Пока попробую устроиться на подработку, немного подкоплю, чтобы хватило на первое время мне и малышу. Ну а дальше, как говорится, дал бог зайку, даст и лужайку. Нет, я, конечно же, совсем не думала о том, что после родов на меня посыплются блага, просто знала – мы с ребёнком обязательно справимся.
Я – справлюсь.
С этими мыслями я отправилась в свою комнату, чтобы собраться с духом перед одним из самых важных разговоров в моей жизни. С кухни доносились голоса – наверняка бабушка и мама снова обсуждают какую-нибудь передачу. Значит, нужно действовать, пока все не разошлись по своим делам.
«Ну… как всё прошло? Ты молчишь… или я вам мешаю с будущим папочкой? :)))» – пришло от Веры, когда я переодевалась.
Эта её шутливая фраза неожиданно разозлила. Неужто Васильева не понимала, какую чушь у меня спрашивает? Пусть даже и несерьёзно.
«Перестань говорить ерунду! Позвоню, как смогу», – дала я ей понять в ответном сообщении, что говорить на эту тему сейчас не намерена, после чего отключила телефон и, сделав тяжёлый глубокий вдох, отправилась на кухню.
В компании мамы и бабушки обнаружился ещё и Владимир Андреевич, что поначалу вызвало ступор. Говорить при неродном человеке, пусть он и был довольно близок моей семье, не хотелось. С другой стороны, мама так или иначе расскажет ему всё.
Они встречались уже около двух лет. Владимир Андреевич влюбился в маму с первого взгляда, как он сам говорил. Улыбался тепло и рассказывал, что с первого мгновения, как они встретились, решил, что она станет его женой. И я ему верила. Мама, похоже, в последнее время, тоже.
– Катюша, а мы думали, ты гуляешь, – сказала она, поднимаясь с углового диванчика, на котором сидела возле Владимира Андреевича. – Сейчас обед тебе разогрею.
Я помотала головой и, указав маме на то место, с которого она только что встала, попросила:
– Присядь, пожалуйста, я хочу поговорить. С вами со всеми, – добавила, увидев вопросительный взгляд Владимира Андреевича.
Он серьёзно кивнул и, поправив очки в тонкой оправе, приготовился слушать. Бабуля с мамой, улыбнувшись, переглянулись. Наверняка решили, что у меня для них какие-нибудь приятные новости.
– Я много думала, – соврала с места в карьер, – и решила, что не буду учиться. По крайней мере, пока, – выпалила на одном дыхании и замерла.
Мама нахмурилась, Владимир Андреевич приподнял тёмную бровь. Бабушка выглядела настолько растерянной, что я тут же начала корить себя за то, что позволила Зеленову сотворить со мной непотребство.
– Но почему? – тихо спросила мама. – Ты ведь так этого хотела.
Да… кому, как не ей, знать, насколько сильно я мечтала выучиться, получить престижную профессию, сделать карьеру… Быть хоть в чём-то если не первой, то на весьма уважаемом месте.
– Хотела, но передумала, – беззаботно пожала я плечами, хотя, понимала, насколько театральным, должно быть, выглядит этот жест со стороны.
Набрав в грудь побольше воздуха, я всё же выпалила:
– В ближайшее время мне будет не до учёбы. Я беременна, мам.
Тишину, которая повисла в кухне, казалось, можно было резать ножом. Она так угнетала, что я уже начала жалеть о сказанном. Наверное, самое безобидное, что я могла сейчас услышать от родных – мы тебя не так воспитывали! И даже хотела бы, чтобы мама, или бабушка проронили хоть слово. Лишь бы только не стоять вот так со вспотевшими ладонями, не знать, куда деть руки, и ждать приговора.
– И кто отец? – выдохнула мама чуть позже.
На близких я старалась не смотреть. Достаточно было того, что чувствовала на себе их взгляды, и от этого мне было не по себе. Потому что уже успела нафантазировать, что ничего, кроме осуждения, если не презрения, в глазах родных нет.
– Лёша Зеленов, – выдохнула я, после чего всё же посмотрела на маму и твёрдо проговорила: – И он не должен об этом узнать… что бы ни случилось.
– Но почему? – подал голос Владимир Андреевич. – Он чем-то тебя обидел?
– Ты не говорила нам, что с ним встречаешься… – пробормотала бабушка.
Да уж… как же сказать-то помягче, что я ни с кем никогда не встречалась, тем более, с Лёшей? Бабуля этого точно не поймёт.
– Уже нет, – опять соврала я. – И нет дважды. Он меня не обидел.
– Но он же имеет право знать, что станет отцом, – мягко сказал Владимир Андреевич.
Пожалуй, говорить при нём было не лучшей моей идеей. Он рассматривал всё это с позиции мужчины, что закономерно, а я ну никак не желала думать о том, какие права имеет или не имеет Зеленов.
– Всё. Этот вопрос закрыт, – отрезала я. – И если кто-нибудь из вас решит вмешаться и отправится говорить с Алексеем или, что хуже, с его родителями, вы меня больше никогда не увидите.
Поставив этот ультиматум, больше похожий на бред сумасшедшей, я удалилась с кухни. Хотелось рыдать. Эмоции зашкаливали, и как с ними совладать, я не знала. Во всё случившееся совершенно не хотелось верить. Однако я твёрдо знала – чем скорее я приму эту новую реальность, тем лучше будет для меня.
– Нам нужно поговорить, – сказала мама на следующий день.
Мы с ней были дома одни. Вчерашний вечер завершился… обыденно. Мы поужинали, не возвращаясь к теме моей беременности. Перед сном мама заглянула ко мне, чтобы спросить, как я. И на этом всё. И вот теперь нам предстояла новая беседа. Не сказать, что я была к ней готова.
– Слушаю, – вздохнула я, мешая по сотому кругу сахар в уже остывшем чае.
– Я хотела сказать…
Мама отвлеклась от своего занятия в виде нарезания овощей для супа и, вытерев руки о фартук, присела рядом со мной.
– Я хотела сказать – знай, мы с бабушкой тебе поможем. Целиком и полностью. Сделаем всё, что в наших силах. Вырастим нашего малыша, не переживай.
Эти слова, такие неожиданные и такие важные, заставили меня всхлипнуть. Из глаз сами по себе хлынули потоки слёз. Мама тоже шмыгнула носом и отёрла солёные дорожки, появившиеся на щеках.
– Спасибо… – прошептала я, и подалась к маме.
Она неловко обняла меня, насколько это позволял сделать разделявший нас стол. Стала гладить по волосам, и я вдруг, впервые за последние дни, испытала чувство спокойствия.
– Почему ты сразу нам ничего не сказала… ну прямо с первого дня как заподозрила? – мягко спросила мама, отстранившись.
Я вздохнула. Сейчас понимала, что виной тому был, наверное, страх в первую очередь.
– Испугалась. Сильно, – призналась я.
– Мы могли – и должны были – пройти это вместе, – ответила мама. – Но как уж получилось. Кстати, бабушка очень даже рада, что успеет увидеть ещё и правнуков.
Я расплылась в улыбке, а на глазах снова появились слёзы. Гормоны, наверное, уже начали играть.
– Кать… ты не подумай, я не лезу. Ты у меня уже взрослая совсем. Но… я так и не поняла, почему Алексей-то знать о ребёнке не должен?
Мама завела ту тему, которая была для меня очень болезненной. Но всё же я понимала – она имеет право знать если не всё, то хотя бы основную часть.
– Скажем так… наша ночь с ним была нежеланной для обеих сторон, – расплывчато ответила маме. И тут же пожалела о сказанном.
– Его заставили? Тебя заставили?!
В голосе её было столько тревоги и ужаса, что я поспешила пояснить:
– Нет! Никто никого не заставлял. Зеленов просто хотел ммм… быть с другой. А пришёл ко мне. Я же спала и не особо помню, что и как происходило. К тому же, нам обоим по восемнадцать, и если я достаточно взрослая для ребёнка, то парни в этом плане задерживаются в развитии.
Да уж, Катя. Пять баллов тебе за объяснения. Их не способен понять даже самый разумный человек.
Мама сидела, глядя на меня так, словно я только что выдала несусветную чушь. Впрочем, так оно всё примерно и было. Ну не скажешь же ей, что со стороны Лёши это была вынужденная мера, чтобы не посрамиться перед друзьями?
Господи! До меня снова дошёл весь ужас ситуации. Все парни – а скорее всего, и девчонки – знали обстоятельства нашей с Зеленовым близости. Какой кошмар… мне что теперь, из дома не выйти, что ли, чтобы не попасться на глаза тех, кто наверняка смеётся за моей спиной?