– И… и мстить я не собираюсь, – сказала я и почти поверила.
Тетушка приподнял светлую бровь.
– Ну или как получится… если так подумать, то у меня ерунда… и… и как-нибудь переживется. Справка, конечно, не слишком хорошо, но я ведь могу подать заявку на аттестацию? Не в Москву, но на районное отделение.
Тетка молчала.
– Не по лекарскому делу, конечно, там колледж нужен, как минимум, да и душа не очень, а вот на травницу со справкой если даже… и просто аттестуют… получу разрешение на работу. Буду тебе с зельями помогать.
Я допила отвар, окончательно успокоившись.
И… и ведь хороший план.
Почему мне сразу в голову не пришел?
А во дворе меня ждали.
– Привет, – сказал повзрослевший и какой-то совершенно незнакомый Игорек и ладонями по волосам провел, осаживая светлую гриву.
– Привет, – ответила я, отступив к двери.
– Не бойся, я… извиниться пришел, – Игорек переминался с ноги на ногу. В выцветших джинсах с драными коленями, в клетчатой простой рубашке он казался совершенно обыкновенным.
Правда…
Тот, которого я помнила, был худым и угловатым. Нервным. Злым. Свято уверенным, что я и есть та его единственная, предначертанная любовь.
– Извини, – Игорек спрятал руки за спину. – Провожу? А то Акулина Никифоровна сказала, что ты работать устроилась.
– Да тут недалеко…
Вот… может, он и выше стал. Точно стал. На полголовы. Оборотни, они долго расти продолжают, вон, дядьке Святу я и до плеча не достаю, а Игорьку пока достаю. И плечи эти шире раза в два. И руки толще. Но разница не в плечах с руками. Тот, прежний, был задирист.
И упрям.
Сколько я его гоняла, потом уже, когда устала объяснять, что не желаю быть ничьей единственной и замуж за Игорька не пойду.
Даже после школы.
Что у меня планы, что…
– Ничего, все одно… тут чужих понаехало, – слегка заостренное ухо с опушкой светлых волос по краю дернулось. – Бродят.
– Чужие?
Игорек молча забрал у меня корзину, в которую тетка сложила пару склянок: с вареньем, с медом и домашнею сметаной, а еще сковородку, ибо совершенно очевидно, что блинной у экспедиторов нет.
– Третий месяц уже, – Игорек пристроился рядом. А я… я не знала, что делать.
Прогнать?
Так ведь он пока ничего-то дурного не делал. И вовсе…
– В Калинковичах землю выкупили, – шел он неспешно, явно подстроившись под мой шаг. – Будут коттеджный поселок строить.
– Так это…
До Калинкович недалеко, километра три, если напрямки.
– Именно. Думаю, у инвесторов появилась мысль расшириться. А что, места здесь спокойные, хорошие. Заповедные…
Губа дернулась, и Игорек поспешно проглотил рык.
– Плохо все?
– Там… я узнавал через своих… в общем, далеко не все желали уезжать. Сама понимаешь, кто-то польстится на деньги, а кто-то в землю врос. Так вот, за позапрошлый год случилось пара пожаров, и еще парнишка пропал один. В лесу. Так и не нашли.
– Плохо, – как-то совсем невесело стало от этаких новостей. И собственные беды показались пустыми, надуманными.
И вправду…
Диплом? Кому он тут нужен. Это если бы в Москве оставаться, там без диплома никуда. А дома меня и без него знают. Разрешение? Выправить несложно. Я ведь все-таки не только в университете, но и у тетки училась.
– К нашим приходили с предложениями. Довольно выгодными. Цену они дают неплохую, но… – Игорек покачал головой.
– А тот паренек, который пропал…
– Не нашли. Отец искал. И я тоже. Как раз был в отпуске, – он замолчал.
– А ты вообще где…
– Сейчас здесь.
– А раньше?
– Раньше… – Игорек потер шею. – Где только не был… сперва в учебку пошел. Как ты уехала. Я… разозлился крепко. Следом думал отправиться. Найти. Вернуть… в общем, хватало дури. Благо, отец не позволил. Отправил меня… к дядьке. А тот к делу приставил. Нашел, куда злость повернуть.
– Извини, – я почувствовала, как краснею. – Но…
– Это ты меня извини, – покачал головой Игорек. – Я только после понял, сколько тебе попортил крови… и с Пашкой у тебя не сложилось.
– Как и с Витькой.
– И вообще… с нашими.
Рассмеялись мы оба одновременно. Я вдруг вспомнила то завидное упорство, с которым Игорек отваживал всех, кто вообще близко ко мне подходил. А с Пашкой они и дрались несколько раз. Тогда казалось, что из-за меня, и Пашкина матушка приходила к тетке ругаться. Я же испугалась и спряталась на печке, забралась с Васяткою, Пиратом, сидела и дрожала.
Хотя…
Тетка тогда ответила, что дрались не из-за меня, что мне оба они не сдались, но по собственной дурости, которой в этом возрасте слишком уж много.
– Дядька и приставил… в горах служил. В степях. Потом… в антитеррор перевели, там последние три года и был.
– А вернулся почему? – сердце обмерло.
Вдруг он… опять?
Нет, Игорек хороший.
Он умный. И добрый. И знаю, что если бы я за него замуж пошла, то… то, возможно, была бы счастлива. Или нет?
– Подстрелили, – Игорек переложил корзину в другую руку. – Да ладно бы так, но… пуля непростой была. Теперь вот… контуры нарушены. Оборачиваться не могу.
– Мне… жаль.
– Да ты тут ни при чем. Лабораторию одну вскрыли. Наводка была, как на обычную, ну, где дурь клепают, а на деле не просто дурь, но и зелья запретные из черного списка. Вот и охраняли их тоже… хорошо. Выжил, и уже ладно. Остальное… дома-то, сама знаешь, и выдюжу.
Он сказал это спокойно, и я, решившись, коснулась руки.
– Я помогу, чем смогу. И… и тетушка тоже. Или Ксюха, она с водой ладит, может, та согласится смыть дурное?
– Хорошо, – отказываться и уверять, что помощь вовсе не нужна, Игорек не стал.
Остановился.
Втянул воздух. И нахмурился.
– Там… тоже чужак. Ночью ходил. Метки ставил.
– Это Важен, наверное. Он из вашего рода…
– Не из нашего, – покачал головой Игорек. – Ир-р-рбис!
– Драться полезешь? – уточнила я и на всякий случай за корзину взялась. А то драка дракой, но завтрак готовить надобно.
– Не полезу, – Игорек улыбнулся во весь оскал. – Но… Марусь, будь осторожна, ладно? Ирбисы, они знаешь, какие хитрые? Этот и спрашивать не станет, закинет на плечи и в горах укроет. А там поди найди.
– Ты сейчас вообще о чем?
– Да так… – Игорек щелкнул меня по носу. – Я на всякий случай. И… и не бойся. Я понял. Я люблю тебя. И всегда любил.
Сердце ухнуло в пятки. Опять начинается!
– Да только как сестренку младшую… – оскал Игорька стал еще шире. – И хорошо, что ты тогда не согласилась замуж… не было бы счастья.
А вот это он произнес совершенно серьезно.
– Я дальше не пойду, но ты когда возвращаешься?
– Не знаю, – честно сказала я. – Завтрак. Потом обед. И ужин… может, только вечером, а может, еще время будет.
– Ясно, – Игорек снял с шеи цепочку и мне протянул. – Как идти соберешься, позови. Или ирбиса попроси…
– Зачем?
Тут ведь недалеко совсем и вообще… да я с малых лет по здешним местам гуляла.
– Чужаков много, – спокойно ответил Игорек. – А того мальчишку… его даже дядька Берендей отыскать не сумел.
Прозвучало… не слишком оптимистично.
Оленька Верещагина злилась.
Ей не нравилось здесь. Категорически. Всю ночь она проворочалась, пытаясь приспособиться что к спальнику, в котором было совершенно невозможно спать, что к палатке, что к самому месту, в котором она застряла на ближайший месяц.
А все матушка…
Кто ей донес? Ведь так хорошо получалось. Ненавистный университет окончен, диплом получен, даже с отличием, грамота легла к прочим грамотам, а Оленька, наконец, получила положенную ей долю наследного капитала.
Должна была.
– Дорогая, – сказала матушка ласково, и тогда Оленька поняла, что с деньгами её кинут.
Нет, совсем не отберут, ибо прадед в завещании своем был предельно конкретен, но вот основной доли капитала ей не видать.
– Появилась совершенно уникальная возможность, – матушка смотрела обычным своим оценивающим взглядом, в котором Оленька читала все-то, что матушка думала и об Оленьке, и о никчемности её. – Следует признать, что к науке ты совершенно не способна…