— Бабуль, сколько за букетик?

— Тысячу двести, — услышал Соколов накрученную сумму за букет мимоз, но ему было плевать. Быстро сунув в руку старушки деньги, Федор схватил цветы и помчался дальше.

Маша стояла спиной к нему, поэтому Соколов тут же обхватил ее сзади руками, суя девушке под нос мимозы.

— Я опоздал, я мудак, прости меня.

Маша уже собиралась возмутиться — это же просто непозволительная близость! Но нежный запах цветов, ударивший в ноздри, мигом заставил ее сердце оттаять.

— Прощается. На первый раз.

Он сжал ее чуть сильнее, не давая двигаться.

— Ты не замёрзла?

Федя отпускает Машу, и теперь, когда она поворачивается к нему лицом, он улыбается ей.

— Может, немного и замёрзла.

А ты ведь можешь меня согреть?

Нет, так открыто Маша флиртовать не будет. Не привыкла. Ее метод решения вопросов — сразу действие. Поэтому в следующую секунду Казанцева, прижимая к себе букет мимоз одной рукой, второй хватается за Федора. Привлекает его к себе, чтобы закончить то, что начала ещё вчера. Девушке приходится подняться на носочки, чтобы дотянуться до Соколова, поскольку ей не повезло с ростом так, как повезло той же Чопре — Маша еле дотягивала до ста шестидесяти трех сантиметров. Вот такая вот маленькая и злая дамочка. Точно карикатурная чихуахуа. Но, тем не менее, теперь она невесомо целует Федора в губы. Маше нравится быть неожиданной. Почти внезапной.

В своей голове Федор убеждён, что Маша должна быть с ним. В своей голове он уверен, что так и будет. И ничто им не помешает — все сомнения улягутся и больше никогда не возникнут, а они с Машей буду жить долго и счастливо. Федор просто не совсем понимает того, что, может быть, Маша вовсе этого не хочет и, если идет на сближение, то лишь потому, что Воробьев не хочет с ней быть.

На безрыбье и рак рыба или как там?

Ему кажется, что Казанцева начинает видеть в нем что-то, и от этих мыслей он приходит в восторг. Федора ещё ждёт сильный удар, когда он поймёт свое истинное место в этой истории, но пока он не думает об этом. Он весь охвачен эйфорией. Он готов для Маши на все. На все, что та скажет. Соколов очень эмоциональный парень — хотя по виду не скажешь. И очень хочет верить в лучшее. В хороший исход любой, даже грустной истории. Вот и в своей он тоже видит сейчас только хорошее.

Когда она берет его за руку, то Федор смотрит на нее со все той же улыбкой, и взгляд у него становится таким нежным, таким ласковым, что даже не самое кукольная его физиономия преображается.

Она становится на цыпочки и целует его в губы. Сердце пропускает удар. Федор даже не думал, что Маша будет его целовать. Вот так целовать. Он согласен с ней ещё долго за ручку ходить — только бы она соглашалась давать ему ручку. А она вдруг сделала этот шаг… Под сердцем вдруг становится очень тепло.

— Прости, что вчера убежала, — почти шепчет она, чуть отстранившись. — Появились неотложные дела.

— Да все хорошо, — отвечает и он чуть ли не шепотом.

Да, все отлично.

— Итак… Куда мы с тобой пойдем? — деловито поинтересовался Федор, протягивая Маше руку.

Обычно в его жизни иначе. В том смысле, что обычно его любили взаимно. А сейчас очевидно, что любит только он. Но Федору пока кажется, что его любви хватит на них обоих.

Маша тепло улыбается ему, и даже глаза у нее блестят. Нельзя сказать, что она уже забыла болезненную привязанность к Воробьеву, но Федор… С ним девушка чувствовала себя лучше. Чувствовала, словно с ним она, наконец, может стать счастливой. Словно ее томительное ожидание правильного человека закончено.

Но пока рано рассуждать о подобном, конечно. Казанцева сильно боялась обжечься. Если Соколов вдруг передумает, если найдёт себе кого-то получше… Цианид в кружке придется ждать уже ему.

— Не знаю, — даже как-то повеселев, пожимает плечами Маша. — Мне все равно.

Кажется, я пойду с тобой куда угодно.

— Может, прогуляемся в сторону Арбата? Я не очень люблю Красную площадь и все, что в том направлении находится.

— Конечно, пойдем куда захочешь.

Можно сказать, что Федор слегка помешался на ней. Нет, не в маньячном духе. Просто она ему в душу запала. И он никак не может ее из души выкурить. Какой-то частью сознания Федор все же понимает, что Маше он не нужен. Что, если Воробьев-таки бросит свою модель и обратит внимание на Машу, то она тут же о Федоре забудет. Он понимает, что убивается, может, и зря совершенно. Его не любят — очевидно. И согласилась Маша только потому, что Воробьев не согласился. И это все тревожит Федора. Заставляет его ещё более крутиться вокруг Маши. Больше, больше, ещё больше. Ему кажется, что если его будет много, то Воробьев отойдет на второй план. Но что-то внутри него знает, что он сам лопнет, как шарик, и истлеет из памяти, потому что никакого значения не имеет для Маши в действительности.

Но одно дело знать, а другое — показывать то, что знаешь. Федор смеётся, улыбается, он всегда оживлен, всегда несёт с собой что-то от праздника. Он очаровывает Машу, как может.

Казанцева цепляется своей рукой за протянутую руку Федора, переплетая его пальцы со своими. Они неспешно двигаются вдоль Садового кольца, чтобы скрыться во дворах и маленьких улочках на завороте к Патриаршим прудам. Сейчас, конечно, ещё не та погода для прогулок, но сегодня хотя бы снег не валит. Маша искоса поглядывает на восторженного Соколова, пока тот с пеной у рта рассказывает о нападении на Джэйдева Бхата. Интересно, откуда он знает столько подробностей?

Девушка чуть сжимает его пальцы в своих, понимая, что неосознанно обкусывает свои губы. Внутри что-то шевелится. Копошится в душе, подобно опарышам в мертвом теле. Маше понравилось быть так близко от Федора. Слишком понравилось. Это может посулить проблемы.

Внезапно она тормозит. Смотрит на него во все глаза, пока дыхание ее становится все более отрывистым.

— Федь, — перебивает его рассказ Казанцева. — Мы же… Я же теперь твоя девушка, да?

— Что? — она шокирует его своим вопросом. Соколов смотрит на нее, и в сердце колет страшно. — А ты хочешь? Ну… Хочешь со мной встречаться? Правда?

Он не очень большого ума. Потому что этой фразой Федор выдал все то, что он, действительно, к Маше чувствует — то, что он счастлив будет, если она согласится. Причём не так, как у нормальных пар. Совсем не так.

— Хочу, — честно отвечает девушка. — Я же строгих правил, забыл?

— Да! Да, конечно же, да!

Казанцевой необходимо все держать под контролем, иначе она сойдёт с ума. Уже сошла, но, если она поймёт, что ею просто играют, то этот процесс окажется необратим. Поэтому ей это так важно — поцеловать его, обозначив тем самым свою территорию. Узнать, какого рода у них отношения. Поэтому Маша внимательно следит за тем, как Федор меняется в лице после ее вопроса, следит за его тоном голоса при ответе.

А тот от счастья светится, точно бездомный щенок, которого приютили и хорошо накормили.

Маша сейчас не улыбается. Просто смотрит на Федора исподлобья, утопая в море сомнений. Можно сказать, что у нее даже поднимается уровень тревожности. Она пила с утра таблетки или нет?

— Тогда почему ты сам не целуешь меня?

«Пограничники» — они такие. Цепляются к мелочам, когда дело касается объекта их заинтересованности.

— Потому что я не знал — вдруг тебе не нравится, — честно признался Федор.

Он на вид похож на американского дилера, а на деле очень нежный парень. Не из тех, кто девушек принуждает к чему-то. Вот и Машу он принуждать не хотел. Просто обозначал свое присутствие, посылал сигналы. Она, наверное, даже не представляла, что он чувствует. Или если да, то наверное ей было… Ей это нравилось?

Федор подходит к Маше, ласково обнимает ту за талию. Очень нежно гладит. Почти невесомо. А потом целует. И сердце у него замирает. Голова кружится, как у школьника. Сразу хочется спросить — она же не оставит его теперь? Но он этого не делает. Просто смотрит ей в лицо и улыбается нежно. Даже странно видеть эту улыбку на его лице — щетина, бритый налысо, плечистый. Совсем не романтичный задохлик с буйной шевелюрой, как Давид. И не красавчик вроде Воробьева.