Руки лежали неподвижно. Лив протянула руку и коснулась пальцев. Они больше не были скрюченными — смерть распрямила их, вот ведь как бывает.

Симон рядом с ней зашелся в рыданиях. Лив притянула сына к себе, прижала голову к груди, чтобы он не видел трупа на каталке. Сама же она не могла отвести глаз от покойника. Глаза ее оставались сухими. Она не плакала, не кричала, не проклинала. Только стояла, смотрела на мертвого отца и чувствовала, как в груди поднимается тихое ликование.

Она кивнула Хассану:

— Это он. Отец.

— Так вот где ты работаешь? Не мог места получше найти? Из всех заправок выбрал ту, где работает его дочь?

— Это Ниила взял меня сюда. К ней это никакого отношения не имеет.

Габриэль замахнулся для нового удара, но на этот раз Лиаму удалось увернуться. Но он не удержался на ногах и полетел в лужу. Одежда тут же промокла. Габриэль возвышался над ним. По его дергающимся движениям было видно, что он под кайфом. Лиам сжал нос пальцами, останавливая кровь, и бросил взгляд на дверь — надо было убедиться, что никто их не слышит. Если сейчас появится Ниила, выставит за порог не раздумывая.

Габриэль пнул его ногой.

— Иди в машину. Прокатимся.

Лиам вел, а Габриэль показывал дорогу. Они заехали в лес, и эта дорога, кажется, давно уже никуда не вела. В лесу было сыро, из-за тумана все расплывалось перед глазами.

Габриэль то и дело поглядывал на него.

— Тебе нельзя доверять. Ты не думаешь головой. Не думаешь мозгами, — бубнил он.

У Лиама встал перед глазами старик. Все произошло так быстро. Словно свечу задуть. Пара секунд, и человека нет. Он покосился на куртку Габриэля, пытаясь рассмотреть, что под ней спрятано. Пальцы брата сновали по карманам в поисках сигарет или зажигалки. Лиам боялся дышать.

— Прикинь, что я почувствовал, когда проходил мимо и увидел тебя на ее месте!

— К ней это не имеет никакого отношения.

— Что, угрызения совести, да? Ты ее жалеешь?

— Не говори ерунды.

Дорога пошла вверх. Лес поредел, высокие деревья сменились низкими, открывая взгляду темное беззвездное небо. Ваня уже легла. Сегодня он не успеет пожелать ей спокойной ночи, подумал Лиам.

Все вокруг тонуло в темноте. Но нетрудно было представить, что внизу на километры простираются леса, озера и болота. Настоящий лесной океан. Лиам узнал это место, они были тут в детстве. Отец иногда заталкивал их в машину, говорил матери, что его все достало, что он забирает детей и сматывается с ними навсегда. Однажды они приехали сюда. Отец размахивал руками и говорил: «Тут, наверху, мы построим дом. Чтобы никто больше не смел смотреть на нас свысока!»

Машина остановилась, и они как по команде распахнули дверцы, впуская холодный воздух. Лиам бросил взгляд в зеркало заднего вида. Запекшаяся кровь под носом — не так страшно.

— Зачем мы тут? — спросил он.

Габриэль не ответил. Сунув руку под куртку, быстро вытащил пачку сигарет, но Лиам успел заметить пистолет. И тут же перевел взгляд на деревья, прикидывая расстояние, — успеет ли убежать, если представится такая возможность? В темноте брату его не найти.

Вдруг послышался шум мотора, и вскоре показалась старая машина. В белом свете работающих фар Лиам узнал ее. Юха.

— Что мы скажем?

— Ничего. Держи рот на замке. Ты уже достаточно дров наломал.

Водительская дверь открылась. Юха оставил фары включенными и сделал крюк, чтобы подойти к ним сбоку. Двигался он с гибкостью дикой кошки. Бороденка свисала на грудь. Одет он был в мешковатую одежду, под которой много чего можно спрятать. Габриэль вылез из машины и жестом приказал Лиаму последовать его примеру. Лиам сдавил челюсти, зуб тут же пронзило острой болью.

Юха стоял спиной к свету, и лица его не было видно. Ноги нервно топтали гравий. Габриэль подошел к нему и протянул обычный товар. Юха взял пакет, но проверять травку на качество не стал. Белки его глаз блестели в темноте.

— Я хочу узнать, что произошло, — сказал он, убрав траву.

— Ты о чем?

— О том, что случилось в Одесмарке. Я хочу знать, что произошло.

Юха сделал шаг вперед. Ветер трепал его волосы и доносил запах немытого тела. Лиам держался в отдалении. Ему было страшно. Страшно, что между ними и Юхой вот-вот разразится ссора.

— Тут травы на два месяца, — сказал Габриэль. — Потом тебе придется искать других поставщиков.

Юха медленно сунул руку под куртку. Лиам замер, но бородач всего лишь достал купюры из внутреннего кармана и протянул братьям.

— Я живу один, — сказал он, — но, как вы знаете, от птичьих трелей никуда не денешься, и птички мне напели, что Видар Бьёрнлунд мертв, что кто-то его прикончил. И я подозреваю, что вам об этом известно куда больше, чем мне.

Габриэль пересчитывал купюры, притворяясь, что не слышит вопроса. Лиам держался в тени.

Взгляд его метался между лесом, небом и темной долиной внизу. Ему хотелось сказать Юхе, чтобы он садился в машину и уезжал, что опасно испытывать терпение Габриэля.

— Вот те на! — воскликнул Габриэль. — Сегодня нам удалось наскрести всю сумму. Премного благодарны.

Он положил деньги в карман джинсов и кивнул Юхе.

— Я выбрал для тебя самую лучшую травку. Она избавит тебя от всех ненужных мыслей, роящихся у тебя в черепушке. Стопроцентная гарантия. А теперь я хочу, чтобы ты сел в свою развалюху, поехал в свою хибару и забыл о нашем существовании.

Но Юха остался стоять на месте. Он тяжело дышал, словно каждый вдох давался с трудом.

— Это я послал вас в Одесмарк, — произнес он. — И я хочу знать, что произошло. Думаю, я имею на это право.

Габриэль расхохотался. Бросив взгляд на Лиама, он скомандовал:

— Садись в машину. Мне надо поговорить с Юхой наедине.

Против воли Лиам послушался. Земля качалась под ногами, кровь бурлила в жилах. Он сел за руль, испытывая искушение завести машину и уехать, оставив их тут одних, но Габриэль вытащил ключи. Наверное, догадывался, что брат попытается улизнуть. Закрыв дверцу, Лиам вытер руки о джинсы. Проверил нож под сиденьем, но не стал доставать. Если начнется драка, он не будет вмешиваться.

Габриэль нагнулся к Юхе, лиц не видно, только руки жестикулируют в темноте, пальцы порхали как мотыльки. Голова Юхи дернулась, словно он кивнул, поддакивая. Лиам опустил окно на сантиметр, но не мог ничего расслышать.

Наконец брат выпрямился и хлопнул Юху по плечу. Юха стянул шапку, почесал макушку и снова натянул. Теперь движения у него были спокойнее. Бросив взгляд в сторону машины, он помахал на прощание. Лиам дернулся, как от удара, и робко помахал в ответ. Габриэль и Юха пожали друг другу руки. Будто и не было никакой враждебности. О чем бы они ни говорили, они сумели договориться.

Юха сел в свою развалюху и уехал. Лиам сидел и чувствовал, как у него гудит в ушах.

Хассан и его коллеги снова и снова спрашивали: у Видара были враги? Кто-то желал ему зла? Он с кем-то ссорился? Лив с Симоном опрашивали в разных комнатах. Их дом стал похож на тюрьму. Не комнаты, а камеры, двери в которые нельзя было закрывать. Включенный повсюду свет резал глаза. Вся их жизнь была выставлена на обозрение. Полицейские сновали между машиной во дворе, сараями и сейфом для оружия. Чужие руки перерывали содержимое шкафов и ящиков, вытаскивая на свет все, что лежало там столько лет: фотографии, ценные бумаги, ночную сорочка Кристины, все эти годы провисевшую в шкафу Видара.

После допроса Лив сидела, обняв сына рукой, вместе они были островком в бушующем море, к которому полиции было не подступиться.

Но стоило полиции уехать, как заявилась Фелисия. Вошла без стука и сразу направилась в комнату Симона, как будто не замечая Лив. Как злой дух скользнула по темному дому, и Лив притворилась, что ничего не видит и не слышит.

Потом Лив долго стояла в коридоре, прислушиваясь к их голосам за закрытой дверью, и страдала от одиночества.

Под конец она не выдержала, стукнула костяшками пальцев в дверь и, не дожидаясь ответа, приоткрыла ее. Фелисия сидела на кровати, опираясь спиной на пожелтевшие обои. Голова Симона покоилась на ее коленях. Красное от рыданий лицо сына было повернуто к экрану компьютера. Фелисия пальцами расчесывала ему волосы.