Он с трудом открыл глаза и разжал сжатые в кулаки руки. Что это, он был без сознания? Ну ладно, по крайней мере, жив и, кажется, ничего не болит, только очень холодно, и напряжение во всем теле после силового удара. Но это пройдет, во всяком случае, так написано в учебнике по технике безопасности.

А что там, снаружи? Окно оказалось внизу, через него виднелись какие-то синие помятые листья, обгоревшая черная земля и что-то розовое у самой синей каменной рамы окна. Цветы? На Нимелоре цвели только хлебные деревья и сонник, да и то невзрачными мелкими цветочками. А эти – крупные, яркие, прямо как в старинных стихах, которые так любит Мадор!

А где он сам? Да вот же он, под сумкой с инструментами и слетевшим со своего места креслом. Мысленным усилием Геранд отодвинул в сторону кресло, и оно со всего размаху ударилось о стену. Ого! На Нимелоре даже в лесу живорастений у него так не работала мыслесила! Значит, на прародине она еще больше усиливается от растений? Или от чего-то другого? Надо разобраться, но это потом. Он ощупал голову и шею Мадора. Холодный какой! И сердце колотится, и руки будто окоченели, даже кулаки не разжимаются! Но это, наверное, тоже от силового удара – у Геранда только осталось небольшое напряжение, а Мадор совсем без чувств. Что там говорилось в учебнике по технике безопасности? Согреть пострадавшего, а если невозможно, то растереть ему кожу. Геранд принялся обеими руками растирать холодную сухую кожу Мадора на груди и животе. Рад-два-три-четыре, раз-два-три-четыре… Руки Мадора расслабились, глаза открылись.

– Синие травы, вспомните ль вы,

Грозные громы сраженья?

– слабым голосом проговорил он и сел. Ага, если сидит и читает «Неукротимого», значит, все в порядке! Пошатываясь и опираясь на стены, Мадор пробрался к выходу и мысленным приказом открыл входной лаз. Ну вот, хотя бы выйти отсюда они смогут. Геранд взялся за ручки мыслеприема, едва держащиеся на своих местах. Вперед… торможение… свет… Нет, не отвечают ни на один приказ. Хуже того, они даже не нагрелись! И голубые камни управления потемнели, стали серыми, и ни на какой мысленный приказ не отвечают. Похоже, управлять кораблем невозможно, а самое скверное – связи с Нимелором нет, и не предвидится. А что двигатель?

Геранд заторопился и вслед за Мадором вылез наружу. Горький запах гари, смешанный с острым духом раздавленной травы и незнакомыми запахами цветов, ворвался в сознание. Вот он какой, Живой Огонь! Мадор выпал из лаза и, постанывая, сел среди зарослей голубой и синей травы с резными листьями. Геранд спрыгнул на черную, обгорелую землю и побежал к двигателю. Далеко бежать не пришлось. Прямо над головой зияла в боку корабля огромная, обгоревшая черная дыра, а в ней виднелись искалеченные, покореженные части мыслесилового двигателя. Что с ним случилось, ведь взрыва не было? Ну да, не было, но силовой удар был, и такой, о каком Геранд даже не слышал. Впрочем, он много еще о чем не слышал.

– Мадор! – позвал он. Тот мечтательно оглядывался по сторонам.

– Смотри, Геранд, какая красота! Вот это величие, вот это родина, достойная славного народа! Какие горы, какие леса на них! Какие травы, какие деревья!

Горы и вправду были хороши – невысокие, покрытые густым черно-синим лесом, стояли совсем близко. За ними поднимались другие, окутанные голубоватым туманом, а еще дальше рвались в небо серые скалы в черных трещинах и белели в синеве снежные вершины. И луг был хорош – качались под ветром голубые и синие травы, с длинных, лежащих в траве, тонких черных лоз глядели красные цветы величиной с ладонь, с пятью лепестками и черной серединкой. На Нимелоре ничего подобного не было, только живорастения высотой не больше человеческого роста, шевелящие коричневыми и розовыми мягкими лапами, желтый пустынный песок да бесконечное, розовое от живности, море. Но если что-то не предпринять, они никогда туда не вернутся, и, между прочим, Геранд так и не напишет свой блестящий выпускной трактат.

– Мадор, послушай! Двигатель взорвался, управления нет, связи нет, обшивка пробита – в общем, звездного корабля у нас нет, – собравшись с духом, объявил Геранд.

– Замолчи, трус! Тем более мы здесь останемся! Мы вернем себе землю великих предков, она должна принадлежать тем, кто ее достоин! И то, что мы не сразу вернемся, только даст нам время заявить здесь о себе во весь голос и взять то, что нам принадлежит по праву рождения! Здесь, на родине Неукротимого, мы повторим его подвиг и вернемся со славой!

– Но на чем? Может быть, как в древности, здесь есть звездные корабли и связь, но пока ничего не видно.

– В жизни ты не сомневайся ни в чем,

Верь – и высот достигнешь.

Выход найдешь ты рукой и мечом,

Мыслью высокой постигнешь.

Честь выше жизни, сражайся за честь

С рожденья и до костра.

Оружие к бою, пока оно есть,

Покуда рука быстра!

Это снова «Неукротимый» или Мадор сам начал говорить стихами?

Кстати, а это кто там, в небе? Геранд пригляделся. Над ними летело небольшое существо, покрытое чем-то вроде мягкой чешуи огненно-рыжего цвета. Два крыла медленно помахивали и замирали, распрямившись в одну линию, а голова с острым клювом вытянулась вперед на длинной шее. Это же птица, настоящая сказочная птица с перьями! Птица сделала круг над горой, чего-то испугалась, завопила противным голосом и стремительно полетела в другую сторону. Похожа на огневика из книги детских сказок. Как там было? Храбрый огневик на огонь летел, да крылья опалил? Ну, этому огневику ничто не грозит, а они сами уже все себе опалили… Ну ладно, может быть, и удастся найти связь и корабль для возвращения, а пока надо осмотреться и разобраться, что здесь есть.

Геранд встал среди высокой травы. Со стороны гор никого нет, с другой стороны река, а за ней – голубая равнина с разбросанными кое-где синими и серыми кустами. А это что? Темно-синий куст с резными черными листьями и красными цветами зашевелился, и из него, перебирая шестью мохнатыми когтистыми лапами, выбралось покрытое настоящей густой рыжей шерстью существо ростом по пояс человеку. И росла эта шерсть не на коже, как волосы у людей, а на сложенных твердых крыльях, накрывающих туловище. Посередине гребнем поднималось прозрачное крыло, которым существо помахивало, подставляя солнцу. При этом оно важно шевелило мохнатыми, почти в руку длиной, усами и время от времени неспешно наклоняло косматую и бородатую голову, чтобы сжевать пучок голубой травы.

– Какая мерзость! Семикрыл, их только бездарные разводили! – брезгливо скривился Мадор.

– А почему он семикрыл? Крыло-то одно! – удивился Геранд. Мохнатый зверь, часто стуча по земле ногами, подбежал к воде, расправил твердые шерстистые крылья, а из-под них вырвались еще шесть, прозрачных и трепещущих. Ага, вот теперь крыльев именно семь, но что это он делает? Семикрыл начал мелко трястись, наружные мохнатые крылья задрожали все сильнее, и наконец, отделились от туловища и с грохотом упали в траву. Оставшись без мохнатого панциря, он расправил отливающие радугой прозрачные крылья и взлетел.

Мадор нажал кнопку на мыслесиловом излучателе.

– Зачем ты его хочешь оглушить? Он же тебе не мешает! – проговорил Геранд, но, как оказалось, он беспокоился зря – после силового удара оружие действовать не желало.

– Вот дрянь! – Мадор в сердцах бросил в зверя бесполезный излучатель, а семикрыл величественно сделал над ним круг и улетел.

Геранд проверил свой излучатель, но его оружие было тоже непригодно.

– Это от силового удара все разрядилось, – проговорил он вслух. – Но, может, еще удастся зарядить?

– Ничего! – легко согласился Мадор. – Либо найдется чем зарядить, либо она вообще не понадобится. Воевать тут не с кем, у мохномордых и хвостатых рабство в крови, они нас и без оружия примут, как повелителей! Повелителей вещей, как нас когда-то здесь называли, и их собственных повелителей тоже!