. Как выясняется впоследствии, этот мужчина прикармливает монстра, живущего под водой. (Смеется.) Но еще раньше, лет в двенадцать, я решил делать мультфильмы. Я с раннего детства хорошо рисовал и всегда мечтал снимать анимационное кино. Уолт Дисней был моим кумиром. Наверное, поэтому я так часто рисовал мышей… Тогда я еще думал, что стану художником комиксов: рисованные мультфильмы казались мне слишком сложным делом, отнимающим ужасно много времени.

Я придумал собственного персонажа по имени Уолтер, он был крысой. Но мультфильм о нем застрял на середине, мне не хватило терпения. Я рисунке на сороковом застрял. Потом попробовал сделать куклу Уолтера и снять о нем кукольный мультфильм – он назывался «Уолтер идет на рыбалку». Мне было тогда тринадцать. После этого мне пришла в голову светлая идея: попробовать слепить персонажей из пластилина. Идей у меня было полно, но в полноценный фильм это вылилось еще через год. К сожалению, там все было не в фокусе: на экране ничего невозможно было рассмотреть. Называлось это «Мерфи и Бонго», история о пещерном человеке и его домашнем динозавре.

– Что сейчас заставляет вас делать исключительно пластилиновые мультфильмы?

Ник Парк: Это наименее техничная из всех техник! Она допускает спонтанность, позволяет импровизировать. И можно использовать настоящую камеру, освещение – как в настоящем кино… Даже снимая фильм для телевидения, я держу в уме возможность его демонстрации на большом экране. К тому же пластилина у меня в детстве было ужасно много, его было не жалко расходовать. Из него можно слепить что угодно. Проблемой было только одно: как заставить героев ходить? Ноги мягкие, подгибаются… Со временем я справился и с этим. Как ни странно, сегодня я не думаю о себе как о специалисте в области исключительно пластилиновой анимации.

– Первоначально вы хотели сделать Громита котом, а не псом. Что заставило вас изменить решение?

Ник Парк: Оказалось, что собаку легче вылепить и проще оживить. Хотя и с псом пришлось повозиться. Ведь сначала у Громита была пасть, полная зубов, он умел разговаривать – я даже записал для него закадровый голос! Но потом я вдруг обратил внимание на его брови, на их движения, и в эту секунду родился персонаж: Громиту не нужен рот, он способен больше сказать глазами. Он – исключительно умная собака, которая может обходиться без слов. В этом его основное отличие от разговорчивого и глуповатого хозяина.

– Вы упомянули Хичкока – а ведь каждый следующий ваш фильм об Уоллесе и Громите страшнее предыдущего, в последнем так и вовсе в центре находится серийная убийца. Как-то это, на первый взгляд, не вяжется с образами уютных персонажей из далеких 1960-х.

Ник Парк: В «Большом выходном» сюжет был слабоват – сами подумайте, какое-то путешествие на Луну… Я учился постепенно, искал более интересную историю. И нашел в «Неправильных штанах». Сначала этот фильм задумывался как рассказ о забавном постояльце Уоллеса и Громита – пингвине, потом кто-то предложил: «А что, если пингвин будет настоящим, классическим злодеем?» Тогда я понял, каким будет мой фильм: как у Хичкока, история загадочного жильца, скрывающего свою подлинную личность и намерения. Это не только Хичкок, но и другие детективы 1940-х годов. При помощи музыки и света даже маленький пластилиновый пингвин может превратиться в пугающего злодея.

– К вашим собственным страхам и фобиям это имеет какое-то отношение?

Ник Парк: Наверное, в основе всего мои личные страхи, а не общественные: социальный срез интересует меня гораздо меньше, чем придуманные истории. Это может прозвучать смешно, но я верю в то, что в основе подлинного конфликта всегда лежат вопросы жизни и смерти. Меня критиковали за «Дело о смертельной выпечке», в котором идет речь о реальных убийствах. Но это и было для меня самой увлекательной задачей: начать фильм с убийства и сделать убийство смешным! А потом показать все это на Рождество.

– В одной Великобритании «Дело о смертельной выпечке» под Рождество посмотрело 15 миллионов человек! А потом на Новый Год – еще 7 миллионов. Вас впечатлили эти цифры?

Ник Парк: Разумеется. Я потрясен тем, что мои фильмы не теряют в популярности с годами, а только увеличивают свою аудиторию. Люди готовы платить за то, чтобы увидеть новый фильм об Уоллесе и Громите – ведь BBC1, на котором прошла премьера, это платный канал! Мне платят за то, что я обожаю делать! Долго ли это продлится? Понятия не имею. Вот уже двадцать лет длится, а я все поверить не могу.

– А как вы поступили со всеми вашими четырьмя «Оскарами»? На каминную полку поставили?

Ник Парк: О, нет, я толком и не знаю, где они. Кажется, хранятся в зданиях Aardman Animations. Только не в том корпусе, чем тот, где работаю я. Так что я их давным-давно не видел.

– Последнего «Оскара» вы получили за «Проклятие кролика-оборотня». Трудно было приспособить Уоллеса и Громита после трех получасовых фильмов к полнометражному формату?

Ник Парк: Труднее всего сделать мультфильм на 80 минут, который был бы достаточно убедительным и увлекательным, чтобы привлечь большую аудиторию и удержать ее внимание на протяжении всего этого времени. Сначала мне в голову пришла идея, а уже потом я решил, что лучшей формой для подобного сюжета будет полный метр. Идея была хорошей, она меня и спасла. Одни идеи хороши для короткого формата, другие для большого…

– Вы предпочитаете получасовые фильмы полуторачасовым?

Ник Парк: Мне было интересно поработать с большой студией, и я рад, что мне довелось сотрудничать с DreamWorks Animation. Полезный опыт: учишься защищать свои идеи, свое видение, свой стиль. Все время сражаешься за свои права. Я никак не мог отказаться от контроля за всем творческим процессом, а в него вовлечено так много людей! Я был буквально истощен. Хотя Джеффри Катценберг был очень мил со мной, очень любезен – мне не в чем его упрекнуть. Но по сравнению с ним мои продюсеры из BBC, для которых я делал «Дело о смертельной выпечке»… Работать с ними было настолько комфортнее! Ведь за все время съемок они задали мне единственный вопрос.