Дом стоит под красной крышей,
А гора над домом выше,
Тучи выше гор.
Ветер мчится над горами,
Выше крыш, за облаками,
Мчится на простор…
А как дальше? Ничего не выходит! Вот бы сочинить такую песню, чтобы все пели и радовались! Ведь все песни, которые теперь поют, кто-то когда-то придумал, так почему бы и Нарике не сочинить такую? Пока, правда, не получается, да и матушка за пение ругает – дело делать надо, а не пустяками заниматься!
Вот и мост через речку Каменку, холодная вода зеленоватая вода журчит на черно-серых камнях, а за ней – серая, как скалы, поднялась к облакам Нагорная Крепость, родовое владение князей Нагорного Рошаеля. Вот красно-белая Лучникова башня с воротами, а над воротами – высеченная из красного камня птица-огневик с раскинутыми крыльями, как на гербе Рошаеля. Рядом – самая новая башня крепости, Вышка, а за ней – Кузнечная, где стучит молотком оружейник, и Надровная, почти повисшая надо рвом.
Нарика пробежала в ворота Лучниковой башни и помчалась по мощеному въездному двору. Вот слева Хлебная башня, где лежат запасы муки, соли, головиц и вяленых подкореньев для крепости. Дальше – Водяная, в ней, по слухам, есть подземный ход к реке, но его никто не видел. И в дальнем углу – сложенная из огромных серых камней, Слуховая башня. Отец говорил, что ее строили для Нагорного Рошаеля настоящие рудоделы из Подгорья, а он точно знает, он княжеский писарь и сам читал это в летописях, которые лежат в подземелье Слуховой башни! А еще в Слуховой на стенах подвешены медные листы, они дрожат и гудят, если идет враг или кто-то устраивает подкоп. Когда осьмицу назад гремело за горами у рудоделов, листы тоже гудели.
Нарика подбежала к Слуховой башне и остановилась около двери караульни. Дверь в караульню была закрыта, из-за нее был слышен голос старшины-от-ворот Борка. Войти или нет? Вроде никаких тайных писем старшина отцу не диктует, но о чем они разговаривают? Пожалуй, она не будет прерывать, хоть это и невежливо.
– Опять гудит Громовая! Не к добру это!
– Ну, это как посмотреть, господин старшина, – Нарика узнала голос отца. – Говорят, что это Князь-под-горой проснулся…
Князь-под-горой? Ну да, конечно, спаситель и защитник Нагорного Рошаеля, о нем даже песня старинная есть!
Вот стоит гора,
На горе той лес,
Корни у реки,
Листья до небес…
Ой, чуть не запела вслух, подслушивая под дверью! Глупее не придумаешь! Впрочем, если бы и запела, все заняты своей работой, никому до Нарики дела нет.
– Сказки это, Нар, старые сказки, – вздохнул за дверью старшина. – Восемьдесят лет живу на свете, а ни разу этого князя не видал. Может, и нет его вовсе…
А если все-таки есть? Не может же такого быть, чтобы и песня была, и даже гром, а Князя-под-горой не было! Все знают, что он спит внутри Громовой горы, Нарика даже знает, где именно – там, где серая каменная скала поднимается над каменистой площадкой, а дальше – обрыв в глубокое ущелье. Нарика сегодня же сходит туда, когда будет выпасать семикрылов, и посмотрит, не проснулся ли Князь! Семикрылы в этом году никак перелинять не могут, их надо гонять по горам, вот Нарика и погонит на Громовую!
Вот что! Сейчас она войдет, скажет отцу то, что матушка велела, и скорее домой! Надо пойти в горы и все проверить! Вряд ли, конечно, Князь-под-горой при ней проснется, но ведь был же отчего-то этот гром? Нарика потянула тяжелую дверь. Старый Борк повернул к ней седую голову и продолжал свою речь, шевеля длинными горскими усами.
– Вот Рике, девице молодой, сам Огонь велел песни петь и сказкам верить, а ты, Нар, княжеский писарь, человек грамотный! Сам подумай, ведь если Князь-под-горой – это спаситель Нагорного Рошаеля, Дарот Великий, то как он может одновременно и лежать пеплом в гробнице, и жить под Громовой?
– Но гора гудит, это ведь что-то значит? – не уступал отец.
– То и значит, что это не к добру! – проворчал старшина.– Конечно, может быть, это не на наших землях, а у рудоделов гудит. Там осьмицу назад и дым валил, и грохотало… землетрясение, может быть?
– Нет, господин старшина, не землетрясение это, гул не тот, – проговорил отец. – Думаю, это мыследейство оружия Дарота Великого, Князя-под-горой!
– Тихо ты, Нар! Замолчи! – вскинулся старшина Борк. – Ты что говоришь такое, да в самой Нагорной! Какое мыследейство? Мыследейства в Нагорном Рошаеле нет, запрещено указом Дарота Великого, двести лет как запрещено!
– Запрещено – это не значит, что нет, – возразил отец. – У нас Дарот Великий двести лет как и мыследейство, и танцы запретил, а в других княжествах Рошаеля люди и пляшут, и мыслесилой лечат, а рудоделы так вообще мыслесилой своей в неживые вещи живую душу вкладывают!
У Нарики упало сердце. Конечно, в других землях и княжествах мыследейство разрешено, но Громовая гора – в Нагорном Рошаеле, и как же Нарика теперь туда пойдет? Что о ней подумают? Еще и песни ей припомнят, что она поет! Ведь по указу Дарота Великого вместе с мыследейством запрещены и танцы, поэтому даже хлопать в ладоши под пение в Нагорном Рошаеле неприлично – где хлопают, там и ногами притопнуть могут, а это уже почти танец! И, самое страшное – за танцы, как и за мыследейство, полагается казнь! Нарика вспомнила, как еще при суровом старом князе били ящерной плетью мыследея на лугу перед крепостью, а все жители деревни в назидание должны были на это смотреть.
Нет, на Громовую идти страшно! И разговор у отца со старшиной какой-то жуткий! Сказать бы все, что матушка просила, да и уйти!
– Ладно, поживем – увидим, – вздохнул, наконец, старшина Борк. – Даст Огонь нам сил все это пережить! Прочти-ка мне письмо сегодняшнее…
Отец развернул скрученный лист сонника и начал громко читать. Нарика села на лавку у двери. Не прерывать же его! И любопытно, что там такое?
– «Старшине-от-ворот Борку Младшему от князя его Ленорка Четвертого Нагорно-Рошаельского. Писано года восемь тысяч шестьсот двадцать девятого, месяца Воительницы пятого дня. В Дедов День сего года прибывает в Нагорную крепость ко мне, для поздравления со вступлением на престол княжеский и личного знакомства, высокородная княгиня Лидора Пилейская, которую я буду принимать, как положено главе княжества».
– Что это она только теперь собралась поздравлять молодого князя? – нахмурился старшина Борк. – Старый князь уже год, как умер, упокой Огонь его душу, а она поздравлять! Не к добру! Конечно, молодой князь бывает в Нагорье только по большим праздникам, не застанешь, но княгиня Лидора могла бы его и в Рошане поздравить, там он круглый год. Читай дальше, Нар!
– «А посему к Дедову Дню, – продолжал читать отец, – повелеваю приготовить в наилучшем виде угощение и все, что надобно для приема государыни Пилея со свитой из сорока всадников…»
– Это что же за свита такая – сорок человек на боевых ящерах! – снова прервал чтение старшина. – Что она, снова воевать с нами собралась?
Вот интересно будет посмотреть на пилейскую княгиню с ее воинами! Наверное, все красивые, в латах из семикрыловых крыльев! А если они в гостях, может быть, они будут петь свои пилейские песни? Вот бы послушать, песни же никто не запрещал!
– «Государыня пилейская увлечена историей моего преславного предка Дарота Великого, – читал отец дальше, – а потому повелеваю Нару-писарю старые летописи и записи разобрать к ее приезду. Князь Ленорк Четвертый собственноручно подписал».
Летописи Дарота Великого, Князя-под-горой? Вот бы Нарике хоть одну почитать! Она грамотная, разберется, и это вовсе не нарушение закона! Но отец никогда не разрешит посторонним копаться в летописях, а Нарика не на княжеской службе, а значит, посторонняя.
– Один Огонь святой знает, как мы все это успеем! – заворчал у нее над ухом старшина. – Уже третий час утра, а Виргалия-повариха готовит только для своих! И места в крепости для чужих бойцов у меня нет! И главное, с чего это летописи наши княгине Лидоре понадобились? Оружие Дарота, что ли, ищет? Говорил же я, все сегодня не к добру!
