Рыба оказалась мелкой морской салакой, а овощи – нестерпимо кислой передержанной в бочке капустой. Тушение только чуть приглушило кислоту, и Адальберт мрачно подумал, что изжоги не миновать. Они с Радимом сняли одну комнату на двоих, а Бенедикт решил спать в конюшне и присмотреть за лошадью.

Адальберт запивал кислую капусту водой из грубого деревянного кубка и размышлял о предложении Бенедикта. Монах настаивал на том, что им лучше продать лошадь в Гданьске, а самим нанять или купить лодку.

– Двигаться на восток берегом опасно, – говорил Бенедикт. – Я сегодня потолкался на рынке, расспросил людей. Говорят, что места там глухие. Много лихих людей, которые бежали от войны и налогов и теперь промышляют рыбной ловлей. Но и путников мимо себя не пропустят.

– Может быть, здешний воевода даст нам стражников в провожатые? – с надеждой предположил Радим.

Адальберт только покачал головой. Наверняка у воеводы мало людей, и выделять сопровождение епископу он не станет. Тем более, если осведомлён о распре Адальберта с князем Болеславом.

– А кто будет править лодкой? – спросил Адальберт Бенедикта.

– Я уже говорил вам, что в юности был рыбаком. С парусом обращаться умею, да и о здешних берегах кое-кого расспросил. Мы поплывём вдоль берега, а дальше начнётся песчаная коса. Возле неё здешние рыбаки уже встречали лодки пруссов, но близко не подплывали.

Корчма гудела, наполняясь людьми. Мастеровые, натрудившись за день, торопились выпить кружку пива, чтобы развеселиться. Весело перекликались голоса, где-то в противоположном углу взвизгнула женщина.

Адальберт передёрнул плечами. Хотел встать из-за стола и уйти в комнату, но не успел. Подвыпивший плечистый мастеровой заметил монашеские рясы. Нагло прищурился, опрокинул в себя целиком кружку пива и, пошатываясь, подошёл к столу, за которым сидели монахи.

– Глядите, кто к нам пожаловал! – крикнул он, привлекая внимание товарищей. – Никак в нашей деревне появились монахи. А у монахов водятся деньжата, это всем известно! Может, слуги Господа угостят бедных жителей Гданьска?

Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР

Ох, и устроил же нам выволочку Валерий Михайлович! Мы вчетвером стояли перед ним, виновато опустив головы. А преподаватель расхаживал вдоль нашего короткого строя, заложив руки за спину.

– Чем вы только думали? Ловить контрабандистов на живца! Гореликов, а если бы они тебя убили? Ну, хорошо – родителей у тебя нет, сам жизнью не дорожишь. Но как ты мог не подумать о товарищах? А что, если нам прикроют практику? Ты же знаешь, что Балтийск – закрытый город. Декану стоило таких трудов выбить для нас пропуска. Археологическая экспедиция!

Эти слова Валерий Михайлович насмешливо протянул.

– А на деле – пацаны, которые не наигрались в ковбоев! Сколько тебе лет, Гореликов?

– Двадцать два, Валерий Михайлович! – ответил я.

– Двадцать два! – подхватил преподаватель. – Аркадий Гайдар в твои годы полком командовал, а ты!

– Мы хотели, как лучше, Валерий Михайлович! – насупившись, протянул Мишка.

– Как лучше они хотели! Вот выставить бы вас отсюда к чёртовой матери, да отчислить с факультета! И вам польза будет, и другим – наука! Что у тебя с головой, Гореликов?

– В каком смысле? – не понял я.

– В прямом смысле, Саша! Я знаю, что она у тебя опилками набита! Но и опилки можно сотрясти. Ну-ка, покажи затылок!

Я послушно стянул шляпу.

Валерий Михайлович твёрдой рукой нагнул мою голову вперёд, чтобы разглядеть ссадину.

– Хорошо приложили, ничего не скажешь! Марш в санчасть – пусть промоют и обработают ссадину! А вы, голуби, с завтрашнего дня всю неделю будете дежурить по кухне! И никаких вам раскопов, ясно? Гореликов! После санчасти присоединишься к своим друзьям! Брысь по комнатам, и чтобы я вас сегодня не видел!

Нашу экспедицию разместили в здании старых немецких казарм. Длинное двухэтажное здание стояло вдоль проспекта Ленина, не выходя на него фасадом. Мы занимали недавно отремонтированные комнаты на втором этаже, куда приходилось подниматься по узкой деревянной лестнице.

Вообще, такие комфортные условия нехарактерны для археологической экспедиции. Обычно археологи работают в поле – живут в палатках и питаются в полевой кухне. Но мы проводили раскоп прямо в городе, у северной стены старой кирхи. Поэтому и поселили нас тоже в городе.

– Вот попали, так попали! – бросил Севка, плюхнувшись на кровать.

Железная пружинная сетка жалобно скрипнула.

– Сами виноваты, – рассудительно ответил Мишка.

Он пострадал вообще без вины. Идея насчёт янтаря была Севкина, а воплощать её взялся я. Зная характер Мишки, я был уверен, что он нас отговаривал, но безуспешно. А чистить картошку на кухне теперь будет вместе со всеми.

Дежурные по кухне в археологической экспедиции назначались на сутки, и это считалось тяжёлой повинностью. Примиряло с ней только то, что через кухню проходили все. И вдруг – целая неделя среди кастрюль и мусорных вёдер вместо раскопа!

– Чёрт! – сказал я. – А как же Оля? Ведь у неё сегодня день рождения. А благодаря нашим стараниям, она вместо подарка тоже получила неделю дежурства по кухне.

Севка так и подпрыгнул на кровати.

– Ты прав, Сашка! Надо что-то придумать с подарком.

– И не только с подарком, – ответил я. – надо и праздник устроить.

Прожив жизнь, я точно знал – ничто так не примиряет с печальным завтра, как небольшой банкет сегодня. И если уж от кухни нам не улизнуть – надо, чтобы перед этим в жизни произошло хоть что-нибудь хорошее.

– Где тут моя кровать? – спросил я ребят.

– Шутишь?

Севка недоверчиво уставился на меня.

– Да нет, сколько можно говорить. В самом деле, память отшибло!

– Вот твоя кровать.

Мишка показал на аккуратно заправленную койку, которая стояла возле окна. Я подошёл к ней и вгляделся в пейзаж за стеклом.

Точно! Этот вид отпечатался в моей памяти, словно картинка с фотографии. Зелёные кроны тополей, за ними – крыши железнодорожных вагонов на станции, а ещё дальше – высокая труба из закопчённого кирпича.

Этот пейзаж часто всплывал в моей памяти. Даже тогда, когда я уже напрочь забыл, где его видел.

– Куда ты уставился? – подозрительно спросил Севка.

– Да так, – ответил я. – Ничего особенного.

На самом деле, я смотрел на дом, который одним углом выступал из-за зеленеющих деревьев. Обыкновенный двухэтажный особняк немецкой постройки. Этих уютных домиков в Балтийске полно. После войны в них селились две, а то и три семьи. Некоторые семьи жили дружно, и сообща держали дом в порядке. Другие считали это жильё временным, а друг друга – просто случайными соседями. У таких жильцов старый дом постепенно приходил в упадок, следы которого иногда замазывались свежей краской и заклеивались обоями.

В девяностые годы, когда Балтийск перестал быть закрытым городом, эти домики стали выкупать и расселять люди побогаче. Как раз в том доме, который был виден из окна казармы, мне довелось гостить. Его выкупил большой человек – владелец первой сети видеосалонов в Балтийске. Через знакомых он пригласил меня приехать и оценить – что из интерьера может представлять историческую ценность. Билеты и проживание хозяин оплачивал, и я решил – почему бы не слетать летом к морю?

Вот тогда и произошла одна любопытная история…

– Ничего особенного, – повторил я.

Наклонился и вытащил из-под кровати свой рюкзак.

– Вот что, орлы! Раз уж с подарком мы промахнулись – так давайте хотя бы устроим Оле праздник. У кого сколько денег осталось? Выгребайте всё, будем считать и разбираться.

В общей сложности, у нас набралось пятьдесят два рубля с мелочью. Богаче всех оказался Мишка – у него в чистых, свёрнутых в аккуратный рулончик носках была припрятана сизая двадцатипятирублёвая бумажка. Пятнадцать рублей нашлись у меня в потайном карманчике рюкзака, который я аккуратно пришил изнутри к самому донышку. Севка насобирал двенадцать рублей.