Тогда многие почтенные духи начали приглашать Бездомного духа на разные празднества, чтоб слушать музыку. Как только он прибывал, куда был позван, там первым делом учинялся пир — с напитками и до самого полного удовольствия, — а потом он сильно стучал по бревну, и это был знак для начала музыки, а змея принималась метаться в дупле и, не найдя выхода, обвивалась вокруг меня, а я ужасался от ее обвиваний и начинал причитать в самый полный голос, а им мои причитания слышались музыкой, и они пускались плясать до упаду, или до самого позднего вечера, потому что им все равно что ночь, что день, и так у всех без исключения духов.
Но причитать с утра до позднего вечера, без срока и отдыха, человек не может, и, когда я смолкал, чтоб немного передохнуть, или мой голос делался сиплым, они подносили бревно к костру, и я опять начинал причитать — поневоле, или от жара и ужаса, — а змея принималась метаться как угорелая, и стенки дупла гремели по-барабанному, будто сопровождение моим причитаниям, и духи снова пускались в пляс.
НА ПРАЗДНЕСТВЕ ПОМИНОВЕНИЯ
Бездомный дух стал прославленным духом из-за моих причитаний в бревне, которые слышались духам как музыка, и вот один знаменитый дух, чья мать умерла в те давние времена, когда глаза у всех были на коленях, пригласил таких же духов, как он, — а у них в каждом городе все духи одного вида, — на день рождения, или поминовения, своей умершей в древности матери, а для пущего празднества, чтобы было с музыкой, вызвал в свой город Бездомного духа. И вот, когда приглашенные собрались и до полного удовольствия отьели-отвыпили, Бездомный дух постучал по бревну, змея начала вокруг меня обвиваться, а я от ужаса стал причитать, и так продолжалось весь день до вечера, но к вечеру голос у меня осип, и я замолчал, как немой или мертвый, потому что не ел и не пил с той поры, когда забрался от ливня в дупло. И вот, значит, голоса у меня не стало, но гости уже наелись и напились, а им заранее обещали музыку, и все они принялись трясти бревно, а когда убедились, что оно молчит, Бездомный дух подхватил топор и стал раскалывать бревно на щепки. К счастью, как только бревно расщепилось, оттуда выползла наружу змея — я все же был немного потолще, хотя и не ел много дней подряд, — а когда вместо музыки явилась змея, приглашенные духи бросились врассыпную и накрепко заперлись у хозяина в доме. Едва они заперлись у хозяина в доме, я напряг свои силы, развалил бревно — оно от изрубленности распалось напополам, — выскочил и помчался к дальнему лесу, а там притаился в ближайшей чащобе, так что, когда они вышли из дома, бревно оказалось располовиненным и пустым, как свидетельство сбежавшего из него существа.
Так я спасся от Бездомного духа, и еще до рассвета ушел далеко, и вступил в новый город и в новую жизнь — потому что там жили другие духи. Вот вступил я в город, а когда рассвело, увидел духа с человечьим лицом, да и весь он был как плотское существо. Я вошел к нему в дом и уважительно поприветствовал, а он мне ответил любезно и по-людски — меня давно так никто не приветствовал. И он немедленно предложил мне сесть. Я сел и хотел попросить у него еды, потому что не ел много дней подряд, но он оказался радушным хозяином и без всякой просьбы принялся меня потчевать.
Когда я поел и немного отдохнул, мне захотелось у него спросить, правда ли, что он — плотское существо, но на мой вопрос он ответил «и да и нет». Я не понял, какой из его ответов правильный — «да» или «нет», — и попросил объяснить, а он поведал мне целую историю о себе и городе, рассказывая так:
— Видишь ли, мы — Грабительские духи, мы грабим плотских женщин по всей земле, в любом государстве, городе и селенье. Слушай, Плотское существо, внимательно, я расскажу тебе, как это делается. Если какая-нибудь женщина понесет, или у нее зачнется ребенок, мы выбираем одного из нас, чтобы он явился, когда она спит, и с помощью нашей магической силы заменился у нее в животе на ребенка. Женщина носит его под сердцем, а потом рожает вместо ребенка, и месяца через два или три после родов — вот она, самая главная тайна, о которой не знают плотские существа! — он становится в точности как полуторагодовалый и всем, а особенно матери, нравится, потому что выглядит сверхзамечательным, или удивительно необыкновенным, ребенком. Добьется он, значит, всеобщей любви и потом начинает притворяться больным, а любящая мать, чтоб его исцелить, принимается тратить все свои деньги и жертвует все свое достояние богам — лишь бы любимое дитя исцелилось. А этот ребенок — Грабительский дух — наделен сверхъестественной притягательной силой, и вот все деньги и жертвы богам копятся для него в секретном месте.
Как только у матери достояние истощается, ребенок искусно прикидывается мертвым, так что любящие сородичи его матери говорят со вздохом: «Бедняга умер», — но им неведомо, что он сверхъестественный и просто перестал на время дышать. Родичи оплакивают его и хоронят, но ровно в полночь он встает из могилы и сразу идет в секретное место, где жертвы богам — козы, овцы и птица — стоят, живехонькие, рядом с деньгами, которые покоятся в особых мешках, и бывший ребенок возвращается восвояси с накопленными во время болезни богатствами. И если ты, Плотское существо, повстречаешь сверхзамечательного ребенка, который за месяц сделался годовалым, а месяца через два неожиданно умер, знай — это был Грабительский дух, заменившийся в животе у матери на ребенка. А если ты не веришь моей истории, разрой могилу сверхзамечательного ребенка в третий день после смерти — и ты увидишь: там не окажется детского трупа, потому что он ожил и живет в нашем городе, уже не трупно, а в виде духа. И у нас тут нет иного труда, как рождаться, грабить своих мнимых сородичей, уходить в могилу и опять возрождаться. Мы — сверхдети, рожденные для могилы, или Грабительские духи из Леса.
Когда он поведал мне про «детей для могилы», или «Грабительских духов из Леса», я понял начальное «и да и нет»: они живут, как плотские существа, даже питаются человеческой пищей, но притом все равно остаются духами.
Вот он поведал мне про Грабительских духов и спросил, хочу ли я пожить у него, а когда я ответил ему, что хочу, он поселил меня в отдельной комнате. Я жил у него и ни в чем не нуждался, будто он был мне отец и мать, но однажды он вызвал меня и сказал, что скоро уйдет в человеческий город и оставит мне дом с имуществом как хозяину, а сам вернется месяцев через десять. Потому что он обещал показать мне воочию свою грабительскую незримую силу — прежде чем нам придется расстаться, — чтоб я поверил его рассказу. Я-то ему, разумеется, не поверил и не знал, зачем он отправляется в этот город, да и как этот город называется, не спросил. И вот в час ночи он стал невидимым, или ушел в человеческий город, а я остался в его доме один. Он, значит, стал невидимым и пропал, но и я не сидел все время дома один, а выходил иногда прогуляться по городу и вскоре сделался близким приятелем с духом такого же возраста, как я сам, — а отец у этого духа был богачом и коренным, от далеких предков, Грабителем, но мы по молодости быстро сдружились, когда я вышел погулять в город, чтобы избавиться на время от одиночества. И мой знакомец учил меня языку, на котором объясняются друг с другом духи, — я был не дух, но говорил с ним, как с другом, хотя не умел еще объясняться гладко, а знал только самые простые слова. Мы так сдружились, что я совсем позабыл про свое возвращение из Леса Духов. Но однажды ночью, когда я спал, раздался стук в дверь — а она была каменной, — и домой явился Грабительский дух: через десять месяцев и в час ночи, по обещанию. Он явился с тюками домотканой одежды, пригнал стаю птиц вроде кур и гусей, большое стадо домашних животных, таких, как овцы, коровы и козы, и принес под мышкой целый куль денег. Но когда от вытряс из тюков принесенное, я обнаружил вещи моих друзей и одежду, которую покупала нам с братом мать, пока нас всех не разлучила война. На второй день после его прихода мы забили птицу и домашних животных, чтоб устроить пиршество всем Грабительским духам в честь его возвращения с награбленным достоянием. Но когда я увидел вещи моих друзей, а главное, братову и свою одежду, мне поневоле пришлось поверить, что мой хозяин — Грабительский дух с незримой для человека магической силой. Я у него, правда, не решился спросить, как он добыл наши с братом вещи — для таких вопросов я был еще молод, — и поэтому вещи остались у него, и он распродал их в разные города, духам с другой магической силой, которые не умеют грабить людей; но мясо животных, забитых для пиршества, я тоже ел, и мне было вкусно.
