— Вот билет на балет, на трамвай билета нет…

Иван шагнул за порог. Там стоял ободранный старенький «Москвич» без колес и стекол. Полный мужчина в дырявой майке ловко орудовал паяльной лампой — жаркое пламя жадно лизало потемневшее железо помятого крыла. Заметив тень в проеме двери, он повернул к вошедшему лицо, действительно напоминавшее цветом вареную свеклу.

— Привет, — не отрываясь от своего занятия, буркнул

Свекольный. — В чем дело?

— Перетолковать надо, — подмигнул ему Иван.

— Щас не могу. Видишь, занят.

— Лучше сейчас, — улыбнулся Купцов.

— Давай, — неожиданно согласился Свекольный, переходя ближе к капоту и заставляя Ивана отодвинуться. Тот втиснулся между ободранным «Москвичом» и стеной.

— Ты говори, я слушаю. — Свекольный свободной рукой почесал живот и настороженно стрельнул глазами на дверь

— Я из уголовного розыска, — сказал Иван. — Меня интересует «специалист» по машинам, который сейчас «работает» в городе.

Свекольный неожиданно поднял лампу и, резко увеличив длину пламени, повел им перед собой, как огненным мечом. Иван успел отпрянуть и спрятаться за корпусом «Москвича».

— Хто послал? — свистящим шепотом спросил ремонтник.

— Брось, дядя! — раздался сзади повелительный голос, и Свекольный обернулся.

Этого мгновения Ивану оказалось достаточно — метнувшись вперед, он выбил лампу из рук Свекольного и ударом ноги отбросил ее в сторону. Свекольный, прижавшись спиной к стене, медленно двинулся вдоль нее к лежавшей на полу лампе, настороженно переводя глаза с вошедшего в бокс Бондарева на Купцова.

— Брось, дядя, — повторил Саша. — Чего это ты?

Прижав могучей рукой ремонтника к стене, он с трудом протиснулся мимо него и, наклонившись, выключил лампу.

Свекольный дрожащей рукой вытер пот со лба и снова зыркнул глазами на дверь — выход перекрывал Иван. Жалко скривив губы, ремонтник попытался изобразить улыбку:

— Парни, может, миром поладим, а?

— Зачем же нам воевать? — потирая ушибленное колено, удивился Купцов. — Или мы похожи на рэкетиров?

Свекольный угодливо хихикнул, но глаза его оставались встревоженно-серьезными. Оглаживая себя ладонями по животу, он облизывал языком пересохшие от волнения губы.

— Нас никто не посылал, — начал втолковывать ему Иван. — Мы действительно из уголовного розыска.

— Кто сейчас из специалистов по машинам работает в городе? Отверточкой любят открывать дверцы, — уточнил Бондарев.

— Не знаю, — прошептал Свекольный. — Вот вам крест святой, не знаю. Кто бы вы на самом деле ни были, нечего мне сказать.

— Обидно, — протянул Купцов. — В такую даль ехали, искали, лампу отнимали. Может, вспомните?

— Не знаю. Тут как-то забегал один, денег просил взаймы, а откуда у меня деньги? — Свекольный старался разжалобить незваных гостей, до сих пор не веря, что они милиционеры. Зачем бы вдруг милиции, да еще уголовному розыску, приходить к нему и интересоваться теми, кто угоняет чужой транспорт? Прислали бы местного участкового. С чего это у всех такой интерес к ребятам, угоняющим тачки? Сначала появился Ворона и выспрашивал, а когда уже начал забывать про него, вдруг выплыл знакомый таксист по кличке Мастер и тоже начал вытягивать жилы, а теперь вот заявились два бугая.

— Кто приходил? — напомнил о себе Бондарев.

Свекольный опустил взгляд — подумаешь, показали красную книжку: слепить фальшивую милицейскую ксиву не велика проблема. И тут как просветлело в мозгах — Ворона им нужен! Все на нем сходится: расспросы Мастера, упоминание об отвертке, которой Гришка работал просто виртуозно, домагательства насчет угонщиков. Не иначе пошли разборы с Гриней. Видно, прокололся где-то, а теперь хотят его найти и посчитаться. Стоит ли молчать о нем — ведь не отвяжутся, а то и самого начнут жарить лампой…

— Ворона приходил, — глухо ответил Свекольный. — Гришка Ворона. Он откинулся недавно, весной или в начале лета.

— Фамилия его как? — приоткрывая дверь, чтобы было больше света, поинтересовался Купцов.

— А-а?.. Фамилии не знаю, право слово, не знаю. Зачем мне его фамилия?

— Все? — протискиваясь к выходу, бросил Саша.

— Как на духу! — перекрестился перепуганный Свекольный.

Когда нежданные посетители вышли, он обессиленно опустился на пол и, привалившись спиной к стене, устало прикрыл глаза — пронесло! Может, и вправду были милиционеры, если даже по морде не дали за шутки с паяльной лампой?..

Ближе к вечеру, когда день угасал, Иван уже многое знал о человеке, прозванном за разлапистую походочку Вороной.

«Григорий Елизарович Анашкин», — прочел он в справке и обратился к сидящему напротив Бондареву:

— Знаешь, он отбывал наказание в одном исправительно-трудовом учреждении с Виталием Манаковым.

— Думаешь, выпотрошили Виталика на нарах? А потом здесь Анашкин продал информацию более серьезным людям? Тогда я за его жизнь не дам и полушки.

— Да нет, — задумчиво протянул Иван, — продать-то он, может, и продал информацию. Но, судя по всему, сам тоже участвует в деле. Погляди.

Купцов положил рядом фоторобот одного из «драконов», приходивших к Лушиным, и фотографию Анашки-на.

— М-да, — крякнул Бондарев. — Вот и первый «дракончик». Выходит, нитка тянется из зоны?

— Выходит, — согласился Купцов. — Но кто остальные? Собирайся, Саша, надо срочно лететь к Манакову…

* * *

… Лязгнула замком дверь, пропуская Бондарева на территорию зоны. «На свободу с чистой совестью» — бросился в глаза безнадежный, но вечный призыв, старательно выписанный белым по красному местным художником.

Один из офицеров провел Сашу в заранее приготовленный кабинет, предложил располагаться за столом, подал пепельницу, предупредительно приоткрыв форточку.

— Может, сначала с нашим оперативником поговорите? — уходя, спросил офицер.

— Нет, с ним после, — отказался Бондарев и, оставшись один, поглядел за окно, забранное частой решеткой: бараки, асфальт двора, а в промежутках между строениями назойливо лезет в глаза колючка, протянутая поверх высокого, глухого забора. В коридоре послышались шаги тяжело обутых ног. «Ведут», — понял Саша.

Манакова он узнал с трудом — похудевший, осунувшийся, в черной робе, висевшей на костлявых плечах, с глубокими тенями, залегшими под глазами, Виталий выглядел много старше, чем на фотографиях, сделанных до осуждения. Пробухав по доскам чисто вымытого пола, заключенный остановился рядом с табуретом, не решаясь присесть без разрешения.

— Я пока не нужен? — спросил доставивший Манакова контролер и, козырнув, вышел.

— Присядьте, — предложил Бондарев. — Меня зовут Александр Алексеевич. Курите…

Огрубевшими пальцами с обломанными ногтями Виталий вытащил из пачки папиросу и, достав из кармана спецовки спички, прикурил. Молчал, ожидая продолжения. Судя по костюму и напечатанной на гильзе папиросы марке табачной фабрике «Ява», гражданин начальник пожаловал из столицы.

— Как тут живется-можется? О старых грехах я расспрашивать не собираюсь, — заверил Бондарев.

— О чем тогда говорить? — вскинул на него глаза Манаков.

— Валюту скупали по чьей просьбе?

— Зозули. Я на следствии и суде все честно сказал, — нервно дернул головой Виталий, — добавить нечего.

— Родственник ваш, Михаил Павлович Котенев, в валютных операциях участвовал? Или, может быть, знал о них?

— Мишка? — Манаков прищурился и криво усмехнулся. Сразу вспомнился лощеный, предельно осторожный и скрытный муж сестры, предостерегавший от связи с Зозулей и потом бросивший Виталия на произвол судьбы. Сдать его этому громадному начальнику со всеми потрохами, и дело с концом? Пусть роют под проклятого Мишку, чтобы и он наконец узнал, как сладко спать на нарах.

Но тут мелькнула другая мысль — не случилось ли чего в Москве, если оттуда притащился в этакую даль обличенный властью человек? Вдруг Котенев уже сам парится в предварилке?

— Мишка? — повторил Виталий, выгадывая время для обдумывания ответа. — Нет, он не знал и не участвовал. Не хочу напраслину на него возводить. Если на мне грех, то я за это и в ответе. Котенев сам себе ответчик. У него что, серьезные неприятности?