Не один раз он спал в сидячем положении за кухонной тумбой. Мама в пятницу приготовила плов. Отца, естественно, дома не было, а мы уже собирались спать. Только глубокой ночью он завалился домой. Батя, бедненький, проголодался и полез в холодильник. Увидев плов, он стал таким разъярённым, как будто вампиру дали понюхать чеснок, потом он поднял мать, а что было дальше – вы уже догадываетесь. Он орал, что плов – это не еда, что нужен суп, негодовал, как такое можно мужу готовить?! К слову, отец любит плов, просто в тот вечер, видимо, у него не было идей, до чего на этот раз можно докопаться.
На следующий день мать приготовила наваристый борщ (м-м-м, вкуснотища!). После того насыщенного вечера, конечно, мама спала со мной. Засыпали мы с чувством страха, но надеялись, что отец, увидев суп, не будет закатывать концерт. Батя пришёл, обнаружил приготовленное. Но, блин, его опять что-то не устроило: и суп не тот, и жена не ухаживает за мужем! Однако он был пьянее, чем в предыдущий раз, долго не стал орать, послал мать, мы легли, а отец остался на кухне наедине с борщом. Мы успели заснуть перед тем, как учуяли запах гари. Мама выбежала на кухню и увидела, что батенька-то уснул сладким сном на стуле, так и не дождавшись супа. А борщ в это время «грелся» в железной тарелке на плите, только жижки уже не осталось – она выкипела, – а овощи стали не просто жариться, а уже гореть. Мама с помощью длинных рукавов своей теплой пижамы сняла тарелку с горячей конфорки, прожёгши при этом рукав до кожи.
Были такие драки, вспоминая которые, мы с мамой уже можем посмеяться, и следующий случай – один из них. Когда были длинные выходные из-за праздников или батя был в отпуске, он мог каждый день приходить пьяным домой и устраивать разные концерты. Нам было страшно: я переживала за маму, мама – за меня, поэтому мы спали вместе в моей комнате. Помню, когда он вернулся и снова увидел эту картину, он взял фонарь-прожектор (большой такой) и решил им светить нам в лицо. Как вы поняли, мы с мамой притворялись спящими до последнего. Он начал злиться и бить маму по голове – тут уже мы перестали делать вид, что спим. Я сразу схватилась за её голову, а он продолжал пытаться через меня ударить маму. А всё это из-за чего: отец стал говорить матери, чтобы она со мной больше не спала, потому что тогда я вырасту лесбиянкой. Да-да, господа, именно так происходит смена гендера.
Сейчас мы с мамой можем спокойной и без слёз говорить о том, как мы жили с папашей, рассказывая, какие драки мы переживали. А над некоторыми историями, как вы уже поняли, можем посмеяться. Вот ещё один случай, вспоминая который, мы улыбаемся. Опять какие-то выходные, мы с мамой уже спали, а отец где-то гулял. Так, конечно, говорить нельзя, но мы иногда в какой-то степени надеялись на то, что батя водкой поперхнётся или по пути домой упадёт в сугроб и заснёт там вечным сном. Простите за такую жестокость: не мы такие – жизнь такая. Снова проснулись от поворачивающегося ключа в дверном замке. А я ещё и прислушивалась, как батя себя дальше будет вести. Вроде тихо. Но резко начались удары, я выбежала в зал и наблюдала следующую картину: батя таскал за волосы маму, а потом начал душить её. Я не знала, что мне делать! Подбежала к отцу, пыталась дотянуться до его шеи, чтобы удавить его, но не получилось. Представьте, у него рост где-то 175 сантиметров, но когда я была ребёнком, я кое-как могла дотянуться выше его плеч. Конечно, успех мне не был гарантирован. Но тут мама схватила его за волосы и потянула вниз. Теперь и я смогла достать его голову и вцепилась в неё мертвой хваткой. И как в сказке: тянем-потянем – вытянуть не можем.
Он уже отпустил руку с маминой шеи, а мы продолжали тянуть его за волосы и шли назад. Позади нас был диван – мы упали на него, но руки не разжали. Отец стоял буквой «Г» над нами. Мы с мамой одновременно пнули его своими ногами, и он упал, оставив своей непробиваемой головой вмятину на батарее. Ну, не на самой батарее, а на защите от неё. Если вы помните, существовали такие старые конвекторные радиаторы, у которых был небольшой щиток. В общем, батя оставил там свой след: «Здесь был Молодой». Наутро, как обычно, страдая провалами в памяти, он спрашивал у нас: «Почему у меня так сильно болит голова?». А мы с мамой переглядывались друг на друга и хихикали. Понимаю, весёлого здесь мало, но даже сейчас я пишу это и смеюсь. Но есть странность: мы с мамой не помним, как закончилась та драка. Вообще не помним. Ведь после этого он встал, а дальше что? Либо было какое-то продолжение, но уже без экшена, либо мы его утихомирили, и он лёг спать.
Не только мы с мамой такие веселушки-хохотушки, батя тоже любил шутить. Но его чувство юмора мы не понимали. Однажды он пришёл домой и сразу упал в пороге. Я называю это последней стадией опьянения: когда ноги уже не держат. Мы с мамой с облегчением выдохнули. Фух. Эта ночь пройдет спокойно. Стали его тащить в зал, он говорил что-то невнятное, но это и не было важно. Мы с мамой даже немного смеялись от происходящего. Пытались перетащить его с пола на диван, но вдруг он начал самостоятельно вставать и уверенно двигаться. Мы в недоумении. Оказывается, он зачем-то решил притвориться сильно пьяным. Но какая в этом цель? Батя нас не просветил, но решил, что мама давно не получала от него. Исправил оплошность, конечно. Вот такие у него были шутки.
У меня была своя система вычисления, в какой стадии опьянения пришёл батя домой. Первая стадия – подвыпитый: драться не кидается, но лучше к нему не подходить. Вторая: выпил достаточно, чтобы начать бить свою жену и лезть к ребёнку. Третья: перепил, падает с ног, неизвестно, как добрался до дома. Но была и ещё одна стадия между второй и третьей. Мы с мамой её называли так: водка из глаз льётся.
Чаще всего батя приходил агрессивный, то есть это была фаза номер два. Но бывали дни (точнее, вечера, ночи или ранние утра), когда отец появлялся в промежуточной стадии. Её особенностью было то, что он начинал ныть прям огромными слезами, говорил, как сильно любит маму и меня, просил прощения за всё, при этом пускал слюни и сопли. Но даже наблюдать за этим было намного лучше, чем за сценами драк. Однако от папаши в таком состоянии так просто не отделаешься. Под конец батя плавно перетекал в третью стадию, а индикатором перехода был ужасно долгий громкий чих. Он мог чихнуть раз десять подряд, при этом не контролируя свои рот и нос: сопли и слюни вылетали на ковёр, стекая по подбородку. Это было очень смешно! А мама, наблюдавшая за всем этим, закрывала лицо руками и проговаривала вслух: «Завтра придётся чистить ковёр…».
В один из таких его любвеобильных моментов, но без слёз, он начал лезть целоваться к маме. Она его и трезвого целовать не хотела, а тут он ещё и пьяный, от которого можно учуять перегар, находясь в другой комнате соседнего дома. И мама, чтобы ласково отшить его, говорила, что он весь воняет водкой. Батя не растерялся, взял свой одеколон и побрызгался. Мама сказала, что у него изо рта тоже воняет. Думаете, он пошёл чистить зубы? Нет, у него же одеколон рядом, он им пару раз в рот и попшикал.
У меня и у мамы есть догадки, почему батя приходил в неадекватном состоянии. Для того чтобы в этом разобраться, нужно поговорить о его окружении. Как я писала выше, батя был младше своих друзей лет на пять-десять, и прозвище у него было – Молодой. Все над ним смеялись, точнее, делали из него посмешище, а он терпел издёвки от своих псевдодрузей. Но отец всегда говорил, что он круче и сильнее всех и никто его пальцем не может тронуть. Отчего тогда он приходил домой злым после посиделок со своими товарищами? Зачем вымещал всю агрессию на семье, если мог своим мужикам навалять?
Был случай, когда я в отпуске приехала к нему. Мы собрались с бабушкой, отцом, его сестрой и её мужем в саду жарить шашлыки. К нам зашли общие друзья – тётя Лена и дядя Виталя. Посиделки были обыкновенные: все пили, ели, сплетничали, орали друг на друга, матерились, ржали как кони. Когда ты давно не видишься со своими родственниками, ты не только замечаешь, как они меняются внешне, но и видишь, что умственно они стоят на одном месте и не развиваются. Было немного неловко наблюдать этот контраст. Вдруг я оживилась. Тётя Лена сделала замечание моему отцу, что он матерится, причём отчитала его, как маленького ребёнка, хотя сама материлась изрядно. И тут я стала более бдительной: почему он, так сказать, получил за то, что делали все? Интересненько.
