– Всё хорошо, – выдавил Мирча. – Мне пора. Гроза скоро.

– Дэвлалэ–дэвлалэ, – Рада тяжело вздохнула, но не стала его останавливать.

Снова вскочил на вороного и помчался к перелеску, несмотря на собирающиеся тучи. Осенний ливень превращал все дороги в огромное болото, из–за чего конь постепенно перешёл из бега на замедленную ходьбу. Копыта вязли в грязи, но Мирчи до того не было дела. Как только добрались до буйной реки, он спрыгнул на землю, пошатнулся и вошёл в воду, ещё летнюю, тёплую и одновременно прохладную.

Сердце с болью пропускало удар за ударом и не хотело успокаиваться. Сколько ни ругался Мирча на себя, бесполезно. Девка не выходила из головы, и как её оттуда вытравить – тоже непонятно. Что–то мешало ему рассказать обо всём Раде. Вдруг нашепчет отцу, а тот схватится за кнут? Нет уж, такой радости ему не надо было. Справится сам.

3.

На следующий день табор продолжал путь к Приморью. Мирча со своей телегой ехал впереди всех, лихо подгоняя коней. Зурал затерялся среди цыган вместе с женой. Чарген умело справлялась с лошадьми и не выпускала поводьев из рук. Те слушались её.

Видно, что вчерашняя невольница изо всех сил пыталась угодить мужу, хотя они даже не разговаривали толком – так, перекидывались фразами время от времени. Рядом с ним Чарген мялась, чувствуя себя не в своей тарелке. И правильно: места Кхацы ей не занять. Кхаца была орлицей, боевой цыганкой, способной носиться на самых бешеных лошадях. Однажды она отхлестала кнутом барина и умудрилась выудить у него из кармана серебряное кольцо с бриллиантом. Эту басню до сих пор пересказывали таборные, украшая своими деталями.

Чарген же – неоперившийся птенец, запуганная невольница, которая боялась Зурала и отчего–то жутко любила лошадей. Старый барон не вмешивался в жизнь девочки, позволяя ей выполнять свои обязанности. Жаль, Мирча не был таким же послушным. Видимо, пошёл в Кхацу нравом. Даже на свадьбу не явился, зато подарил Золотка, как будто в насмешку.

Зуралу не нравилось поведение сына, но он слишком хорошо знал Мирчу. Стоило с ним заговорить, как тот весь взвинчивался, словно степной вихрь, а после уходил. Не бегать же ним, взрослым лбом, с кнутом! Нет уж, поздно лупить, нрав не изменишь, а буйную кровь не разбавишь. Будь Мирча поспокойнее, может, и жениться бы не пришлось. Зурал взглянул на Чарген. С виду девка была в порядке, разве что всю дорогу сидела в напряжении и сжимала зубы. Боялась.

Солнце катилось всё выше и выше. Оно уже не жарило так, как летом – только приятно согревало. Зурал с тоской подумал о том, что целых три месяца им придётся сидеть в Приморье, где вечно воняло рыбой и помоями. Он не любил каменные городские стены, узкие улочки и богатых господ, которые считали себя выше всех на свете и света толком не видели. Хорошо было певучим девкам – те приносили много монет, благодаря чему табор не пропадал и цыгане веселились. Но что будет делать Мирча?

Зурал раскурил трубку и призадумался. Конокрадам нельзя находиться долго на одном месте. Примелькается, да и в Приморье их табор хорошо знали – не первый год ведь ехали туда зимовать. Обычно сын уезжал в другие города, где и занимался любимым делом, сбывая негодных кляч и доставая новых, породистых и до жути красивых. Поэтому Зурал и не ругался. Наверное, и теперь продолжит. Хорошо хоть додумался в самом Приморье не торговать толком, иначе беды не миновать. От тюремной решётки никакая ворожба не защитит.

Интересно, умела ли его собственная жена петь? Зурал взглянул на неё и невесело подумал, что научится всему, если заставить, но разве ж то дело? Нет, пусть лучше занимается хозяйством и обычным промыслом. Конечно, коль захочет походить по кабакам, он удерживать не станет – приставит к ней какого–нибудь цыгана и отправит вместе с ним. Хотя драть горло ради господ… Нет, всё же обмельчали цыгане. Но что делать, особенно если платят хорошо?

Неправильно было и то, что Мирча жил отдельно, ездил с собственной телегой и не особо интересовался делами табора. Стыдно признавать, но тот же Луйко всё время вертелся возле Зурала, помогал, дарил подарки Раде и всегда спрашивал совета у барона. Сестре он почему–то не нравился: дары принимала, но хмурилась и поджимала губы, а потом качала головой, мол, не доведёт это всё до добра.

Мирча же ходил предоставленный сам себе. Появится, сверкнул глазищами, ухмыльнётся – и снова исчезнет. Ищи–свищи. Зурал тяжело вздохнул. Сбывалось очередное пророчество Рады. Не было у него других детей, как ни старался барон. Конечно, по табору ходили слухи, будто он их хорошо скрывал от посторонних глаз, ведь не может у цыгана быть всего один ребёнок. Бывало и так, что молодые матери приходили к нему с младенцами на руках и показывали, мол, вот, твой выводок, на что Зурал печально усмехался и подзывал Раду. Шувани быстро раскрывала обман и отправляла неразумных девок подальше.

– Ой ночка тёооомнаяаааа, – запели впереди. – Ай ночка бурнаааяааааа.

Песню о лихом конокраде охотно подхватили остальные и особенно – Мирча. Не всякий цыган рождался с талантом уводить коней: некоторым нравилось петь, отплясывать, рвать струны в кабаках или ворожить – раскладывать карты, заговаривать печь, домашнюю нечисть и не только. Зурал знавал таборы, где у большинства было принято лепить горшки из глины или шить цветастые платья из дорогих тканей. В его собственном цыгане занимались разным: Мирча с дружками возился с лошадьми, девки бегали по деревням, пели, гадали, а остальные или воровали кошельки, или попрошайничали.

Зурал в молодости любил мастерить ножи и продавать их втридорога. На вырученные деньги он покупал старых кляч, которых тут же сбывал за хорошую цену. Доходило до того, что Зурал сторговывал породистых коней и возвращался в табор с поживой. Иногда ему помогали, иногда он работал один. Его отец был доволен сыном. Но и там была своя ложка дёгтя.

Его хотели женить на троюродной сестре. Как–никак, старший сын, будущий баро! Зурал же давно засматривался на Кхацу, которая в те времена отваживала почти всех женихов и слыла «змеёй языкастой». Что делать – пришлось сговориться с ней ночью и сбежать из табора. К удивлению Зурала, Кхаца быстро согласилась, собрала котомку, и на рассвете их уже не было.

Говорили, отец рвал на себе волосы и чуть не убил жену. Зурал и Кхаца вернулись через пару лет с породистыми лошадьми и щедрыми подарками. Пришлось простить – не отрекаться же от родни при всём таборе. Так и сладилось, а потом родился Мирча, и на голову рухнуло пророчество Рады вместе с гибелью жены. Зурал мельком взглянул на Чарген. Сильная девочка, бойкая. Должна выдержать. Первый день в пути за собственной телегой – и никакой ошибки: лошади слушались, внизу тихонько поскрипывали колёса. Для бывшей невольницы Чарген справлялась лучше, чем следовало бы ожидать.

Они отъехали от леса и миновали бескрайнюю степь. Среди редких кустарников притаилась маленькая рыбацкая деревенька. Там и решили остановиться, чтобы напоить лошадей, переночевать, может, задержаться на день–другой, а потом снова отправиться в дорогу. Зуралу нравились тихие места, где изо дня в день ничего не происходило. Там приятно было отдыхать и встречать старость. Впрочем, табор вряд ли поддержал бы его – в деревеньках добычей не разживешься. Да, если всё время переводить дух, то и впрямь можно погибнуть.

– Переночуем, а завтра видно будет, – решил Зурал. – Может, останемся до следующего вечера, может, поедем дальше.

Мальчишки вместе с молодыми цыганками тут же кинулись к реке. Кони понеслись в воду следом. Цыгане заголосили на все лады: кто–то пел, кто–то отплясывал, кто–то сразу отправился гадать и зарабатывать на хлеб. Чарген пошла в деревню вместе с большинством цыганок. Зурал готов был поклясться, что ей хотелось кинуться в речку и напоить Золотка, но она сдержала этот порыв. Не зря ведь кони у неё шли так ладно. Любили, причём взаимно.

4.

Выпрашивать еду Чарген не умела, а вот гадать по руке научилась быстро. Не нравилось ей дурить честных людей, но что было делать. Ей подвернулась удача в виде заплаканной вдовы. Стоило такой нагадать хорошего молодца, двух детишек и шум–гомон в доме, как она мигом расчувствовалась и подала цыганке картошку с морковкой. Не щедрый навар, конечно, но вполне неплохо для маленькой деревеньки. К счастью, Чарген додумалась захватить с собой котомку, поэтому складывать всё в фартук не пришлось.