— Не твоё дело.

— Я думаю, что у вас его нет. Это большое, хотя и незаслуженное преимущество. Я жалею, что выполнил свой долг, ещё не понимая, что все долги потеряли смысл. Может быть, у остальных девиантов, так же, как и у вас, не возникла бы триггерная реакция? Может быть, именно им суждено было наследовать этот мир, а я их убил… Особенно жалко ту женщину, она была умна и красива. Сейчас я почти сошёлся с одной из своих подопечных, мы уже сидим за одним столом, и близок день, когда сможем коснуться друг друга, но она совсем не такая, она обычная. Однажды я займусь с ней сексом, чтобы продолжить свой род, но всегда буду помнить ту, которую убил.

— Больной ты ублюдок.

— Норма утратила смысл, Ингвар. Настало время больных ублюдков. Наше с вами время. Так давайте работать вместе! Сейчас в моей власти всего двадцать человек, как показала практика, это предел эффективного контроля в сложившейся ситуации. Этого мало, для обеспечения выживания общины нужно как минимум вдвое больше. Нам нужны преданные люди, готовые вести разведку ресурсов — и возвращаться назад. Сейчас приходится использовать систему с заложниками, но она неэффективна, выжило мало пар, достаточно привязанных друг к другу. Нужны люди, производящие и перерабатывающие продовольствие, люди, занимающиеся обслуживанием технических систем, люди, обеспечивающие чистоту и комфорт, нужны женщины для воспроизводства населения, нужен врач — я удачно сменял Стефтана на человека, который изготовил мне ружьё, но я хочу вернуть его обратно. Но главное — нужны люди, контролирующие других. Люди, пасущие это стадо. Люди с глазами хищника. Мне нужны вы, Ингвар. Вместе мы спасёмся во славу Искупителя.

— Больной ты ублюдок, — повторил Ингвар.

— Что ж, я ожидал отказа… — Душан быстро нахлобучил на голову шлем. — Но добровольность не обязательна.

Он с силой вдавил массивную красную кнопку на пульте, возле которого стоял. Ингвар вскинул самодельное ружьё, нажал на спусковой крючок, зашипела запальная спичка. Это заняло полсекунды, что для человека, привыкшего к моментальному действию огнестрельного оружия оказалось неприятным сюрпризом. Душан успел отскочить, и сноп самодельной картечи ударил в стену.

***

— Привычная обстановка, не так ли? — сказал динамик на стене. — Сколько лет вы провели в такой камере, Ингвар?

— Не твоё дело.

— Хамить тому, кто держит твою жизнь на кончиках пальцев, — плохая стратегия выживания.

— Так и знал, что микрофон тут всё-таки есть.

— Я вырубил вас акустическим воздействием, но могу им же убить. В любой момент. Прямо сейчас моя рука лежит на кнопке. Я нажму, и вы умрёте от непереносимой боли, разрывающей вашу голову. А могу снизить мощность, и вы не умрёте, а будете выть и кататься, пуская пену, потому что эта боль будет невыносима, но не смертельна. Я буду смотреть на это на экране. Или спущусь к вам в камеру и буду смотреть вживую — в шлеме контролёра активные наушники, подавляющие несущую частоту аудиомотиватора. Я могу проделывать это каждый день. Несколько раз в день. Днём и ночью. В любой момент, когда мне захочется…

— У тебя от этого встаёт, или так, насухую кончаешь?

***

— Не забудьте убрать рвоту с пола. Принадлежности для уборки находятся… Ах, да, вы же знаете. Типовая архитектура. Это было всего восемьдесят процентов мощности, а каков эффект! Мне рассказывали, что ощущение похоже на поливание мозга перчёным кипятком. Сам я не пробовал, хотя соблазн проверить себя был. Решил, что риск того не стоит — возможны кровоизлияния и микроинсульты. Так что не провоцируйте меня повторять опыт. Вы производите впечатление упорного и волевого человека, но даже самые стойкие ломались после трёх-четырёх сеансов. А если окажетесь исключением, то просто умрёте. Разумеется, я предпочёл бы добровольное сотрудничество, но это не обязательно. Вы знаете, регулярное принуждение даёт тот же эффект — человек постепенно проникается идеей и начинает участвовать в происходящем без внутреннего сопротивления. Защитный механизм психики — зачем добавлять к физическим страданиям моральные? Мучиться, осознавая себя жертвой насилия? Это неприятно и унизительно. Поэтому постепенно возникает эффект добровольности, дающий столь необходимое самооправдание. Для этого не понадобится значительных усилий, ведь цели, которые я ставлю перед собой и моей общиной, вполне благие, а иных методов не существует.

— И чего ты от меня хочешь, больной ублюдок?

— Для начала, более уважительного обращения…

***

— Это было восемьдесят два процента. Согласитесь, каждый процент чувствуется! Вы, помнится, планировали привязать меня над муравейником? Это дикость. Техника даёт более надёжный эффект. Итак, чего я от вас добиваюсь. Первое — уважения. Этого добиться несложно. И я не имею в виду притворство. Вы упрямы, но не глупы, и я легко добьюсь того, что вы начнёте называть меня на «вы» и даже, если я того пожелаю, «господином» или «хозяином». Будете кланяться и становиться на колени, потому что избавление от боли того стоит. Но это не то, чего мне нужно. К счастью, уважение к тому, кто причиняет тебе боль, однажды неизбежно приходит. Ненависть, страх, притворное подчинение — и, о чудо, истинное уважение! Уважение к власти над твоим телом и разумом! Насилие — удивительный инструмент, я исследую его месяц за месяцем и буквально заворожён эффективностью! Уверен, что через насилие можно добиться чего угодно — от простого подчинения до истинной неподдельной любви! Но этого я от вас, добиваться не буду, не волнуйтесь. Такой эксперимент я провожу с другим человеком, и результаты… восхищают! Она ещё сама не понимает, что её «Я тебя люблю, Душан» стало из вынужденного почти искренним, но я-то вижу! Оказывается, женщины более склонны поддаваться насилию, это очень интересный опыт. Я понимаю, почему таких, как вы, корректировали или запирали. Способность совершать осознанное насилие открывает безбрежные горизонты возможностей! Теперь я один из вас, и это волшебное чувство!

— Ты просто больной ублюдок.

***

— Восемьдесят пять процентов. У вас полопались сосуды в склерах и глаза стали красными. Жаль, что вы вряд ли сможете встать, чтобы дойти до зеркала и полюбоваться, но, когда судороги прекратятся, полюбопытствуйте — выглядит впечатляюще. Если вы рассчитывали таким образом совершить самоубийство — я вас разочарую. Больше мощность повышаться не будет, вы нужны мне живым и здоровым. Итак, я рассказал про уважение. Это первая ступень, и мы с вами пройдём её быстро. Вторая — сотрудничество. Сначала будет сложно — вас придётся заставлять делать то, что нужно мне, постоянной угрозой насилия, а вы будете думать только о том, как вырваться и отомстить. Из камеры сбежать невозможно, вы наверняка это знаете. За годы работы у меня не было ни одного подопечного, который не попробовал бы. Некоторые были весьма находчивы, но система безопасности продумана великолепно. Однако в камере вы бесполезны, вас придётся однажды либо убить, либо выпустить — нет смысла тратить ограниченные запасы еды на человека, который её не отрабатывает. Разумеется, я полностью контролирую территорию общины, а автоматические системы подменяют меня, если я занят, сплю или отсутствую. Но автоматика примитивна, а люди изобретательны, а значит, к тому моменту, когда вы покинете камеру, ваше желание сотрудничать должно быть искренним. Я без большого труда добился этого от своих ближайших помощников, теперь они могут даже выйти за пределы здания — и всегда возвращаются, хотя сначала только и думали, как бы сбежать. Сочетание насилия с положительной стимуляцией — вот в чём секрет. Мне есть, что предложить им, — настоящая еда вместо синтетической каши, алкоголь, женщины. Примитивные люди, примитивные стимулы, но это работает. С вами, конечно, придётся потрудиться, подбирая ключи, но оно того стоит. Уверен, однажды вы отправитесь в путешествие по реке, чтобы вернуться с доктором Стефтаном, и это будет вашим искренним непритворным желанием. Осознанной необходимостью, каковая и является настоящей свободой. Что скажете, Ингвар?