Фотографии именитых фотографов я не хранила, но к своим личным снимкам относилась трепетно. Я сохранила некоторые из них как память о былых временах и увлечениях и порой, пересматривая, испытывала ностальгию и сомнения в том, что, возможно, зря бросила это дело и занялась бизнесом. Бизнес-вумен из меня получилась неплохая, но кто знает, каким бы я могла стать фотографом. Я подавала огромные надежды и часто слышала, что у меня талант, может, стоило его развивать? Я достала свой телефон, быстро нашла нужные снимки и протянула его Дадо.

— На, посмотри, это моя личная фотосессия, снимала не я, конечно, но идея полностью принадлежит мне. Начиная с поз, интерьера, эмоций и заканчивая тем, как должен падать свет. Я, конечно, тут не совсем одета, ну да ладно, отвращения это у тебя явно не вызовет. Посмотри, сравни и уж после этого скажи, что я ей завидую.

Дадо взял телефон, стал листать, внимательно вглядываясь в экран, и чем больше он смотрел, тем чётче проступали эмоции на его лице. И они мне явно нравились, потому что я понимала какое впечатление они на него производят. Потому, что он видел не просто обнажённое тело — таких прелестей полно на любом сайте, где выставляют фото с пометкой «Ню» полным –полно,но он уловил суть и эмоции, что называется суть и соль автора, то есть меня. Не буду хвалиться, но я действительно на тот момент ощущала себя «чёртовым гением», когда создавала эту фотосессию.

И Дадо уловил все эти неистовые флюиды меня как художника, создающего образ. Это я поняла потому, как сначала разгладились морщины на его лице. Исчезло деланное хмурое выражение, которое он принял, когда спорил со мной о гениальности Пилар. Эти эмоции ушли, уступая место недоумению, затем переросли в удивление и, наконец, откровенное замешательство.

— Это твои работы? — спросил он, глядя на меня так, будто видел впервые.

— Да, а что?

— Это, это, это…

Дадо не находил слов для того, чтобы описать увиденное, он вернул мне телефон и, казалось, смотрел на меня совершенно другими глазами, будто открыл что-то новое, чего раньше никогда не видел. И я подозреваю, что в тот момент, и я сама открылась для него с совсем новой стороны, и это его привело к восторгу и неловкости одновременно, но меня это на тот момент это не волновало,ведь я была пьяна и обиженна. Поэтому все, что я на тот момент могла, это реагировать агрессивно.

— Знаю, и что? — огрызнулась я.

— Ничего, просто не думал, что ты умеешь так тонко чувствовать,тебе надо было не ресторатором,а фотографом стать.

— Понятно, ты, наверное, думал, что у меня калькулятор вместо мозгов и чековая книжка вместо сердца, — пошутила я.

— Нет конечно.

— Я еще много всего интересного умею, может мне профессию сменить? —продолжила злиться я.

— А почему ты больше не снимаешь?

— Не хочу, в какой-то момент я просто поняла, что это не моё, — отрывисто бросила я и потянулась за бутылкой, чтобы налить себе ещё вина, попросить об этом Дадо мне не пришло в голову. Вот к чему приводит самостоятельность.

— Но у тебя талант.

— И что? Понимаешь, это любить надо, я про фотодело и творчество вообще. Этим жить надо каждую минуту, а я, видимо, выдохлась, потому и бросила.

Я бы тебе никогда не показала эти снимки, но ты начал говорить о том, что я завидую. Вот я и разозлилась, захотелось что-то доказать тебе. Так что ты не прав, я не завидую и уж тем более не ревную. На последнем слове я осеклась, Дадо как-то странно посмотрел на меня, и это меня почему-то сильно взволновало. Дадо, скребя ножками по полу, пододвинул ко мне вплотную свой стул и, наклоняясь, тихо сказал:

— Зато я ревную.

И прежде чем я успела опомниться, протянул руку, обняв меня за талию, притянул к себе и поцеловал. И знаете, если бы он в тот момент не держал меня, то голову даю на отсечение, я бы сползла со стула и растеклась по полу как растаявшее мороженное.

Такого поворота событий, если честно, я не ожидала.

В дом к Ольге мы вернулись пьяные и притихшие, видимо, тот поцелуй в кафе произвёл впечатление на нас обоих. Наспех поинтересовавшись самочувствием хозяйки, мы удалились в выделенную нам спальню.

— Ты будешь спать там, — пальцем указала я Дадо на стоящую в углу кушетку.

Дадо посмотрел в направлении, куда указывал мой палец и пьяно хихикнул.

— У меня ноги будут на пол свисать.

— И что? Меня это, каким образом должно волновать? — фыркнула я, ничуть не смущаясь присутствия Дадо, стала стягивать платье прямо в спальне. Я понимаю, что это было не самой моей лучшей идеей но, идти переодеваться в ванную у меня, уже просто не было сил.

— А знаешь, тогда и мне наплевать, — заплетающимся языком ответил Дадо, в отличие от меня, он был более ловок и разделся гораздо раньше меня.

— Я буду спать тут. Заявил он и развалился на широкой постели. Я уставилась на него, не веря своим глазам, а потом, схватив за лодыжку, попыталась стащить его с кровати, но это было все равно,что пытаться тянуть бульдозер зацепив его веревкой. Конечно же у меня ничего не вышло.

— Эй, так не пойдёт, я на кушетку тоже не пойду. Она узкая, и я просто скачусь с неё во сне. — Попыталась возмутиться я, понимая, что силой наглого оккупанта я со своей постели не выгоню.

— Тогда выхода нет, будешь спать тут. Дадо похлопал по свободной части постели, затем повернулся на бок и деланно захрапел.

— Если ты думаешь, что я испугаюсь, то очень сильно ошибаешься, — натягивая халат, ответила я и чтобы доказать ему насколько все серьёзно, улеглась рядом, а потом вдруг резко дёрнула и стащила все одеяло на себя.

— Эй, так не честно.

Дадо схватил за уголок одеяла и тоже потащил на себя. После непродолжительной борьбы мы кое- как сумели его поделить и более-менее укрыться.

— Спокойной ночи, — сказал Дадо.

— И тебе не кашлять, — отозвалась я и демонстративно от него отвернувшись деланно захрапела.

— Не помню, как уснула, но чётко помню, как проснулась среди ночи. Хмель давно выветрился, и сослаться на пьяную галлюцинацию я уже не могла.

Мы с Дадо уже не лежали на разных концах кровати как можно дальше друг от друга, стараясь укрыться натянутым между нами одеялом. Теперь мы оба лежали на середине, тесно прижавшись. Моя рука лениво путешествовала по изгибам его тела, и он совершенно не был против, так же сонно обнимая и гладя меня в ответ. Сначала мы лежали тихо. Он лениво гладил меня по волосам, и мы неторопливо начали целоваться.

— Что мы делаем? — сонно пробормотала я.

— Целуемся, — так же буднично, но с хрипотцой ответил он.

— Нам не стоит этого делать.

Я попыталась собрать мысли и назвать весомую причину, почему нам действительно не стоит этого делать, но ещё не проснувшееся окончательно сознание убеждало меня в том, что ничего страшного на самом деле не происходит, и если это так чертовски приятно, то зачем тогда останавливаться? Тело моё тоже полностью было согласно с сознанием, и потому я продолжала скользить губами по шее Дадо, не открывая глаз.

Дадо тоже что-то неразборчиво ответил, щекоча губами мою кожу, но я даже не предприняла усилий, чтобы разобрать или понять, что именно он мне ответил. Все, что я успела из сказанного разобрать, это:

— Тебе приятно?

— Ещё как приятно! — тут же откликнулась я.

— И было бы ещё приятнее, если бы вся эта одежда не мешала…

— Думаю, что это вполне можно исправить, — промурлыкал Дадо и, развязав пояс моего халата, раздвинул ткань. Я попыталась было протестовать, но потом послала все к черту и стащила с него через голову футболку.

Голова у меня кружилась все сильнее, тело наливалось жаром от его прикосновений, какая-то разумная мысль отчаянно пыталась достучаться до меня, и я, возможно, смогла бы к ней прислушаться, но тут Дадо поцеловал меня в губы, начисто лишая способности трезво мыслить.

Желание и страсть полностью отключили мой разум. И это было не просто желание — жгучий голод. Я не просто хотела, я жаждала его всего без остатка.