Откуда взялось имя «Паскуино», остается только гадать. Предположений чрезвычайно много. А затем и сама статуя на высоком постаменте дала название близлежащей площади. Одна из расхожих версий повествует о некоем портном по имени Паскуино, державшем поблизости мастерскую. Этот парень прославился редкостным злоязычием, а его лавка считалась местом сходок злопыхателей и кляузников, охочих до обсуждения тех или иных политических фигур. После смерти портного здание мастерской разрушили, и – о чудо! – в 1501 году под ним обнаружилась статуя, ранее скрытая за дворцом Орсини. Потому-то на постаменте и стали появляться сатирические стишки и эпиграммы, с помощью которых народ подтрунивал и анонимно высказывался против власть имущих своей эпохи. Паскуино стал родоначальником своеобразного «Сообщества остряков»: группы так называемых «говорящих статуй», которые в Риме на протяжении столетий обращались к властям от лица простых смертных. Позвольте представить почетных членов сообщества. Это Мадам Лукреция, Марфорио, Носильщик-Факкино (с улицы Лата, по мнению некоторых – вылитый Мартин Лютер) и Аббат Луиджи. Вот уже пять веков гневные и ироничные пассажи-«пасквинады» задевают за живое многих публичных и влиятельных персонажей. В прошлом подобной чести «удостаивались» в основном папы – именно против них был обращен недовольный глас народа. Сегодня достаточно вооружиться тюбиком клея и листком бумаги – и критикуйте кого угодно.

Но раньше пасквинады выражались в форме табличек и сатирических манифестов, которые под покровом ночи вывешивали на шею Паскуино и остальных «говорящих» статуй «Сообщества остряков», чтобы на следующее утро все их могли прочитать до прихода полиции, зачищавшей место преступления.

Как раз в XVI веке, начиная с Паскуино, не только в Риме, но и в других городах Италии и Европы распространился обычай «разбалтывать» статуи с помощью картушей и листков с эпиграммами. На некоторое время Паскуино, по обыкновению «общавшийся» с Марфорио (лежачей статуей Океана, ныне упрятанной в Капитолийские музеи), вдруг стал напрямую обращаться к своему венецианскому «соратнику», статуе Горбуна с Риальто. Горбун впервые подал голос благодаря Пьетро Аретино, автору антипапских сатирических сочинений, сбежавшему в Светлейшую из Рима после восхождения в 1532 году на ватиканский престол Адриана VI Флоренца.

Когда Климент VII Медичи[9] скончался после долгой болезни, на шее Паскуино появился портрет врача, виновного в папской агонии. Однако поскольку нравственность пациента оставляла желать лучшего, а римляне не особенно жаловали Климента, под портретом медика возникла следующая надпись: «Вот тот, кто поистине искупил мирские грехи». Так Паскуино выжил в веках, несмотря на то, что кое-кто из пап намеревался сбросить статую в Тибр. Однако этот поступок наверняка спровоцировал бы волну еще более жгучей и «отвязной» сатиры. Даже ночные дежурства не могли укоротить каменный язык грозного античного воина. Что уж и говорить о фашистском режиме! По случаю визита Гитлера в Рим в 1938 году Паскуино разразился следующим пассажем, высмеивающим избыточную пышность готовящихся торжеств, на недели охвативших город: «Бедный мой Рим, травертиновый город, / Весь ты картоном закрыт и распорот, / Чтобы порадовать взор маляра…»

Слева от статуи, если стоять к ней лицом, начинается улица Паскуино (via di Pasquino), которая приведет вас прямиком на великолепное блюдо площади Навона. Это, пожалуй, самая красивая барочная площадь Рима, излюбленное место встреч и развлечений. Она сформировалась на месте стадиона, построенного по указу императора Домициана в 86 году для всевозможных состязаний. В древности здесь проходили настоящие морские бои, «навмахии». И сегодня формы площади напоминают об античной арене. С течением столетий она продолжала быть излюбленным местом празднеств, игр, скачек, турниров и театральных представлений. Между XVII и XIX веками здесь вновь возродили традиции «морских битв». В дни этих действ сливные отверстия возведенных в XVII веке фонтанов специально перекрывали и площадь заполняли водой. Кареты князей и кардиналов с приделанными спереди носами различных судов проносились средь шума вод и рукоплесканий толпы.

Лоренцо Бернини и Франческо Борромини были величайшими зодчими и скульпторами в Риме XVII века, где они исполняли заказы разных пап и знатнейших семейств. Те, в свою очередь, обеспечивали им признание и почет на десятилетия. Разумеется, это разжигало сильнейшее противостояние между творцами, перераставшее в настоящие «архитектурные войны». Площадь Навона стала ареной одной из таких баталий.

Центральный фонтан ансамбля, названный фонтаном Четырех рек, был спроектирован Бернини в 1648-м и завершен в 1651-м. Заказ поступил от папы Иннокентия X Памфили, который в союзе со своей невесткой (женой брата) Олимпией Майдалькини полноправно распоряжался площадью, где уже царил их фамильный дворец. При выборе автора фонтана понтифик был сражен простотой и эффектностью глиняной модели Бернини, который таким образом перехватил обещанную Борромини работу на стадии эскиза. Более того: Бернини удалось завоевать папскую милость и обеспечить дальнейшие привилегии в свою пользу. Мастер даже позволил себе игривую выходку в день торжественного открытия фонтана, показав его совершенно сухим. Только когда раздосадованный папа собрался покинуть площадь, мастер знаком приказал выпустить струю воды. «Подарив нам это нежданное веселье, – воскликнул Иннокентий, – вы подарили нам еще добрых лет десять жизни!» Но бедняга рано радовался. Смерть настигла его через четыре года.

Замысел Бернини состоял в том, чтобы наглядно воплотить в мраморе метафору Милости Божией, изливающейся на четыре известных тогда континента. Композицию венчал обелиск, римская стилизация эпохи Домициана под Египет. Его обнаружили в 1647 году на территории цирка Максенция на Аппиевой дороге. Вершину обелиска предполагалось украсить голубем Святого Духа. Четверо гигантов на скалах у его подножия воплощают четыре самые протяженные реки в мире, по одной на континент: Дунай, Нил, Ганг и Ла-Плата.

Разумеется, с момента создания монумента в статуях стали находить связь с творческим поединком Бернини и Борромини. Это было неминуемо, раз уж напротив оказалась церковь Сант-Аньезе-ин-Агоне[10], исполненная Борромини по воле того же папы Памфили. Статуя Ла-Платы, как считают римляне, воздевает руку вверх, опасаясь, что здание вот-вот обрушится, а Нил спрятал голову под покрывалом, не желая смотреть на устрашающую громаду. На самом деле, жест Нила значит другое: истоки африканской реки в те времена были еще неизвестны, так что покрытая голова в данном случае символизирует тайну происхождения. Все равно похоже, что Бернини специально развернул фигуры в разные стороны от храма. Борромини, как увидим, тоже зря времени не терял. Смотря на фасад, обратим внимание на его святую Агнессу на постаменте близ правой колокольни базилики. Праведница прижимает руку к груди, словно горячо заверяя диких громил, что благодаря ее вере церковь непременно устоит!