— Ладно, можешь сообщить ему от меня, сообщи ему сегодня же, что я собираюсь разобраться с его проблемой. Я понял его точку зрения. Все понял. Он может убрать эти чертовы камеры и плюнуть на этот чертов яблочный сок, потому что я буду ему покровительствовать. Я приму действенные меры, чтобы решить эту проблему.

— Я прослежу за тем, чтобы сенатор получил ваше сообщение, сэр.

— Ты думаешь, я здесь в игры играю? А, мистер Вальпараисо? Ты думаешь, я тут развлекаюсь с вами?

— Я никогда не подумал бы ничего такого, Ваше Превосходительство.

— Это хорошо. Это действительно хорошо. Знаешь что? Я любил фильмы твоего папы. — Хью повернулся и пристально поглядел через плечо. — ЧТО С ОРКЕСТРОМ? — проревел он. — УПИЛИСЬ они там, что ли? А ну, давайте музыку!

Музыканты быстро собрались и начали играть менуэт. Губернатор выхлебал demitasse, затем вновь обратил внимание на монстровидного лангуста и жадно принялся за него. Он схватил и сожрал обе клешни, а затем с видимым удовольствием начал высасывать горячий пряный сок из головы.

Официанты выставили новые тарелки с креольскими деликатесами. Оскар разглядывал окружающих. Аппетит пропал у него начисто.

— Что с тобой, милая? — спросил вдруг Хью. — Ты что-то сегодня неразговорчива.

Грета отрицательно покачала головой.

— Ты хоть поняла, зачем прибыл этот Мыльный Парень, а? Дугала больше нет, федеральные демократырвутся к кормушке. А ты чего себе надумала? Миленькая Лаборатория на сто двадцать восьмом шоссе? Кое-кто кое-чего уже наобещал тебе, так я предполагаю?

— Он не давал мне никаких обещаний, — пробормотала Грета.

— Пусть и впредь этого не делает, потому как ему ничего не удастся провернуть в Бостоне. У меня двое парней в Сенате, которые не слезут с шеи его босса. Это я построил вашу чертову Лабораторию! Я! Я знаю, что почем! Там, в Батон Руж, мы уже провели новый законопроект через Бюджетный комитет. Большое увеличение средств на «Био-Байу». Возможно, моя Лаборатория не будет столь крупной как та, где ты сейчас, но, если не прикармливать всех этих ловкачей в пятидесяти штатах, то большая Лаборатория и не нужна. Уж я-то знаю чертовы различия между нейронаукой и сучьими отродьями, что каталогизируют кузнечиков. Ты ведь знаешь, что я в этом понимаю?

— Да, Этьен, знаю.

— Это позор, что ты должна кормить на федеральные деньги еще целую свору! У такой женщины, как ты, должны быть развязаны руки! Да чего стоит одно название того, над чем ты работаешь… Блокирование передачи метилспиропедирола в экстрастритальных допаминовых рецепторах. Могу побиться об заклад, что вряд ли среди федеральных чиновников найдется хоть один, который сможет всего лишь правильно это произнести! А суть-то какая? Цифровая… Биологическая… А теперь вот когнитивная. Понятно, на что они нацелились. И не думай, что мы собираемся сидеть здесь, как те люди, что подвергались расовым гонениям в южных штатах? Мы не будем наблюдать, как свора ТУПОГОЛОВЫХ ЖИРНЫХ КОТОВ пытается ПЕРЕХИТРИТЬ НАС! Черта с два им удастся перехитрить нас! Вот так-то, сестричка!

— Этьен, я не занимаюсь когнитивными процессами, я просто нейротехник.

— Ты получила Нобелевскую премию за открытие глиальной основы внимания и утверждаешь, что не занимаешься когнитивными процессами?

— Я занимаюсь нейронами и глиальными клетками. А также нейрохимическим распространением волн. Но я не занимаюсь тем, что связано с сознанием. Это уже не наука. Это метафизика.

— Ты мыслишь на милю вглубь и всего на сантиметр вширь, дорогая. Когда это сидит за столом перед тобой и жует яблоко, тут уже не метафизика. Слушай, мы же давно знаем друг друга. Ты знаешь старину Хью, верно? Ты друг Хью, и ты можешь получить от него все, что хочешь. Что угодно! Чего захочешь!

— Я просто хочу работать в собственной Лаборатории.

— Ты получишь ее! Пошли мне спецификации! Что тебе требуется? Герметичность? Мы прорыли серные копи и соляные шахты на милю вниз, они по размерам больше, чем центр Батон Руж. Делай там себе, черт знает что захочешь! Сиди себе там в безопасности! Наука! Бесконечные горизонты! Дорогая, да о чем еще можно мечтать! И никогда не подписывай больше федеральных дотаций! Просто получай свои результаты и издавай их, и это все, что я прошу! Просто результаты и публикации.

Оскар и Грета вернулись в пляжный домик в четыре утра. Они стояли у перил и смотрели, как огни их эскорта, состоящего из шести полицейских автомобилей, исчезают в темноте.

Команда, приведенная в готовность Фонтено, тщательно охраняла вход. В дом никто не входил и не ничего не обыскивал. По крайней мере, хоть это было приятно.

— Не могу поверить! Люди подходили к нему и целовали его руки! — в очередной раз воскликнул Оскар.

— Только трое.

— Они целовали его руки! Они плакали и целовали его руки!

— Он много сделал для местных жителей, — зевая, ответила Грета. — Он дал им надежду.

Она пошла в ванную, захватив с собой дорожную сумку, и закрыла за собой дверь.

Оскар вошел в кухню и открыл дверцу холодильника. У него тряслись руки. Хью не удалось переломить его. Оскар не вышел из себя, не потерял выдержки. Нет, но он был потрясен тем, каким образом ему пришлось поплатиться за дурацкий риск на территории, где Хью пользовался огромным влиянием. Оскар нашел в холодильнике яблоко и рассеянно надкусил его. Потом прошел в комнату и сел в кресло. И тут же вновь вскочил.

— Он наводнил ресторан вооруженными жлобами, а благодарные посетители целовали его руки!

— Губернатор нуждается в телохранителях, у него опасная жизнь, — отозвалась, Грета из-за двери ванной. — Оскар, а почему он назвал тебя «Продавец Мыла»?

— А, это. Это была моя первая кампания. Биотехнологическое приложение. Мы организовали кампанию, рекламируя эмульсию для мытья посуды. Люди не думают в таком направлении, понимаешь, они считают, что раз биотехнология, то это должно быть причудливо и сложно. Но мыло — основное изделие для потребителя. Если продажа товара того же мыла дает пять процентов прибыли, то распространители начинают ломиться в твои двери…

Он замолчал. Грета, чистила зубы, она его не слушала.

Она вышла из ванной в длинной до пят фланелевой ночной рубашке. Рубашка закрывала лодыжки и имела небольшой вырез у шеи. Грета открыла дорожную сумку и вынула компактный воздушный фильтр.

— Аллергия? — спросил Оскар.

— Да. Воздух вне купола… Мне кажется, что воздух снаружи как-то странно пахнет.

Она включила фильтр. Фильтр заработал с мощным урчанием.

Оскар проверил окна, чтобы удостовериться, что они закрыты и занавешены, потом взглянул на нее. Его чувства к ней непонятно и резко изменились, как меняется море во время шторма. Оскара трясло и мутило после столкновения с губернатором. Внутри бурлило, клокотало. Он был охвачен страстью. Ему хотелось быть сильным, агрессивным, требовательным. Он изнемогал от ревности.

— Ты собираешься в этом спать?

— Да. У меня ночью всегда мерзнут ноги. Оскар отрицательно покачал головой.

— Ты не будешь спать в этом. И мы не пойдем в кровать. Мы сделаем это на полу.

Она посмотрела на пол. Там лежал качественный и красивый коврик, взятый напрокат. Она взглянула на него и вдруг покраснела до ушей.

Оскар проснулся только после восхода солнца. Он спал на коврике. Грета сняла с кровати простыню и одеяло и прикрыла его. Потом вернулась к бюро, чтобы продолжить работу за ноутбуком.

Оскар медленно оглядел потолок со следами водных потеков. Колени горели — он натер их о ковровый ворс. Спину ломило. На полу под ним холодило ноги мокрое пятно. Впервые за много недель он ощущал себя в мире с самим собой.

Без Фонтено, в чьи обязанности входило вычислять грядущие заторы и сглаживать текущие неприятности, поездка оказалась утомительной. В Алабаме дорогу запрудили толпы христианских фанатиков «свежего дыхания жизни в духе», сопровождаемые убийственно стремительным рейвом. В Теннесси путь преградили батальоны мексиканских мигрирующих рабочих, кирками и лопатами яростно сметавшие все, что попадалось под горячую руку. Оскар мог наслаждаться относительной безопасностью внутри замаскированного автобуса, но это не помогало им продвинуться дальше.