Гудуйя уверенно шагал по своей тропинке, задевая широченными плечами деревья, покрытые мхом и лишайником, кусты и камыши, норовящие перебежать ему дорогу. Шагая по безбрежной зелени и вдыхая всей грудью утреннюю прохладу, он чувствовал, как вливается в его легкие этот родной, привычный, но всегда новый и животворящий воздух. На его плечи и голову щедро осыпалась роса, возвращая ему силу и жажду деятельности.

Наконец он вышел на опушку леса. Вдали завиднелись канал и Учин экскаватор.

Постепенно оттаивала и смягчалась душа Гудуйи, шаг за шагом слетали запоры с его замкнутого сердца, свет все чаще освещал его сумрачные глаза. Улыбка прогоняла с лица хмурую тучу, возвращая ему ясность. Вот и сейчас, стоило Уче помахать ему рукой, как улыбка тронула жесткие губы старика.

— Как там Бондо, дедушка Гудуйя? — стараясь перекричать грохот экскаватора, спрашивал из кабины Уча.

— Все в порядке. Жар спал, — отвечал Гудуйя.

Собака по-прежнему трусила впереди, Гудуйя, весь омытый росой, шел за ней размашисто и твердо.

Уча выключил двигатель и по пояс высунулся из кабины, с улыбкой ожидая их приближения.

— Так какая же у него температура?

— Вся вышла. Он поужинал и сразу заснул. Та девушка сказала, что озноб больше не повторится.

— Откуда ей знать, — засмеялся Уча. — А может, и вправду не повторится, дай-то бог. Знаешь, дедушка, к нам скоро вагончики привезут. Прямо здесь и будем жить, чтобы зря не бегать туда и обратно. И драгеры станут бригадой работать. У нашего экскаватора больше ни минуты простоя не будет — целые сутки в работе. — И, чтобы Гудуйя не спросил, кому первому пришла в голову эта мысль, торопливо закончил: — Так в управлении решили.

— Умно придумано! — крикнул снизу Г удуйя. — Только где же столько драгеров-то взять?

— Мы трактористов из МТС обучим! — крикнул Уча, включая двигатель. Потом, возбужденный и радостный, затянул свою любимую песню:

Вечером в коратском клубе собрались драгеры со своими подручными. Собрание единодушно одобрило идею о сменной работе бригад.

Лонгинозу Ломджария поручили завербовать трактористов в Хобской, Сенакской и Абашской МТС, с тем чтобы обучить их на драгеров и создать четырехсменные бригады.

— Это дело, настоящую цену которому мы еще не знаем, — сказал в своем выступлении Антон Бачило. — Я убежден, что результат не заставит себя долго ждать. Это же здорово, что экскаватор не будет простаивать ни одной минуты. От такой идеи даже Алексей Стаханов пришел бы в восторг... Я беру на себя обязательство подготовить трех драгеров в два месяца, — обратился Антон к председателю собрания Коче Коршия

— Нам обещали еще два новых экскаватора, Антон, — сказал Важа Джапаридзе. — К тому времени у нас уже будет десять бригад драгеров. Вот когда закипит работа на канале. Мы сможем закончить прокладку канала значительно раньше срока. Потом экскаваторы можно будет перебросить на рытье других каналов, а высвободившихся рабочих направить на корчевку леса.

Васо Брегвадзе не смог присутствовать на собрании из-за болей в пояснице. Дорого обошлась работа в две смены старому инженеру. Васо переживал, что не может пойти на собрание, и в ожидании товарищей беспокойно ворочался в постели.

После собрания к Васо заглянули Уча и Важа Джапаридзе. Они подробно рассказали ему, с каким воодушевлением и подъемом прошло обсуждение Учиной инициативы.

Обычно скупой на похвалу, Брегвадзе с таким жаром и воодушевлением расхваливал его предложение, что привел юношу в крайнее смущение. Потом Уча с Важей пошли проведать Бондо.

Приступ лихорадки у Бондо не повторился. Но Цисана, по опыту Антона знавшая, что лихорадка может напомнить о себе через день, в Поти не поехала, решив побыть с больным еще дня два.

— Это здорово, что ты осталась, — обрадовался Уча, — завтра приступ может повториться. Лихорадка так легко не отступится. Бондо нужен нам позарез, надо поставить его на ноги.

— Лихорадка ко мне больше не сунется. Цисана ее заговорила, — шутил Бондо. — Завтра я уже надеюсь встать. Я и сегодня хотел попробовать, но мне Цисана запретила. Да, не вовремя меня скрутило.

— И правильно, что запретила. Укол тебе сегодня сделали?

— Сделали. Вот увидите, завтра я встану.

Порешили на том, что если завтра приступ не повторится, Бондо выйдет работать во вторую смену, а Цисана вернется в Поти.

На следующий день действительно обошлось без нового приступа. Бондо подсадил Цисану на грузовик, направлявшийся в Поти, а сам поспешил к экскаватору...

Лонгиноз Ломджария без промедления пустился в путь на своем мотоцикле. Объездив все близлежащие районные МТС, он через неделю вернулся в Корати с десятью трактористами. Еще шесть должны были прибыть со дня на день.

— Как это ты ухитрился обернуться в столь краткий срок да еще и шестнадцать трактористов уговорить? — изумился Тариел Карда. — Это ведь целая армия.

— Кого заработки соблазнили, а кто ради земли и дома согласился. Троих к нам райком направил. Все очень просто.

— Как же, просто! Для тебя нет ничего невозможного, дорогой Лонгиноз.

— Возможное каждому дураку по плечу. Все дело как раз в том, чтобы сделать невозможное...

Вскоре прибыли шестеро трактористов. Их вместе с товарищами распределили по участкам и закрепили за драгерами. Драгерам же и поручили составить бригады сразу после переподготовки вновь прибывших.

Когда Цисана возвратилась на опытную станцию, Ция была уже в теплице. Не позавтракав и не переодевшись, Цисана тут же побежала на поиски подруги.

— Ой, ты уже вернулась? — всплеснула руками Ция, но в глазах ее застыл невысказанный вопрос.

— Как видишь! Бондо в полном порядке, и мне там больше было нечего делать, — хитро улыбнулась Цисана. — Уколы хинина — просто чудо. Всего три укола, и лихорадку как рукой сняло.

Подруги присели на корточки и стали рыхлить землю под апельсиновым деревцем.

— Ты позавтракала? — спросила Ция.

— Нет. Совсем есть не хочется. И потом, я хотела побыстрее рассказать о Бондо.

— Зачем было так торопиться? — с деланным равнодушием протянула Ция.

— А тебя разве не интересовало его состояние? — Цисана посмотрела в глаза подруге.

— Отчего же нет? Болезни я и врагу не пожелаю.

— Какой он парень! Больной, измученный, с температурой, а все — заглядение. За что ты его отвергла, ума не приложу.

— Никого я не отвергала. С какой бы стати?

— Представляешь, какая у него выдержка: ни разу о тебе не спросил.

— Было бы что спрашивать, — с показным безразличием сказала Ция.

— Он, видно, очень тебя любит. Оттого и не спросил.

— Отчего же не спросить, если и впрямь любит?

— Ничего ты не понимаешь. Именно потому и не спросил, что любит.

— Тебе показалось, Цисана.

— Не беспокойся, от меня ничего не укроется.

— Хоть бы он не любил меня, — печально проговорила Ция.

— Тебе его жаль, да?

— Очень.

Некоторое время они молча перебирали землю пальцами.

— Знаешь, Уча тут же раздобыл ампулы хинина и фельдшерицу привел.

— У Учи доброе сердце.

— И Бондо мне показался очень добрым.

— Может быть, но Уча гораздо добрее.

— Другой бы на его месте пальцем о палец не ударил.

— Уча очень добрый, — повторила Ция. — Иди позавтракай и переоденься. Небось устала с дороги, — попыталась Ция перевести разговор на другое.

— Я не голодна, — сказала Цисана. — И совершенно не устала. Бондо меня на грузовик подсадил. Нет, не могу понять, чем он тебе не понравился.

— Он не плохой... Но я полюбила Учу, — сказала Ция. — Если бы не Уча, я бы, наверное, за Бондо пошла.