Человек отрезал сколько мог от своей противомоскитной сетки и ухитрился сделать грубые накомарники для двух измученных животных, так что они могли, по крайней мере, свободно дышать, не втягивая в себя при каждом вдохе облака кусачих паразитов. Кроме того, они измазались с головы до ног грязью, а больше им уже ничего не оставалось делать. По крайней мере, подумал Иеро, им не грозит недостаток воды. Он обнаружил, что в не слишком мелких и невзбаламученных водоемах вода была совершенно чистой и ее было достаточно разок процедить, чтобы избавиться от насекомых и других паразитов, и можно было заливать во фляги.
Другое дело – еда. Еще оставались в седельных сумках куски тетерева, довольно много пеммикана и еще больше галет, но Иеро понимал, что этот запас следует хранить как можно дольше. Лорсу достаточно позволить попастись перед тем, как они отправятся в ночной путь: рядом с водоемом и в самой воде найдется достаточно много сочных растений. Но что остается делать бедному медведю, кроме как истреблять вместе с человеком тающие запасы? Ага!
Он быстро зашарил в ближайшей седельной сумке, моментально забыв о насекомых и о влажной жаре. Конечно же, рыболовные принадлежности лежат в своей коробке. «Посмотрим, – подумал он, – смогу ли я добросить отсюда до воды?»
Тщательно привязав тяжелую блестящую наживку к леске из жилки, он швырнул ее в коричневую мутную протоку, текущую в нескольких ярдах от устья туннеля, который он прорубил в тростнике. На третий раз резкий рывок сигнализировал ему о некоторой удаче, и вскоре толстая полосатая рыба, окунь какого-то неизвестного ему вида, как решил Иеро, весившая около трех фунтов, уже била хвостом по грязной отмели. Прежде чем удача покинула Иеро, он выловил еще двух окуней. Одного он отдал Горму, который набросился на рыбу и, кажется, нашел ее превосходной. Две другие Иеро вычистил и выпотрошил, отложив на потом одну, а другую сразу же съел сам. Ему и раньше много раз приходилось есть сырую рыбу: вначале он тщательно осмотрел ее и убедился, что, как это иногда бывает, червяков в ней нет. Конечно же, разводить огонь в их положении было в высшей степени неразумно, ведь они знали, что небеса отныне не свободны от враждебных глаз. Вместе с рыбой он съел сухую галету и небольшой кусок пеммикана, потому что в рыбе нет ни жира, ни масла. Потом он свернулся калачиком и решил поспать, изо всех сил стараясь не обращать внимания на паразитов, крылатых и бескрылых, а переносить их укусы столь же стоически, как и два его спутника.
Вечером, не заметив за день никаких крылатых разведчиков, он велел Клацу попастись, и вскоре к жужжанию москитов и хору лягушек добавился непрерывный хруст водорослей. Впервые за все время в вечернем небе появилось множество мелких пташек, раздались их звонкие трели, сопровождавшие охоту насекомых над болотом. Иеро грустно подумал, что таких пташек понадобилось бы примерно в 8 000 000 раз больше, чтобы заметно уменьшить популяцию москитов. Он поделился последней рыбой и галетой с медведем, а тот нашел и откопал в грязи пару беловатых корнеплодов. Иеро осторожно попробовал один из них, ощутил острый привкус какой-то кислоты и понял, что ему не стоит разнообразить свое меню такими растениями.
Позволив лорсу часок попастись, Иеро решил, что это максимальный срок, на который он может позволить себе задержаться. Болота нужно пересечь, и чем скорее, тем лучше. В сложившихся обстоятельствах им приходилось идти только ночью, и даже это время сокращалось кормлением и поисками убежища.
Клац откликнулся на зов довольно охотно и его хозяин обратил внимание на то, что он не искупался – только его морда и ноги до колен были мокрыми. А так как огромный лорс любил воду и плескался при первой возможности, это было удивительно.
«Что-то неизвестной породы в глубине, – донесся мысленный ответ на мысленный вопрос священника. – Плохо слишком, чтобы драться.»
Такое сухое прозаическое заявление скакуна заставило Иеро вытаращиться. Он вскочил в седло, окликнул Горма и направился к дальней стороне тростникового острова, на котором они находились. Перед ними простирались залитые лунным светом мелководья, часто перемежаемые грязными отмелями, и только далеко сбоку виднелась глубокая вода. Человек был чрезвычайно рад, что глубокий пролив они пересекли прошлой ночью и раздумывал, кого же учуял там лорс. Иеро и не приходило в голову усомниться в справедливости суждений Клаца и остроте его чувств. Если он сказал, что в воде скрывается что-то плохое, то так оно и есть; а если он испугался, то, значит, скрывается нечто ужасающее. Это могло быть все, что угодно – от колоссального щелкуна до одного из тех лягушкоподобных чудовищ, с которыми они недавно столкнулись. «Или нечто еще более отвратительное», – подумал Иеро. Он и раньше уже задумывался, почему летучий наблюдатель не появляется днем. Возможно, ответ очень прост. Огромное болото считалось, с полным на то основанием, настолько опасным, что Нечистые либо не верили, что он отважится углубиться в него, либо, если и допускали такую мысль, то считали, что из болота он уже не вернется. И оба умозаключения, признал он, были весьма логичными.
Один раз ночью они слышали громоподобный рев гигантской амфибии, но рев донесся издалека и со стороны – с востока. Еще раз, позже, из зарослей высоких растений, которые они огибали, донесся мощнейший свист, будто прадедушка всех змей внезапно разгневался. Они поспешили покинуть эту местность, и хотя Иеро постоянно оглядывался и тщательно осматривался около часа, видимо, их никто не преследовал. Горм прокладывал дорогу очень осторожно, обследовал каждую грязевую отмель, которую им приходилось преодолевать, чтобы убедиться, что это не подобие зыбучих песков или трясина, которые могли бы поглотить весь их маленький отряд. Дважды такие места им попадались, но медведь, по-видимому, хорошо умел их распознавать, и человека постепенно оставили опасения, что их поглотит трясина.
Они все дальше и дальше заходили в покрытые водой места, легкие бризы перемешивали влажный воздух и до них доносились все более странные запахи. Священник смотрел, как широкие копыта Клаца все более уплощаются на грязи и ему пришло в голову, что, вполне возможно, он – первый человек, который пытается пересечь болото верхом на животном, прекрасно приспособленным к наполовину водному образу жизни, и с таким бесценным проводником и сопровождающим, как медведь. А это значит, что им может сопутствовать успех там, где все остальные гибли.
Они провели еще один отвратительный день, на сей раз под дождем, к счастью – теплым. Горм нашел еще один холмик гниющих растений, на котором росли тростник и гигантские кувшинки, и снова Иеро прорубил пещерку, в которую им пришлось заползти.
Вечером дождь все еще шел, и Иеро, несмотря на упорные попытки, не смог поймать рыбы. Он поделился с медведем тетеревятиной, галетой и пеммиканом, так как на этот раз и Горму не удалось отыскать съедобных корешков. Однако Клац, видимо, был совершенно доволен местной растительностью и, поскольку поблизости не было глубин, он повалялся на грязном мелководье.
Наконец, Горм вновь повел их вперед. Сыпался мелкий дождь, было темно. Возможно, из-за этого им дважды пришлось пускаться вплавь, к счастью без происшествий.
На самом деле, если бы Иеро позволил себе ненадолго задуматься, он бы понял, что им очень и очень везет. Вот уже третий день они идут по гигантскому болоту и до сих пор видели или сталкивались с очень немногими формами чудовищной жизни, которые населяют этот неприветливый край. И несмотря на тучи вредных насекомых, Иеро, как ни странно, не подцепил никакой лихорадки, страшившей жителей отдаленных границ Великой Топи.
И снова священник прорубился на островок, состоящий отчасти из растущих, отчасти из отмерших растений. Приладив противомоскитные сетки на животных, он надел свою и приготовился к еще одному сырому, полному пиявок и москитов дню, с расчесами зудящего тела и проклятиями. Они разбили стоянку на берегу мрачной глубокой лагуны, но он не обращал внимания на черную воду: его осторожность была странным образом подавлена.
