Говорят, Триер на сбор съемочной группы «Идиотов» пришел совершенно голым – в точности, как король из сказки Андерсена. Так он хотел раскрепостить актеров и прозрачно намекнуть, что им предстоит. Но не только в эксгибиционистских повадках режиссера (и, говорят, многих датчан) дело, а и в том, насколько откровенен Триер в «Идиотах» в отношении своего метода. Он снимал фильм о себе самом. Всю жизнь Триер находится в поисках «внутреннего идиота», применяя в процессе все более экстремальные практики. Нарушение правил общественного приличия, декларативный инфантилизм, пренебрежение этикетом для него – норма. Но также и трансцедентная практика, позволяющая пробить потолок будничности и выглянуть в космос.

Если в первых двух сезонах «Королевства» Триер еще притворялся, что рассказывает историю о больнице, то в «Исходе» окончательно отпускает вожжи. «Королевство» – лишь условное место действия, и не случайно же из всех отделений выбрана нейрохирургия. На самом деле перед нами сумасшедший дом, вотчина идиотов, вдохновенно валяющих дурака везде – в рабочее и свободное время, на летучках и во время сложных операций.

Глава отделения Понтоппидан провозглашает «политику открытых дверей», вешая на собственную дверь несколько задвижек; прячется от всех в холодильнике и успокаивает нервы, ложась на упаковки замороженного зеленого горошка; подкармливает мышей морковкой и готовит торжественную речь, где все слова начинаются на букву «Л». Темпераментный хирург Навер (Николай Лие Кос – датская кинозвезда, когда-то открытая Триером именно в «Идиотах») дерется с коллегами, а в моменты крайнего гнева выковыривает свой глаз ложкой. Врач Анна (Тина Новотны) носит штаны, которые надо постоянно придерживать рукой, иначе они упадут, а старенькая Ригмор (Гита Нербю), у которой ампутированы обе ноги, переоделась в рождественского эльфа. Директор больницы Боб (Хеннинг Йенсен) занят исключительно тем, что раскладывает на компьютере пасьянс. Психиатр Парок живет на крыше и ловит там в банки духов (Йенс Альбинус – уже третий актер из «Идиотов», когда-то сыгравший на телевидении роль Г. Х. Андерсена).

На конгрессе, посвященном боли, раздают значки «боль – ваш друг» и подарочные пакеты с честной надписью «Бесплатное дерьмо». Студенты пытают друг друга на сеансах добровольной электросудорожной терапии. На летучках поют песни, слагают стихи, играют в игры. Вышедшие в отставку старые врачи, которых здесь прозвали «жабами», коротают дни до смерти в опиумокурильне. Служащие шведского происхождения собираются в тайный клуб «Анонимных шведов». Все смешалось в этом доме.

Нет сомнения, таким Ларс фон Триер видит не только вымышленную вселенную своего абсурдистского сериала, но и окружающий его мир. Нет ни малейшего смысла имитировать нормальность. И о какой норме можно говорить, когда безумны буквально все. Это форма свободы, развязывающая руки и кинематографисту, и зрителю.

О чем рассказывать, когда все истории рассказаны? Сериал – отличная версия ответа. Не «о чем» становится важным, а «как». Главное – долго, из вечера в вечер, чтобы отсрочить неизбежную казнь, как учила Шахерезада. Сериалы не ищут оригинальности, они возвращаются к затертым сюжетам и шаблонам, чтобы заворожить нас, успокоить, угомонить, будто Оле-Лукойе перед сном.

Так Триер без испуга и застенчивости вновь входит в воды той же реки – а точнее, древних болот, где отбеливали простыни в стародавние времена, и на которых потом было построено здание «Королевства». Их сновидческий ландшафт вновь явится зрителю на начальных титрах третьего сезона.

Первое «Королевство» было рождено состязательным духом, как европейский ответ «Твин Пиксу» Дэвида Линча и Марка Фроста. Таким образом, третий его сезон – равновесный ответ третьему же «Твин Пиксу», грянувшему после 25-летнего перерыва. На этот раз отсылки не ограничиваются красными занавесками – фоном для финальных титров. Главный демон, Великий герцог, превращается в сову, в точности как линчевский Боб, а Карен и Бульдер встречают своих злых доппельгангеров. «Все украдено» – откровенно признается Ларс фон Триер в авторском постскриптуме к сериалу.

Интересно, что Триер, после 1997 года не снимавший сериалы, в определенном смысле явился в «Королевстве» прародителем столь модного впоследствии «скандинавского нуара». Например, его сорежиссер в двух первых сезонах Мортен Арнфред позже принимал участие в нашумевших «Убийстве» и «Мосте», а швейцарский оператор Эрик Кресс снимал то же «Убийство» и первую шведскую экранизацию «Девушки с татуировкой дракона».

В дурные ковидные времена, сразу сменившиеся кошмарными военными, сериалы обрели новую терапевтическую силу. Стали лекарством против смерти, против самой конечности людей и историй. Но и здесь «Королевство» – особенное: ведь Триер опередил свою эпоху, ограничив экранную вселенную огромной больницей. «Исход» – апокалиптический эпос пандемии. В конце концов, болезнь тоже тянется долго, будто сериал, и никогда не знаешь, ждать ли следующего сезона.

Шекспир полагал, что на жизнь возможно смотреть как на историю, рассказанную идиотом, полную шума и ярости, но никак не смысла. Триер следует инструкции в точности. Форма многосерийного телефильма подходит для этого идеально. Сериал позволяет пренебречь логикой во имя увлекательности и не думать о геройских подвигах для актеров (главное – чтобы зритель их полюбил). Это анти-фильм, своеобразная «изнанка», в котором допустимы многие запрещенные приемы. Легализована любая чушь, если публика довольна. Но она погружена в вечный сон – гипноз, практикуемый Триером с давних времен и не случайно напоминающий сомнамбулический транс Карен, полномочного представителя всех зрителей в мире.

Кстати, телевизор в «Исходе» тоже есть. К нему даже прилагается специальный магический пульт красного цвета, способный вызывать приступы острой боли (у кого? Ну конечно, у Карен-зрительницы).

В первой же серии первого сезона «Королевства» чуткая фру Друссе слышала в лифте больницы звон колокольчика Мари – девочки, когда-то умученной негодяем по имени Оги Крюгер (врача-убийцу, позаимствовавшего фамилию у голливудского злодея, в флэшбеках и видениях играл любимец Триера и его друг Удо Кир). Еще три серии уходило на то, чтобы узнать причины и способ убийства, отыскать место захоронения тела Мари и упокоить ее бренные останки. Но в последнем кадре сезона на свет являлся новый ребенок – так называемый Младший братец, инфернальный младенец с лицом и интеллектом взрослого. Доктор Юдит (Бригитте Рааберг) зачала его от таинственно пропавшего бойфренда, в чьих чертах узнается давным-давно умерший Оги Крюгер. То есть от призрака. Младшего братца (его старшая сестра – Мари), выношенного и рожденного Юдит в баснословно рекордные сроки, играл тот же Кир. На протяжении всего второго сезона он бесконтрольно увеличивался в размерах, не помещаясь не только в кровать, но и в палату, разговаривал с взрослыми едва слышным тихим голоском и трагически погибал – ведь смерть была единственной альтернативой переходу на «темную сторону», с которой пришел его отец.

Параллельно с этим рассказывалась история Моны (Лаура Кристенсен) – девочки, перетерпевшей неудачную операцию из-за ошибочно рассчитанной анестезии. Она полностью потеряла способность к речи и коммуникации, и ее родители полны решимости засудить врача, ответственного за трагический инцидент, – шведа Стига Хелмера. Именно в этом сюжете первопричина неврастенического поведения Хелмера и его попыток обвинить всех вокруг себя в злонамеренности. Одновременно он пытается заполучить из архива отчет об анестезии – главную улику против него. Мона же меж тем обрела связь с потусторонними мирами и иногда складывает из кубиков с буквами послания, которые могут быть прочитаны особенно внимательными интерпретаторами.