– Интересно, – пролепетал он, закончив свое исследование, – очень интересно, но пока не понятно…
– Этот «Черноморский херес» – очень популярное вино. Мой родственник направлен в командировку для обмена опытом. И вот этикетки у него c собой, чтоб тамошним товарищам, значит, показать.
– Ну так и что же?
– А почему бы, Петр Тимофеевич, на ваши бутылки не наклеивать эти этикеточки?
– Ах, наклеивать! Очень даже интересно!..
– Он бы уступил вам по гривеннику за штучку. Вот вам пока десяток, так сказать, для пробы.
– Хорошо придумано. А сколько всего у вас таких?..
– Этикеточек? Немного. Десять тысяч.
– Очень интересно.
Секунду-другую нэпман колебался, затем махнул рукой, достал из ящика стола желтый бумажный рубль и протянул его Суржанскому.
– Жду вас денька через три. Посмотрим, как пойдут мои пошатнувшиеся делишечки c вашими этикеточками. Бог даст, все куплю. Я уж в долгу, сами знаете, не останусь.
«Да уж, знаю. Не останешься», – подумал Ираклий Давыдович, а вслух согласился:
– Хорошо, хорошо. Вы уж не серчайте на меня, Петр Тимофеевич. Мы ж c вами друзья старые. Одного горя нахлебались-то сколько! Ведь так? Так.
– Да что вы, Ираклий Давыдович, я уже и позабыл-то все. У меня и без… Читали? Нет? Читали. То-то. Этот подлец Фицнер кого угодно c ног до головы обпишет. После такой препакостной гадости немешаевца и калачом не заманишь в мой ларек. Сволочь! Паству от меня отваживает! А мне что прикажете? В калошу садиться и плыть против течения? Может, ваши картинки и сделают доброе дело. А пока ни тпру ни ну. Вот так.
– Так я затем и пришел. Помочь другу – вещь святая. Я хоть и не семи пядей во лбу, но все понимаю, а газетную утку этого Фицнера мы в исполкоме проработаем. Это я вам обещаю. Мне б только… Так что все обиды прочь. Мир? Ведь так? Так.
– Мир, мир.
И друзья крепко пожали друг другу руки.
Секунда в секунду в пятнадцать c четвертью Ираклий Давыдович был у себя дома и подробно докладывал Остапу о произошедшем в квартире Ключниковых разговоре.
А через день, прогуливаясь по городу, великий комбинатор зашел в распределитель немешаевского Нарпищетреста и купил бутылку «Черноморского хереса». Херес оказался обыкновенным грошовым портвейном, гадкий вкус которого ни в какой мере не соответствовал рекламному тексту под финским солнцем. Еще через день Ираклий Давыдович уже продал нэпману Ключникову триста наклеек, а через десять дней Петр Тимофеевич скупил все.
Поначалу торговля «Черноморским хересом» приносила неплохие барыши. Алкашей-выпивох и граждан-любителей пьянства очень притягивал отличительный признак хереса от других алкогольных напитков, а именно то, что синдрома похмелья черноморско-испанский херес не вызывает. Когда же питейцы, отводя душу, глушили новоявленный напиток стаканами, к утру вместо ясности сознания они испытывали дурноту и муть, тяжесть в голове и во всем теле. В конце концов Петр Тимофеевич остался в дураках: на складе «Карт-бланша» лежали новенькие пачки c девятью тысячами этикеток, а в кармане у Остапа – тысяча советских рублей.
Но для великого комбинатора эта мелкая афера была лишь началом большой комбинации…
Глава X НОЧЬ БЫЛА ПРОМОЗГЛАЯ…
Ночь была промозглая. На немешаевских улочках выли собаки и свистели сквозняки. Почерневшее небо похоронило во мраке всякую привлекательность. Сон подкрадывался к жителям города.
Кутаясь в пальто, великий комбинатор быстро шел по проспекту Диктатуры пролетариата. Хулиганствующий холодный ветер мял ему лицо, проникал сквозь одежду и пинал в спину. В эту насморочную ночь должна была решиться судьба задуманного предприятия. Вихри дерзких идей веяли под Остапом Бендером. «Или я завязну в трясине жактовского служащего, или этот „карт-бланш“ станет моим компаньоном, – думал он. – Других шансов на успех у меня пока нет».
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
