– Как твоя ночная смена? – спрашивает Катрина, зажигая газовые горелки: большую для готовки и отдельную под чайником.

Леви лишь плечами пожимает. Бессонные ночи – вот как надо называть дежурства.

– Бывало и лучше, – исчерпывающе бросает он, наблюдая, как Кáта принимается возиться, ища сковородку в шкафу. Кожаные ремни крепления УПМ украдкой поскрипывали от каждого движения. Леви досадливо поморщился: звук казался немелодично раздражающим, особенно монотонностью.

– Ты уже позавтракал? – оглянувшись на него и уловив жестовый ответ, Кáта усмехалась. – Как насчёт яичницы?

– Было бы славно, – Аккерман сонно подпёр кулаком щёку и бессмысленно стал листать газету с конца. Масло на разогретой сковороде зашкварчило.

– Как будет время, надо смазать дверные петли – скрипят, – мимоходом заметила Бишоп, разбивая яйца. Бытовые мелочи мелко заворошились в её руках: банка с приправами, склянка с солью, шуршащая связка чеснока, столовые приборы.

Леви смурно хмыкнул:

– Да. А тебе бы ремни смазать.

– Точно, я хотела, но забыла… Ладно, завтра смажу, а то сегодня на полигоне отдуваться с зари, – она кривит губы, переворачивая получившийся яичный блин. – Дункан так отчаянно хочет выиграть эти соревновательные игрища отрядов, что времени на красоту нет…

– Смазанные ремни больше про безопасность, – между её бровей ложится лёгкая складочка недовольства. Иногда периодичную дотошность Аккермана было трудно выносить.

Шея заныла, вынуждая Катрину отвлечься и, приподняв плечи, размяться наклонами головы. Тепло упражнений дало мимолётный эффект, потому что, вдруг упомнив, сколько предстоит переделать, мышцы предательски зажились снова. От рассвета до заката плясать под дудку капитана, снова и снова проходя с ребятами дистанции и манёвренные квадраты, а затем беспросветно сидеть за отчётными… Или наоборот. Бишоп выдохнула, чувствуя мрачность, застрявшую в гортани. Служба в разведке порой умела не удивлять и выматывать на тонкую грань, когда непонятно: барахтаешься ли ты в кошмаре уже неделю или он только начался. На что-то сверх того сил совершенно не оставалось: даже их с Леви совместное проживание скатилось в бытовую рутину. Нежные прозвища, поцелуй перед сном и утром, перед завтраком – вот и всё. Только съехались, а вся радость этого съелась работой за жалкие три недели.

В такие застойно-трудовые периоды практически любая вещь была немила, а малая искра порождала пожар. Может, оттого Катрина и ввязалась в драку с солдатами Гарнизона, когда те почему-то решили остановить двух зелёных кадетов и заставить дрожащих подростков вывернуть карманы… Не самый дипломатичный поступок, однако благо, что он не вызвал ни резонанса среди горожан и военных, ни свежих синяков у лейтенанта.

А, быть может, то происшествие лишь доказательство её прошлых травм и неумения держать язык за зубами…

Яичница приподнялась, пузырясь золотистой коркой, вынуждая вынырнуть из мыслей и вернуться к действительности. Совместный завтрак – вот, на чём лучше сконцентрироваться. Кáта, открыв шкаф, слепо потянулась за тарелками, когда рука наткнулась на звенящую тонкую чашку. Хрупкую, в содружестве с её сёстрами и братьями-блюдцами.

Бишоп хмуро повернула голову, будто от взгляда призрак мог рассеяться, но нет: сервиз снова стоял на первой полке, а остальная утварь по большей части была сгружена на вторую.

– Леви, милый, мы же договаривались про посуду, – расстроенно поджав губы, Бишоп оглянулась на возлюбленного. – Это же вроде не сложнее твоей техники вращающего удара…

Аккерман рассеянно кивает, читая газетные заголовки:

– А что такое?

– Сервиз опять на первой полке.

– Что поделать, – пожимает он плечами, – видимо старый пёс и правда всегда находит свою конуру.

Катрина недовольно хмурится:

– Ты же согласился, когда я расставляла вещи при переезде, что он будет стоять на второй. Так ведь замечательно получается и порядок…

Голубо-серые омуты блеснули, когда Леви, прищурившись, напомнил:

– Кто-то тоже согласился позавчера зайти за чаем. Причём ведь даже настаивал…

– Вообще-то, я правда собиралась, – резко возражает Бишоп, чувствуя вскипающее внутри раздражение на несправедливые обвинения. – И была почти у рынка, но…

– Да-да, – ехидно перебивает Леви, с каким-то энтузиазмом откидываясь на спинку стула. – Но злые солдаты Гарнизона подшофе заставили тебя с ними обменяться боевыми навыками.

– Они обворовывали кадетов – ты бы сам прошёл мимо?

– Я бы не полез в драку очертя голову, а словами бы разъяснил. – Кáта закатывает глаза, хмыкая: уж Леви-то как раз первый, кто полез бы защищать мальцов. “Словами бы разъяснил” – сказочник. Запугал бы, что солдаты тут же дёру дали, только пятки сверкали. – И главное ведь, что это не впервые. Сколько раз говорить: не кидайся ты в омут с головой…

– Хорошо, что тебе не надо говорить об уговоренном, ты же сразу запоминаешь и выполняешь, – ехидно вторит ему она, упирая руки в бока и надменно задирая нос, копируя этим Аккермана. – Ах, нет, подожди, сервиз же опять стоит внизу!

– Кáта, сервиз и драка – вещи разные, – въедливо шипит он.

– Конечно, только результат один: оба неуместны, – отвечает Катрина в тон. – Как же ты раньше был в отношениях, если ты настолько мелочный!?

– Уж был как-то в отличие от некоторых, – огрызается Леви, вставая со стула – чайник почти закипает; как и он, собственно. – И в отличие от этих же некоторых те мимолётные интрижки не пытались влезть мне под кожу и плести из меня верёвки!

– Значит, я тебе под кожу лезу? – возмущенно задыхаясь, вспыхивает Катрина. – И верёвки из тебя плету? А ты…

– Ну, давай, – подбадривает капитан, с наигранной ленцой в голосе, отчего Кáту ещё больше бросает в праведный жар. – Давай, что я?

– Да ты словно пытаешься меня вытолкнуть из своей жизни. Что этот сервиз, что… – Бишоп останавливается, перехватывая дыхание, а затем гневно бросает: – Просто скажи уже честно: я тебе приелась!

Леви нарочито помпезно закатывает глаза: только этих драм ему не хватало.

– Тц, не пытайся говорить от моего имени о себе. И прекращай вести себя, как невоспитанный ребёнок.

– Ах, а кто это тогда у нас взрослый? Ты что ли? – шипит Кáта в ответ. – Не смей называть меня ребёнком!

– Так веди себя по-взрослому! – чайник вскипает, свисток отчаянно заходится в песне.

– Это не я не могу поставить сервиз на место! – перекрикивает чайник Бишоп и остервенело дёргает за рычажок горелки, выключая её.

– Сервиз стоит на месте, – голос Леви чуть ли не ядом наливается. – Он на этом месте стоит уже больше, чем ты вообще находишься в этом доме!

– Я не вовремя? – вкрадчивый голос Эрвина заставляет Кáту вздрогнуть, а Леви ещё больше нахмурится.

Командир вклинивается чужеродным объектом в их маленький мир спора, что вдруг оба офицера, как один, кричат в ответ: