Поразмыслив, человек решил воспользоваться кристаллом, а заодно и метнуть фигурки. Он достал их, помолился, облачился в соответствующее одеяние и велел животным не беспокоить себя. Сосредоточив мысли на предстоящем маршруте и уставившись в кристалл, он принялся подыскивать подходящую пару глаз.
Первая попытка оказалась неудачной. Он обнаружил, что смотрит на пустынную водную гладь почти у самой поверхности воды. Да и видеть-то толком он не мог, потому что лягушка, черепаха или что-то подобное, чьи глаза он позаимствовал, сидела в зарослях камыша и сама-то плохо видела на расстоянии. Зажмурив свои глаза, Иеро пожелал сменить поле зрения, подчеркнув на сей раз высоту, расстояние и ясность взора. Он хотел бы на сей раз воспользоваться глазами сокола или другой птицы, высматривающей добычу в воде или болотах, лежащих перед нею.
Снова кристалл прояснился и на сей раз мысленное пожелание высоты исполнилось, но совсем не так, как планировал Иеро!
Он действительно оказался очень высоко, возможно, в миле от земли или даже больше, и с первого же мгновения увидел землю, расстилающуюся под ним: сосны тайга, переходящие в огромное болото, и далеко впереди блеск того, что могло быть только Внутренним морем. И видел он теперь великолепно! Высокоразвитый мозг, чьими глазами он так неосмотрительно воспользовался, в свою очередь ощутил его присутствие, а, осознав, тут же попытался определить, кто он такой и где находится. Иеро оказался каким-то образом связанным с этим взбешенным мозгом, который, каким бы холодным и отталкивающим ни был, являлся почти тождественным мозгу Иеро и пытался всем своим существом определить теперешнее его местоположение.
Иеро разорвал эту связь ударом, от которого заболела голова. Последнее, что он видел глазами врага – круглый нос какого-то механизма, похожий на гигантскую пулю и – уголком глаза – начало огромных крыльев, сделанных из чего-то вроде раскрашенного дерева.
Полет человека остался не более чем в четках монастырских ученых, но они хорошо знали, что в далеком прошлом такой полет был повсеместно распространенным явлением. Его, конечно же, откроют заново, когда будет покончено с другими первоочередными исследованиями. Но, оказывается, на полет в воздухе уже наложила свои лапы Нечисть! Высоко над тайгом в голубом небе силы зла располагают своими глазами, о которых никто не подозревает, и эти глаза сейчас пытаются отыскать след путешественников, чтобы поймать их. И сам Иеро навел сулящего смерть наблюдателя на их теперешнее местоположение, по крайней мере таким образом, который позволит врагу организовать преследование как можно быстрее. Он вскочил на ноги.
– Ложись! – голосом он отдал приказ лорсу и отвел его к тесно растущей группе пихт, свободной рукой подталкивая туда и Горма. Медведь сразу же все понял и не пытался затеять мыслеобмен. Тренированный лорс и нетренированный медведь оба ощутили внезапное появление непредвиденной опасности, и подгонять их не пришлось.
Иеро привалился к боку лорса со взведенным наготове метателем. Хотя дистанция его точного боя не превышала трехсот футов, но им можно было пользоваться и на расстоянии вдвое большем, и, к тому же, это было самое мощное его оружие. Вглядываясь в небо сквозь покров игл и ветвей, он искал своего врага. Наконец, он его увидел. Высоко в небе и далеко в стороне ленивыми кругами парил черный силуэт, похожий на огромного сокола. Он то появлялся, то исчезал из виду. Священник достал из сумки свой дальнозор – короткий медный телескоп, которым пользовался крайне редко, и попытался разглядеть врага. Самолет или, на самом деле, безмоторный планер – что это такое, Иеро уж во всяком случае знать не мог – все же был слишком далеко. «Так вот что, значит, пытался описать медведь», – подумал он. Охота вовсе не окончена, просто сети теперь раскинуты широко и, несмотря на расстояние, которое, как он надеялся, отделяет врагов от него, силы Нечисти все же идут по из следу. Он угрюмо посмотрел на землю, а потом на левую руку, все еще стиснутую в кулак.
Кулак! Он бросил взгляд на полянку, которую только что покинул. И кристалл, и фигурки все еще лежали там. Он скользнул в укрытие так быстро, что совершенно забыл про них. Он позволил врагу испугать себя, поколебать свою уверенность. Иеро быстро произнес математическое правило в качестве молитвы и взглянул на свою ладонь, где лежали три фигурки, бессознательно выловленные им во время мысленной схватки с летчиком.
Во-первых маленькая рыба, резная фигурка с раздвоенным хвостом. Она означает воду, воду в любом виде. А так же означает или может означать лодки, пристани, сети, удочки, соль и другие понятия, связанные с водой. Это был также один из символов принадлежности к мужскому полу. Вторым символом оказалось крошечное копье. Оно означало войну вообще и включало в себя схватки всех сортов, а также любую опасную охоту. Последний символ оказался очень странным и Иеро пришлось припомнить школьные занятия, когда он изучал различные значения всех символических фигурок. Этот символ никогда не попадался ему в руку, ни разу за все многолетние предыдущие попытки. Это был крест, крошечный символ семитысячелетнего христианства, но в самом его центре, там, где сходятся перекладины, был вырезан миниатюрный овальный глаз. Крест и Глаз! Иеро почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Этот редко встречающийся символ предсказывал столкновение со ментальным злом, чем-то таким, что угрожало не просто телу, но и самой душе.
Он осторожно положил эти символы на землю и обратил взгляд на небо. Летательный аппарат был еще виден, но казался просто точкой далеко в северной части неба. Священник метнулся на полянку и подобрал кристалл, фигурки и ларец. Даже орел не смог бы разглядеть движение на таком расстоянии, подумал он.
Священник упаковал свои принадлежности, Клац жевал свою жвачку, а медведь посапывал, полностью расслабившись и моментально погрузившись в сон. Иеро снова и снова обдумывал значение трех символов. Он направляется к воде, даже если он попытается повернуть, то почти наверняка уже слишком поздно. Летун примерно знает, где он и, возможно, уже организуется преследование. Он не отважился послушать добытый им жезл из опасения, что его засекут, но был уверен, что эфир вибрирует от призывов и наставлений Нечисти. Несомненно, лемуты так и хлынут из своих убежищ на севере. А как насчет Юга? Какая ловушка или ловушки ждут их там?
Рыба, Копье и Глазастый Крест! Вода, сражение и какая-то ментальная угроза. Но правильно ли он понял значение символов? В любом случае есть несколько различных интерпретаций. Последний символ, Глазастый Крест, может означать зловещую психическую угрозу, но может означать и великий грех, который ляжет на совесть самого прорицателя, и, даже более того, смертный грех. «Черт побери все это», – гневно сказал себе Иеро. Прежде чем покинуть Республику, он исповедовался аббату Демеро. А то, что он сказал Леслане д'Ондоте, что она не станет ни его первой, ни второй, никакой женой, а дальше, что все ее таланты сводятся к тому, чтобы падать на спину при всяком удобном случае, так это вовсе не смертный грех, а легкая грубость. Более тяжелой вины он за собой не чувствовал.
Предположим теперь, что Копье означает охоту, а Рыба – лодку. Нет, в теперешних условиях это просто глупо. Ну, а какие еще есть возможности? Все долгое послеполуденное время он по разному вертел в уме всевозможные комбинации этих трех символов. Но в основном его мысли занимал Глазастый Крест. Внутренне он был уверен, что не совершал и не совершит никакого смертного греха, а, значит, близится ужасная схватка с силами зла, подчиняющимися Нечисти.
Решив не показываться пилоту летательного аппарата, кем-бы он ни был – человеком, лемутом или кем-то еще, Иеро вместе со своими двумя спутниками подождал, пока солнце не оказалось лишь тонкой красной полоской на западном горизонте. Только тогда они выбрались из-под пихт и отправились на юг по грязи между последними, самыми упрямыми деревьями тайга.
Начали появляться лужицы, вода в которых поблескивала в свете звезд, и вскоре они начали попадаться все чаще. Деревья становились все более низкорослыми, а сосны исчезли вовсе. Вместо них стали появляться кувшинки и другие болотные растения, смутно вырисовывающиеся в ночи. Бледные ночные цветы, растущие в грязных лужах, издавали странный и приятный аромат, а от других, казалось, во всем точно таких же луж, исходило зловоние. Папоротники тоже стали очень большими, иногда выше головы Клаца, и росли они большими темными кустами, иногда такими плотными, что путешественникам приходилось обходить их. В последние дни воздух становился все теплее, но теперь он стал и теплым и нежным, и даже за благоуханным ароматом угадывался намек на тяжелое гниение перезрелых растений. Позади остался тайг с его холодными животворными ветрами, и теперь они дышали воздухом Великой Топи, населенной чудовищами болота и раскинувшейся на много лиг вдоль северного берега Внутреннего моря. Это была нехоженная, чрезвычайно опасная пустынная местность, весьма приблизительно нанесенная на любых картах.
