Да.

Для меня нет конца с обратным гаремом.

— Ну да ладно. — Я выдыхаю, и Спенсер широко улыбается.

— Да? — спрашивает он, и я пожимаю плечами «Почему бы и нет?» Он издаёт восторженный звук и потрясает кулаком, когда близнецы обмениваются взглядами. Когда он спрыгивает со скамейки и обнимает меня, я обнимаю его за шею, закрываю глаза и вспоминаю тот сладкий-пресладкий момент, когда я проснулась и обнаружила, что он забирается ко мне в постель.

До конца жизни я не забуду эту радость.

Итак… Спенсер Харгроув — мой новый парень.

И я просто должна сказать, что это огромное улучшение по сравнению с прошлым парнем.

Пошёл ты, Коди.

«Боже, это никогда не сработает», — думаю я, стоя у входа в учительскую. Дверь заперта, поэтому мне приходится ждать, пока кто-нибудь из персонала подойдёт и откроет её.

Так уж случилось, что это мистер Мерфи.

Здорово.

Он пристально смотрит на меня, и я смотрю в ответ.

— А мой папа, случайно, не там? — спрашиваю я, указывая на дверь. Мистер Мерфи бросает взгляд в ту сторону, а затем снова на меня.

— Давай выясним, — говорит он, доставая свои ключи.

Ключи, которые я пришла сюда украсть.

Он отпирает дверь, а затем открывает её, стоя сбоку, прислонившись к ней спиной, так что я могу заглянуть внутрь и увидеть отца, сидящего за столом с кучкой чопорных профессоров старой академии.

«Глубокий вдох, Шарлотта, постарайся быть хладнокровной».

Я не так хорошо с этим справляюсь.

Вместо того чтобы окликнуть отца, я вхожу в комнату и направляюсь прямо к нему. Мистер Мерфи издаёт тихий звук, но я игнорирую его, сфокусировав взгляд на отце.

«Ага, и как я, по-вашему, должна забрать у мистера Мерфи ключи, когда они у него в грёбаном кармане?»

— Шарлотта, — говорит папа, вставая со своего места. — Тебе не положено здесь находиться.

— Да, но… нам нужно поговорить, — отвечаю я, ненавидя каждую секунду этого. Я серьёзно собираюсь просто ляпнуть, что встречаюсь со Спенсером? Папа посмотрит на меня как на сумасшедшую. Ему будет интересно, почему я почувствовала необходимость прийти сюда и выпалить это.

Мой разум лихорадочно ищет другой план, но вместо этого папа кладёт тяжёлую руку мне на плечо и сжимает его, его лицо приобретает такое мрачное выражение, которое пугает меня до чёртиков.

— Пойдём со мной, — говорит он, ведя меня к двери и прямо мимо кофейного аппарата, где мистер Мерфи готовит себе чашечку. Здорово. Мы оказываемся в коридоре, и эта тяжёлая неловкость саваном повисает между нами. — Я согласен, что нам нужно поговорить. Поужинаешь со мной сегодня в семь?

— Я… ладно, — начинаю я, моргая, чтобы прояснить голову. — С мамой всё в порядке?

— С мамой всё хорошо, — отвечает он, глядя на меня со странной смесью грусти и нежности. Это странное выражение, которого я никогда раньше не видела. — Не опаздывай, ладно? — он гладит меня по голове — совершенно нехарактерный для него жест, кстати, — а затем поворачивается, понимая, что дверь учительской тем временем захлопнулась и заперлась сама.

Затем папа лезет в карман и достаёт огромный, громоздкий универсальный ключ.

Ох.

Ну, да.

Я почти закрываю лицо ладонью, но потом понимаю, что стою в коридоре, полном студентов, которые уже считают меня чудаком и безмерно недолюбливают.

Верно.

— Увидимся в семь, Чак, — говорит папа и затем исчезает в комнате.

Что ж.

Думаю, у меня есть альтернативный план, не так ли?

Глава 10

Вечером папа зовёт меня на ужин, и я обнаруживаю, что меня встречают с угощением, достойным Дня благодарения. Мы не едим так вкусно даже в мой день рождения. Мои брови подозрительно приподнимаются, но я сажусь за стол, гадая, каким будет объявление на этот раз.

В позапрошлый раз, когда папа удивил меня ужином из всех моих любимых блюд, он сказал мне, что они с мамой разводятся. В следующий раз это было для того, чтобы сообщить мне, что мама отправляется на реабилитацию.

В этот раз… Я даже представить себе не могу.

— Что происходит? — спрашиваю я, когда он садится, его лицо и манеры мрачны. Арчибальд Карсон расстилает у себя на коленях тканевую салфетку (кто, чёрт возьми, вообще пользуется тканевыми салфетками в собственном доме?), а затем поправляет очки на длинной, широкой переносице.

— В последнее время я много думал. — Он драматично вздыхает и поднимает свои голубые глаза от тарелки на моё лицо. — А именно, о том, что лучше для тебя, не обязательно лучше для меня.

— О… кей, — начинаю я, прищуриваясь и накладывая себе кусочек «три-тип». Серьёзно, мой любимый кусок мяса; по-видимому, раньше он назывался стейк Санта-Мария, поскольку был так популярен в центральной Калифорнии. Полагаю, я калифорнийская девушка до мозга костей, да? — Что, чёрт возьми, это значит?

— Я хочу, чтобы ты поняла, что во всём этом нет твоей вины, — продолжает папа, и я вздыхаю, откладывая вилку. Это почти слово в слово то, что он сказал мне в тот день, когда сообщил, что мама уезжает. — Но я не чувствую, что для тебя здесь безопасно.

— Почему? — сухо спрашиваю я, откидываясь на спинку стула. — Из-за «самоубийства»? — я вывожу пальцами маленькие кавычки, пока папа смотрит на меня, переходя из режима папы в режим директора, вот так просто.

— Помимо всего прочего. Я решил отправить тебя обратно в Калифорнию.

У меня отвисает челюсть, а сердце раскалывается пополам.

Ладно, может быть, я не так сильно привязана к штату, как думала.

— Нет! — слова вырываются из меня, когда я встаю, роняя вилку на пол, кусочки еды разлетаются повсюду. — Почему? Я уже говорила тебе, что не хочу туда возвращаться. Разве ты не слышал, что я сказал о Монике и Коди…

— Пожалуйста, Шарлотта, остановись на минутку и выслушай меня.

— Я не хочу слушать. Я сказала тебе, что хочу остаться здесь. Ты делаешь это нарочно, чтобы помучить меня? — мысль о возвращении в Калифорнию сейчас после того, как вернулся Спенсер. После… ну, вы знаете, со Спенсером. Это уже слишком. А ещё есть ключи, и фломастер мистера Мерфи, и Юджин, и таинственный Адам, присылающий мне записки…

— Я делаю это, потому что люблю тебя, — произносит папа, и мои щёки вспыхивают. Мы не очень откровенны друг с другом, редко обнимаемся или употребляем слово на букву «Л». Я думаю, у меня развиваются серьёзные проблемы с проявлением нежности. — Но, хочешь верь, хочешь нет, я также понимаю, каково это — быть подростком, и не хочу давить на тебя, чтобы ты оказалась в ситуации, когда будешь несчастна.

— Неважно, какие варианты ты мне предложишь, если это повлечёт за собой мой уход из Адамсона, я буду несчастна. — Мои руки сжимаются в кулаки на поверхности стола, когда я смотрю на папу сверху вниз.

«Теперь всё обрело смысл: почему, он был милым всю неделю. Ясно».

— Твоя мать вышла из реабилитационного центра, и у неё всё хорошо. Ей даже удалось устроиться на работу и снять квартиру.

— Она вышла, и даже мне не позвонила? — спрашиваю я, сильно хмурясь. Осколок льда пронзает моё сердце, но я отбрасываю это чувство в сторону. Почему я должна этому удивляться? Мы с мамой не были близки… ну, никогда.

— Она работала над тем, чтобы наладить свою жизнь, чтобы ей было о чём тебе рассказать, — продолжает папа, всегда принимая её сторону. Это очень расстраивает, но на данный момент я к этому привыкла. — Я уже поговорил с ней, и она хочет, чтобы ты переехала к ней. Ты можешь посетить несколько школ, которые мы выбрали, и выбрать ту, которая покажется тебе наиболее подходящей.

Мои губы сжаты так плотно, что это причиняет боль, и я дрожу.