Его большой палец проводит по моей щеке, а затем его свободная рука берет одну из моих безвольных ладоней, пока я смотрю на случайную точку у него на груди.

— Я так чертовски благодарен тебе за все, что ты сделала для меня, Реми. Ты никогда не узнаешь, насколько сильно. — Он поднимает руку, которую держит, и прижимает ее к моей груди над сердцем. — Позаботься о нем ради меня. Затем он запечатлевает поцелуй на моей щеке, проходит мимо меня и выходит за дверь из палаты, и из моей жизни.

Я остаюсь стоять на том же месте, уставившись в пустоту перед собой.

Чувствую себя опустошенной.

Шокированной.

Онемевшей.

Я не могу поверить, что после всего, через что мы прошли, он все еще делает это.

Я не могу поверить, что он сказал мне, что любит меня, и это было частью гребаного прощания.

Я продолжаю стоять здесь, делая один глубокий вдох за другим.

Наполняя мои легкие жизнью.

Перегруппировываясь.

Собирая свои силы.

А потом я убегаю.

Дальше по коридору. Мимо медсестер. Мимо пациентов. Спускаюсь по лестнице вместо того, чтобы ждать лифт. А затем выхожу через парадные двери.

Я не останавливаюсь, пока не оказываюсь перед Джейкобом, не давая ему идти дальше.

— Нет! — Говорю я, моя грудь вздымается от бега, но также и от всех эмоций, переполняющих мое тело. — Не тебе это решать.

— Реми...

— Нет! — Кричу я. — Я не нежный цветочек, Джейкоб. Да, я могу быть увлечена тем, что правильно, а что нет, и чувствовать это глубоко внутри. Я чувствую боль. Я чувствую твою боль. — Я прижимаю руку к груди. — Но не стоит недооценивать то, с чем может справиться это сердце.

Я еще чуть-чуть вторгаюсь в его пространство и поднимаю руки к его подбородку.

— Ты не заставляешь меня что-либо терпеть... потому что я люблю тебя и уже решила, что пройду через любую боль и страдание рядом с тобой. Мы вместе столкнемся со всем дерьмом, которое встретится на нашем пути.

Он закрывает глаза, прижимаясь своим лбом к моему, и обнимает меня, позволяя моим словам повиснуть в воздухе на мгновение, прежде чем он впитывает их и шепчет. — Боже, я тебя не заслуживаю.

— Да, ты заслуживаешь. Однажды ты это поймешь. — Я наклоняю голову так, чтобы прижаться губами к его губам, а затем задерживаюсь на них, наслаждаясь его теплом и комфортом от ощущения, что он обнимает меня. — Пожалуйста, не проси меня держаться подальше.

Его хватка становится еще крепче, когда он смотрит на меня сверху вниз. Я не могу представить, что его раны не болят, когда его тело прижимается к моему, но он через столько прошел, что это вообще не должно его волновать.

— Я всегда знал, что ты упрямая.

Я невольно улыбаюсь. — Когда дело доходит до важных вещей, да.

Он опускает голову так, что его щека оказывается на моей макушке, а затем делает глубокий вдох, медленно выпуская его. — Ты, действительно, уверена, что хочешь этого?

— Да. Всем своим сердцем.

В моем ответе нет паузы, в моем голосе нет сомнения. Я знаю, чего я хочу.

И это он.

После того, как он отстраняется, его прекрасные глаза цвета океана изучают мое лицо, прежде чем он медленно кивает, а затем тихо отвечает. — Тогда я не буду просить тебя держаться подальше.

Я хватаюсь за него, осторожно опуская голову ему на грудь. Выдыхаю вздох облегчения. И какое-то время мы просто крепко прижимаемся друг к другу, наслаждаясь моментом, как будто время не имеет значения. Как будто предстоящие препятствия – это завтрашняя проблема, а не сегодняшняя.

В конце концов, я отстраняюсь. — Если ты хочешь сохранить свой дом, это прекрасно. Мы это сделаем. Но я думаю, тебе могло бы немного больше понравиться то место, куда я переехала.

Кивнув, он говорит. — Мы что-нибудь придумаем.

— Ладно. Куда ты хочешь пойти сейчас? Ты голоден?

Он перебирает пальцами прядь моих волос, прежде чем ответить. — Думаю, я мог бы поесть. А ты?

— Да. Давай сходим за чем-нибудь.— Я подхожу к нему, беру его за руку, готовая идти, куда бы ни привел нас этот мир. Наверное, в отель за моей машиной. — Куда ты хочешь пойти потом? Ты сможешь приехать посмотреть на мое новое жилье? О, тебе нужно заранее сообщить своему надзирателю по условно-досрочному освобождению? — Увидев выражение его лица, я добавляю. — Я знаю, я знаю. Я и мои вопросы.

— Все в порядке. Мне вроде как нравятся твои вопросы.

Я улыбаюсь, и мы начинаем медленно идти по тропинке. Все выглядит намного ярче, чем раньше. Может быть, это просто ощущение того, что я по-настоящему свободна.

Свободна любить его.

Свободна от своих родителей.

Пройдя еще пару шагов, я дергаю Джейкоба за руку, чтобы остановить его. — Подожди. — Он поворачивается ко мне, приподняв бровь. — Скажи мне еще раз... скажи мне, что ты любишь меня. На этот раз без прощания.

Его губы слегка подергиваются, прежде чем, наконец, сдаться и расплыться в одной из его редких улыбок. А потом его рот врезается в мой.

Эпилог

Джейкоб, девять с половиной лет спустя

Мне требуются все силы, что у меня есть, чтобы не войти в ванную и не вытереть слезы, которые Реми сама вытирает со своих щёк, когда я вижу ее через щель в двери. Я знаю, она пытается скрыть их от меня, пытается скрыть свою сердечную боль.

Поэтому я остаюсь сидеть здесь, на краю кровати, наблюдая, как она хватается за столешницу, пытаясь взять себя в руки. Меня до сих пор убивает, когда я вижу ее слезы. Но, честно говоря, прямо сейчас я пытаюсь скрыть от нее свое собственное разбитое сердце.

Когда она выходит из ванной, она начинает плакать снова, когда видит, что я сижу здесь. Я пытаюсь послать ей успокаивающую улыбку, но, черт возьми, она, должно быть, видит меня насквозь, потому что меняет курс и направляется прямо ко мне.

Встав между моих ног, она обхватывает мою голову руками и прижимает ее к своему животу.

На краткий миг, когда я поднимаю руки и провожу ими по изгибам ее тела, мне становится интересно, растет ли внутри нее прямо сейчас маленькая частичка меня. Драгоценная жизнь, которая только и ждет, чтобы оказаться в наших руках.

Уголки моего рта подергиваются в попытке изобразить улыбку при одной мысли об этом, такое приятное отвлечение от боли.

— Это просто так несправедливо, — всхлипывает Реми, не в силах скрыть свои эмоции в голосе.

— Я знаю, милая. Но мы с самого начала знали, что так и будет. — Я провожу рукой вверх и вниз по ее спине, двигаясь круговыми движениями.

— Я знаю, я просто... — Она делает глубокий вдох и отпускает. — Я просто подумала, что, поскольку осталось всего две недели, они будут более снисходительны. Ты понимаешь?

Я знаю, она так думала. Но я стараюсь никогда не позволять себе слишком обнадеживаться, когда дело доходит до подобных вещей.

— Все в порядке. Еще две недели, и мы сможем начать оставлять все это позади. Верно?

Реми была моим подарком, бесценной наградой за все несправедливости, с которыми я сталкивался. Она была всем хорошим в моей жизни... вплоть до событий, произошедших пять лет назад.

Она отстраняется, глядя на меня сверху вниз своими глазами, наполненными всей любовью в мире. И этот взгляд, направленный прямо на меня, заставляет меня чувствовать себя самым счастливым сукиным сыном в мире, несмотря на все это дерьмо.

— Две недели, — шепчет она, поглаживая ладонью мою щеку.

Момент нарушается, когда в следующую секунду меня толкают вперед, и две маленькие ручки обхватывают меня за шею. К счастью, я удерживаюсь от того, чтобы не упасть вперед и не сбить Реми с ног.

— Хэй, Поппи.

Заведя руку за спину, я подхватываю свою малышку и сажаю ее к себе на колени.

— Поппи, — ругается Реми. — Ты уже растрепала свои волосы. — Мы с дочерью обмениваемся взглядами широко раскрытых глаз, прежде чем она начинает хихикать, а Реми идет за расческой. — Я собираюсь заплести две косички, они не должны растрепаться. Сиди смирно у папы на коленях.