«Весь мир – это катастрофа, которая ждёт своего часа, чтобы случиться». Чак Паланик

Можно забыть самые разные детали этой истории, но некоторые эпизоды я представлю так, будто это происходило всего пару часов назад. Только лишь закрою глаза…

21 июня 2021 года, день летнего солнцестояния. На душе волнительно, я предвкушаю скорую встречу с доченькой. Я надеюсь, что она выберет эту дату, чтобы родиться. Хотя даже если она решит подождать, я буду счастлива стать ее мамой и взять на ручки. До ПДР* (*предполагаемая дата родов – основной ориентир для врачей, ведущих беременность и принимающих роды) еще целых 2 дня и есть время насладиться беременностью. Такой теплый и солнечный летний день, я периодически трогаю животик и приговариваю: «Как здорово будет познакомиться!». Скорее всего, так я уговариваю себя, что готова и мне совсем не страшно. Хотя в тот момент мне, правда, не было страшно: я настолько люблю эту девочку в животе и свою жизнь, что искренне рада всему, что происходит! Какая красивая дата: 21 июня 2021 года …тогда я еще не подозревала, что это дата смерти моей доченьки. Знаете, все эти истории про материнскую интуицию – чушь. Если вы столкнулись с потерей и не ощутили проблемы заранее – это нормально. Мы всегда верим в лучшее, даже если мысли тревожные, даже если знаем о рисках. Наша психика приспособлена ожидать от жизни что-то хорошее, ведь иначе люди давно бы вымерли по собственной инициативе.

В тот день я, без каких-либо темных мыслей, классно провела время с подругами. Мы обсуждали будущие роды, перебирали милые вещички для малышки и смеялись с того, какая она в этот вечер спокойная. Позже, во время прогулки, принимая душ, засыпая, я ни на секунду не подумала о чем-то ужасном. Моя девочка всегда была очень нежной и за все 9 месяцев ни разу не била по ребрам, не устраивала буйные танцы. Поэтому и в тот раз я совершенно не переживала за тишину в животе. Однако, в 5 утра я в тревоге открыла глаза и отметила, что тишина продолжается уже почти 10 часов. Естественно, я уговаривала себя не паниковать на пустом месте, всякое бывает, это ничего не значит, да и вообще, перед родами малыши становятся спокойнее. Я крутилась на кровати, прикладывала руку к животу, захлебываясь в тревоге, молила дочь пошевелиться, ела финики и пела, только это не работало. За час я трижды повторила себе, что в 8 утра мне нужно ехать в роддом, там все станет понятно, мне сделают КТГ* (*кардиотокография –диагностический метод оценки состояния плода, при котором происходит регистрация частоты сердцебиения плода и сокращений матки), и все будет хорошо. «Нет причины для паники, нет причины для паники» – чем быстрее я говорила себе это, тем больше она нарастала. В итоге я сдалась и позвонила в скорую. Строгая дамочка на том конце линии, конечно, фыркнула и возмутилась, почему я ждала 10 часов? Она сказала мне срочно собирать вещи и ехать в больницу. С этого момента я точно ощутила, как тону в панике, и шанса всплыть мне не выпало. Рыдая, я разбудила мужа, быстро схватила сумки, все еще вынашивая веру в сердце, что эти сумки мы откроем вместе с доченькой, и поехала в роддом, который находится в 500 метрах от нашего дома.

В больнице меня сразу положили на КТГ. Перемещая датчик и силясь найти сердце дочери, я думала о том, что так не должно быть. «Я всегда легко находила сердечко»,– промелькнуло в голове, но я отогнала эту засасывающую мысль подальше. Медсестры помогали с таким лицом, знаете, как когда точно что-то идет не так, но они верят, что умело скрывают это. Не знаю, к чему была вся эта спешка, ведь в 6 утра доступен был лишь один доктор ночной смены, а он как раз заканчивал кесарево и не мог провести осмотр или сделать УЗИ. Поэтому 45 минут я просто лежала, как мне и сказали, плотно прижимая датчик. Впервые за всю беременность КТГ еле улавливало легкий стук, а моя рука онемела от напряжения, плотно-плотно держа датчик, чтобы не потерять этот легкий звук надежды. Расшифровку я выслала своему доктору онлайн, и он даже пошутил, что сам бы такое КТГ хотел. Сказал, что все выглядит отлично, только тревожит, что нет шевелений, и я, кажется, немного выдохнула. Даже посмеялась с общим знакомым, который привез свою жену в этот же роддом, что сегодня датчик КТГ шалит. «Это же хороший знак, встретить знакомых в такой день? Дайте мне знак!» За улыбками скрывалась Юля в отчаянии, которой нужна была не одна соломинка надежды, а копна побольше.

Наконец, дежурный доктор освободился, и меня повели на УЗИ. Мгновение облегчения сменилось новой волной тревоги, я будто оказалась в прошлом, на УЗИ в 12 недель первой беременности, где мне сказали «сердцебиения нет». Я вспомнила, как это было, когда доктор водила датчиком по животу, молчала несколько минут (хотя, вероятно, прошло гораздо меньше времени). Я как будто погрузилась полностью под воду, видя ее лицо и вспоминая такое же лицо у первого доктора: серьезное, замершее и неживое. Я слышала ту же тишину. «Что с моей дочерью, вы можете что-то сказать мне, я сейчас сойду с ума, если не пойму, все плохо, или все хорошо?». «К сожалению, ребенок умер, сердце не бьется и это произошло много часов назад».

Все.

Конец.

Тишина… в кабинете, в мыслях, в сердце.

Тишина и смерть везде.

Дальше доктор что-то говорила про маловодье, про то, что надо идти рожать, про то, как проходят такие роды и про то, что лучше всего сделать это естественно. Слезы просто тихо вытекают, мысли где-то не в моей голове, они снаружи. Одеваюсь, выхожу к мужу, и без конца повторяю: «Прости меня любимый, прости меня, наша девочка умерла». Он крепко держит меня, прижимая к груди, а я плачу и повторяю эти слова. Помню ярко каждую деталь того момента, он был таким реальным, и в то же время невозможным. Так ведь не бывает правда? Чтобы после 6 лет борьбы с бесплодием, после потери беременности, после ЭКО и идеальных 9 месяцев новой беременности за 1 день до ПДР оказаться на крыльце больницы с мертвой дочерью внутри?

Но это произошло… Я помню свои слезы, помню, как скручивало живот и било под дых осознание происходящего: мои ноги в босоножках на крыльце, солнце освещает скамейку возле роддома с беременной девушкой на ней, слезы моего мужа в голос. Там было так много всего: образов, цветов, запахов, но вспоминается лишь тишина, будто это замедленный фильм, в котором нет ни звука. Все это уместилось лишь в пару мгновений, но в моей голове всё застыло, так, что я могу вспомнить каждую деталь этой сцены.

Потеря ребенка настоящее горе?

Все что я описываю, связано с тем, как наша психика воспринимает неожиданные потери. Мы можем ощущать реальность происходящего и нереальность в один момент, так наш мозг смягчает удар. Узнать, что ты потеряла ребенка очень больно, будто нож вонзают в живую плоть. Но затем ты обнаруживаешь, что мир не остановился, и жизнь тоже. Ты идешь с этим воткнутым ножом к врачу, слышишь и понимаешь, что он говорит. Сдаешь ли анализы, сообщаешь ли близким о том, что произошло, нож воткнут, но это не останавливает жизнь. Боль есть, но она будто в тумане. Может показаться, что ты опустилась под воду, и подействовала своеобразная анестезия. Такие ощущения могут сохраняться от нескольких мгновений до нескольких недель с большей или меньшей интенсивностью.

Совершенно не важно, как случилась ваша потеря. Узнать о замершей беременности на первом УЗИ, пережить выкидыш, пойти на аборт по медицинским показаниям, потерять малыша в родах или через несколько дней после – это потеря ребёнка, если вы уже считали его ребенком. Значение имеет только это и то, кем этот малыш был для вас. Нашей психике безразлично, эмбрион ли это, или сформированный человечек на 40 неделе. Если вы уже представляли свою жизнь с этим ребенком, если вы выбрали ему имя, говорили с ним вслух или про себя, если вы касались живота и знали, что там ваш малыш, то независимо от обстоятельств, вы потеряли ребёнка и имеете право на свое горе. Врачи могут убеждать вас, что это был всего лишь набор клеток, знакомые скажут, что тут не о чем грустить, но это неправда. Вам есть о чем горевать, ваше горе такое же реальное, как и любое другое.