— Ну а кто-то считает, что нет и не может быть повода, чтобы так поступить с родными.

— Мы можем помочь.

— У нас есть влияние.

— Сила.

— К нам прислушиваются.

— Нас уважают.

— Благодарю вас за предложение, но это внутреннее дело дома Торвандори. Устраивать новую бойню и втягивать в неё весь Эдем, я не собираюсь.

— Мы вас узнали.

— Узнают и другие.

— Очень скоро.

— Вы один.

— В руках Адриона власть и сила.

— За вами придут.

— Вы плохо знаете моего брата, поэтому судите поверхностно, не имея возможности углубиться в детали, — тяжело произнёс Ланс. — Я справлюсь сам.

— Хорошо, господин Бальмуар.

— Это ваше решение.

— Но не думайте, что у вас не осталось друзей.

— Я никогда так и не думал, — напоследок поклонился Ланс, после чего покинул террасу и вернулся на нижний ярус.

Разговор с близнецами вышел сложным для аристократа, а сказанные слова требовали огромных усилий. Соблазн был силён как никогда. Заручиться поддержкой, попасть в Эдем, бросить дуэль Адриону, рассказать всем правду. В честном бою старший брат бы не одержал верха. И вот она сладкая месть.

И что получается в результате? Вечный позор для рода Торвандори. Увядание рода, который не справится без настоящего лидера, коим был отец, коим растили Адриона. Конечно, Ланс не даст роду исчезнуть, но потеряет очень многое из-за нехватки опыта. Первого сына растили как лидера, второй стал защитником.

И к чему это всё приведёт? Зачем всё это? Чтобы получить власть? Потешить самолюбие или быть может ради мести? Может быть, это вернёт к жизни убитых? Нет, так не поступил бы ни Граниир Торвандори, не поступит и Лансемалион Бальмуар. И пусть обида с болью разрывают сердце, но это не выход… Ведь Ланс лучше других знает о настоящих мотивах своего брата и видит всю картину целиком.

Подобное решение останется лишь жалкой местью, не будет никакой справедливости. Ничего не изменится, лишь прольётся ещё больше крови. Адрион не придёт к осознанию, а лишь покинет этот мир, так же, как и его отец. Младший брат просто повторит ошибку своего старшего брата.

Разрушать свой род во второй раз Граниир не станет. Он это решил ещё когда лежал в канаве. Вместо этого Лансемалион займётся созданием нового рода. Вернётся в Эдем, станет выше своего брата, но не как воин. И не для того, чтобы бросить ему вызов в лицо. Адрион не заслуживает подобного, пусть многие и твердят обратное.

— Всё хорошо, хозяин? У вас какой-то мрачный вид, — озабочено поинтересовалась Ада, за банкетным столом. — Грустить вредно для здоровья. Хотите кусочек шоколадного торта?

— Да, ты права. Вредно, — согласился аристократ, сильно сомневаясь в том, что торт ему поможет.

Глава 22

— А Ланс в последнее время что-то мрачный совсем какой-то, — произнёс у стойки Вульф.

— Да, даже время тренировок сократил. Спит ещё много, намного больше обычного, — согласилась Ада. — Всё после того банкета и встречи с близнецами.

— С Дельдамионами? Слышал они хотели тебя выкупить и предлагали четырёхзначные суммы. Судя по всему, Ланс им отказал. Может они его запугали как-то?

— Вряд ли, господин Бальмуар ничего не боится.

— Насчёт «ничего» я бы поспорил, но слабохарактерным его точно не назовёшь… — Вульф на секунду задумался. — Наверное что-то личное. Даже самые старые раны порой начинают болеть с невиданной силой. Сходила бы к нему, поинтересовалась, что у него там на душе.

— Я же рабыня… просто вещь… — покачала головой Ада. — А он аристократ. С чего бы ему изливать мне душу?

— И что? Я вон своим девчонкам тоже бывает жалуюсь, а они мне, — пожал плечами зверолюд. — Ничего такого в этом нет. Многие рабы часто становятся своим хозяевам лучшими друзьями. К тому же личные разговоры позволяют укрепить доверие. А доверие между рабом и хозяином крайне важно.

— Думаете?

— А то, — оскалился Вульф. — В крупных родах рабы и вовсе фактически становятся частью семьи. Они и за детьми следят, и за личным оружием, и всякие непристойные письма помогают писать. Почти у каждого аристократа есть такой личный раб, которому он и жизнь доверить может. Это нормально. Особенно в условиях постоянной борьбы, когда становится опасно доверять кому-то другому. Каждый хочет тебя обмануть, каждый хочет тобой воспользоваться, а раб… Он фактически повязан с хозяином.

— И что мне стоит зайти и спросить, что у него на душе?

— Типа того. Можешь начать издалека, сама поделись чем-то личным. Ты уже рассказывала про то, кем была в прошлом мире?

— Нет…

— Про это непринято спрашивать. Всё же считается, что для попавших сюда начинается новая жизнь. Но ты можешь поделиться сама. Ланс наверняка оценит этот жест.

— Ладно, вы правы. Я попробую.

— Удачи.

Ада сильно волновалась, с каждой ступенькой ей хотелось развернуться и не лезть не в своё дело. Всё же она лишь рабыня, вещь, ресурс, товар. Разве кто-то станет разговаривать с расчёской и делиться с ней переживаниями? А именно такой статус и имели рабы. Но слова господина Вульфа всё же убедили рабыню в обратном. Так что, собрав волю в кулак Ада постучала, не услышала ответа, но всё равно вошла внутрь комнаты.

Ланс уже не спал, а сидел на краю кровати почти не двигаясь. Он уже несколько дней в таком состоянии. Не бреется, не следит за внешним видом и витает где-то в воспоминаниях.

В руках аристократ держал маленький альбом, где от руки не слишком умело было что-то нарисовано. Разглядеть Ада содержимого не могла. Так что девушка решила просто громко захлопнуть за собой дверь, чтобы заявить о своём присутствии и дать хозяину возможность спрятать то, что он вполне возможно не хочет показывать.

Так и случилось. После стука Ланс слегка дёрнулся, взгляд его слегка прояснился, а альбом исчез из рук. Наверняка он теперь находится в пространственном артефакте. В перстне или амулете, может быть запонках. Ада точно не могла сказать, какой элемент украшений аристократа является магическим артефактом, а какой — обманкой.

— Вы пропустили завтрак, хозяин, — не зная с чего начать, произнесла Ада.

— Я не голоден, — ответил Ланс, откидываясь на кровать и закрывая глаза.

— Сегодня господин Вульф опять рыбу готовил, — начала хоть что-то говорить рабыня, стараясь импровизировать, пусть и подводка к сути вышла немного рваной: по-другому Ада не умела. — Его друг разводит их на водных фермах, а после привозит ему. Сегодня была форель. Помню мы с отцом часто ходили к горному озеру. Там тоже форель водилась. Две рыбы мы съедали сразу же на месте, обжарив на костре. Один раз даже соли с собой не оказалось: забыли дома. Но всё равно было очень вкусно, как сейчас помню тот запах.

— Твой отец был рыбаком?

— Нет, наверное. Не знаю. Он много чего умел. И в поле работал, и в травах разбирался, знал какая от простуды помогает, а какая от головной боли. Мебель тоже сам собирал, даже соседям помогал. И рыбу ловил, и ловушки на мелкую дичь умел ставить. Хлеб тоже сам пёк. Даже за детьми приглядывал. Казалось, что он умеет всё. Прямо как вы.

— А матушка?

— Её я не застала. Я не расспрашивала его о ней. Но по словам сестричек и братиков, она умерла во время очень холодной зимы. Он долго горевал, но продолжал следить за домом и детьми. А потом уже нашёл меня во время рыбалки, у того же горного озера. Забрал домой, обогрел и откормил.

— И сколько тебе тогда лет было?

— Не знаю, но совсем маленькая была. Не помню ничего. Даже какое-то время думала, что я его родная дочь, — Ада вспоминала прошлое с улыбкой, но всё равно с горечью в голосе. — Потом как-то случайно узнала. Расстроилась сильно, но отец быстро меня успокоил. Да и братики с сестричками тоже добрые были. Им было без разницы, что у меня уши острые и волосы такие яркие. Никогда в обиду меня не давали. Дружно жили, а потом начали разъезжаться. Кто-то в соседнюю деревню замуж, кто-то в город в подмастерья выбился. А старший брат и вовсе в ученики к настоящему магу пошёл. Так с отцом осталась только я. Расставаться было грустно, но они нас навещали. Да и нам скучно не было, в деревне всегда есть чем заняться. А потом я пошла как-то на рыбалку одна. Отец что-то захворал, так что отдыхал в тепле дома. Думала принесу к ужину красной рыбы. Погодка довольно тёплая была, решила ещё искупаться. Уже почти высохла, оделась и думала домой идти, как смотрю странный серый туман по озеру катится и прямо ко мне. Я ничего не поняла, даже убегать не стала. Казалось, прошло лишь пару секунду, а я уже… ну… здесь… И прямо ко мне группа грязных с жадными взглядами уродов идёт. А потом пришли вы… Интересно как там папа мой?