— Горя?
— Да, горя, — твердо сказал Уча.
— Нет, Уча. Так не годится. Нельзя Ции к нему идти, — вмешалась в разговор до того молчавшая Цисана. — Ты прав, человеку и своего горя хватит. От Цииного прихода ему только хуже станет.
— Так что же прикажете делать? — с отчаянием спросил Уча.
— Я пойду к нему.
— Ты? Вот это здорово, молодчина ты, Цисана! — с облегчением воскликнул Уча и чмокнул Цисану в щеку. — Золотое у тебя сердце... Да, но... А вдруг Антон обидится?
— Чего бы ему обижаться? Каждый обязан помогать больному.
— Пошли, Цисана, — заторопился Уча. — Нас машина главного инженера дожидается. Она тебя прямо в Корати доставит.
Цисана быстро оделась и вместе с Учей выбежала на улицу. Ция понурившись сидела у стола, прислушиваясь к их торопливым шагам.
Васо Брегвадзе без передышки работал на экскаваторе; лишь Гудуйя, принесший из столовки супу, оторвал его от рычагов. Расстелив газету прямо на земле, Васо с Гудуйей сели обедать. Оба были настолько усталыми, что без всякой охоты хлебали жидкий суп из фасоли.
— Как мы привыкли к безвкусной пище, — нарушил молчание Васо.
— А я вот никак не привыкну, — ответил Гудуйя. — Я сам стряпаю.
— И что же ты готовишь, если не секрет? — полюбопытствовал Васо.
— Да все, что нужно. Лобио, рыбу жареную и вареную, хачапури, сулугуни и мацони из молока буйволицы...
— Э-э-э, да ты, оказывается, настоящий кулинар.
— Кто, кто?
— Ну, повар. А я даже с яичницей и то с трудом управляюсь. Все никак не удосужусь жениться. — Васо намеренно не сказал Гудуйе, что был вдовцом. — Вот осушим болото, тогда и найдем время для себя. Ну что, по рукам? Ведь неплохо я придумал: сначала ты свадьбу сыграешь, а там, глядишь, и я тут как тут.
— Для вас и сейчас не поздно.
— А для тебя?
— Для меня?.. Я никогда не думал жениться.
Брегвадзе не стал спрашивать почему. Он тоже не собирался жениться: куда, мол, человеку моих лет. Васо понятия не имел, почему не было жены у Гудуйи, да и Гудуйя, в свою очередь, не пытался выяснить, был ли когда-нибудь женат Васо. Так и промолчали они все оставшееся время.
Пообедав, Васо вздохнул, поблагодарил Гудуйю, вытер руки и направился к экскаватору. Работал он медленно, скрупулезно соблюдая все правила. Даже опытные драгеры частенько возвращались к уже сделанному, подправляя стены и днище канала, — ведь даже малая неточность могла привести к оползням и замедлению водного потока.
Выдержать две смены Васо не смог: давали себя знать старые раны. Экскаватор Антона Бачило работал бесперебойно, а вот Учин «Комсомолец» простаивал. Заволновался Брегвадзе — нехорошо, если Уча отстанет от товарища. Что было делать старому инженеру? Ведь он уже давненько не прикасался к рычагам экскаватора — с той самой ночи. Силы стали не те, да и глаз не тот.
Васо поспешил в барак, чтобы заменить Учу у постели друга. Застав в бараке незнакомую девушку вместо ожидаемого Учи, инженер удивился. Цисана сбивчиво объяснила ему, что Уча на совещании в управлении, а она дежурит за него.
Инженера обрадовало такое внимание Учи к другу. Васо стал расспрашивать Цисану о цели совещания. Обычно о совещании всех предупреждали заблаговременно. «Наверное, что-то случилось, иначе зачем такая спешка», — подумал Васо и совсем было собрался ехать в Поти, но мысль об экскаваторе не давала ему покоя. На ходу перекусив и едва переведя дух, Васо двинулся в обратный путь. Заметив удивление Гудуйи, Васо сказал:
— Останавливать экскаватор никак нельзя. Надо взять себя в руки, старина.
— Надо так надо, — согласился Гудуйя, хотя, честно говоря, ему было неясно, почему так уж приспичило этому пожилому, намотавшемуся за день человеку работать вторую смену.
С совещания Уча вернулся в Кулеви за полночь. Парторг подбросил его на своей машине. Прощаясь с Учей, парторг еще раз поздравил его с успешным начинанием.
Антон спал без задних ног. Боясь разбудить друга, Уча скинул сапоги на крыльце и босиком на цыпочках вошел в комнату. Но стоило ему лишь приоткрыть дверь, как Антон тут же проснулся. Отсутствие друга встревожило Антона: ведь завтра Уче предстояло работать в утреннюю смену. Антон сел на кровати, стараясь разглядеть в темноте Учино лицо.
— Где ты шатался до сих пор? — тихо спросил Антон, чтобы не разбудить стариков, спавших в соседней комнате.
— Я в управлении был.
— Что еще за управление посреди ночи?
— Там совещание было, — и Уча кратко рассказал другу обо всем, что увидел и услышал в управлении.
Бачило сосредоточенно слушал друга. Раза два он хотел было задать вопрос, но сдерживал нетерпение.
— Вот это новость! — воскликнул он, когда Уча закончил свой рассказ. — Это же... это же... как тебе сказать... ну потрясающе! Кому пришла в голову такая великолепная идея? — потирал руки от возбуждения Антон.
Вконец сморенный событиями сегодняшнего дня, полного радости и волнений, Уча медленно раздевался. Он постеснялся сказать другу, что эта «великолепная идея» принадлежала ему, Уче.
— Да никому вроде бы... На совещании все высказались... Да, чуть не забыл, Бондо заболел, «Комсомолец» не будет работать ночью.
— Что стряслось с Бондо?
— Лихорадка трясет беднягу.
— Неприятная штука, черт...
— Я тебе должен одну вещь сказать, Антон...
— Так скажи, что там еще? — встревожился Антон.
— У Бондо высокая температура. Я не смог оставить его без присмотра.
— Еще бы! Ну и что?
— Ты знаешь, кто за ним присматривает?
— Кто же?
— Твоя Цисана...
— Вот и прекрасно. Болотная лихорадка — чертовски противная вещь. Одному с ней не справиться. Помнишь, что со мною творилось. Если бы не ты и старики наши, не жить мне на белом свете.
— Скажи честно, ты не подумал, почему вдруг Цисана, а не Ция?
— Нечего греха таить, подумал, — улыбнулся Антон, чтобы подбодрить друга.
— Знаешь... — стянул через голову рубаху Уча. — Знаешь, мне никак не удалось ее уговорить.
— Ну, есть причина, наверное?
— Еще какая причина, — зажмурился Уча.
— Значит, правильно сделала, что не пошла.
— Дело в том... Ну, как тебе сказать... Бондо тоже любит Цию.
— Ты что, шутишь?
— Не до шуток, — сказал Уча и без сил растянулся на кровати.
— Потому он сюда и приехал?
— Наверное.
— Нехорошо он поступил.
— Ты так думаешь?
— Как же, ведь ему известно, что Ция любит тебя... Не должен был он сюда приезжать.
— Об этом и я не раз думал, но, что поделаешь, не гнать же его силой, — сказал Уча, откинувшись на подушку. — Знаешь, он при мне даже словечком о Ции не обмолвился.
— Вот это выдержка. А Ция его видела?
— Нет, ни разу.
— Ты первый предложил ей пойти к нему?
— Да, — засыпая, пробормотал Уча.
— Вот это ты правильно сделал, молодчина!
— Это Цисана молодчина. Не успел я слово сказать, она тут же вызвалась идти. Спокойной ночи, Антон.
Когда Цисана вошла в комнату, Бондо спал. Керосиновая лампа едва коптила у изголовья кровати. Цесане бросилось в глаза пышущее жаром лицо Бондо с полотенцем на лбу. Спал он неспокойно, что-то бормотал и задыхался. Поверх одеяла лежало еще одеяло Гудуйи. Видно, озноб уже прошел, и второе одеяло было лишним. Но больной от слабости не мог сбросить его.
Цисана осторожно взяла лишнее одеяло и переложила его на кровать Гудуйи. Но даже этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы больной проснулся.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Цисана и убрала у него со лба сухое полотенце. Потом смочила его и вновь положила на лоб Бондо.
— Вы врач? — не ответив на вопрос, спросил Бондо.
— Нет.
— Фельдшерица?
— Да нет же. Я Цисана Цинцадзе. Меня к вам Уча прислал. А вообще я работаю на опытной станции.
— Вместе с Цией Цана? — обрадовался Бондо.