Батя, когда доходил до нужной кондиции, начинал буянить, показывать, кто здесь настоящий парень – другими словами, демонстрировать свою силу. Но не с друзьями он затевал драки, как может сразу показаться, а со своей невестой. А, ну ещё он свой хер на стол вываливал: так, народ рассмешить. Он же не понимал, что смеются не вместе с ним, а над ним. Это был его эксклюзивный номер, когда алкоголь в крови заставлял отца смеяться. После такой весёлой стадии наступала агрессивная. Резкое изменение настроения, психи, ор, скандалы, толчки с ударами, которые на себя принимала мама. Не то чтобы она хотела брать на себя такую ношу, просто отец не видел кроме неё никого другого. И заканчивалось всё тем, что он посылал мать на четыре стороны, отправлял её домой, а сам оставался дальше пить.
Казалось бы, все эти ссоры, конфликты происходили на глазах других людей, их общих друзей. И что, никто не мог заступиться? Может, остальные мужики тоже были в ауте или орали так же на своих барышень? Нет. Просто нет. Другим и дела не было. Все прекрасно знали, что мама ходит в синяках от него. Они, конечно, говорили, мол, Серёжа, так делать нельзя, она же твоя девушка, зачем ты так с ней. Естественно, так до него достучаться нельзя было. Нет, он не был крупнее всех остальных или сильнее – наоборот, он был самым молодым среди своих друзей (его прозвище до сих пор с ним – Молодой) и всегда получал от них то подзатыльник, то саечку. А вот по морде ему дать за то, что он орёт и кидается на мою маму, ни у кого никогда желания не возникало. И после всех этих скандальных сцен мама шла домой в ожидании того, что с ней будет, когда этот пьяный придурок придёт домой.
Похожая ситуация была и в день свадьбы. Все собрались в повседневной одежде на участке одного друга, выпивали, танцевали – ничего не предвещало беды. Зашли в баню, потому что на улице вечером стало холодновато. Мама села на полок, а батя присел рядом с «белкой». И всё случилось по известному сценарию: крики, оскорбления и толчок. Толчок такой сильный, что мама упала с этого полка всем под ноги. Получил ли батя за такую выходку? Нет. Получила ли ещё мама, когда он пришёл домой? Уверена, что да. Ведь где это слыхано и видано, чтобы жена своего мужика не слушалась! Напоминаю, что она уже была беременной.
С новым социальным статусом, с новой фамилией, с новым штампом в паспорте и с новыми синяками заканчивается для мамы первый день замужества.
Глава 3. Беременность
Описав, что происходило с мамой до восемнадцатилетия, что она пережила, я не понимаю, как у неё хватило столько сил, терпения, выносливости, надежды и веры в то, что когда-нибудь всё изменится и станет лучше. Она не падала духом и как будто знала, что скоро (не скоро) жить она будет совсем по-другому.
Хочу уточнить, что мама не сразу собиралась оставить ребёнка. Кому захочется ребёнка от такого долбоёба? Поэтому мама с первыми признаками беременности пошла в женскую консультацию, где второй раз решилась на аборт. Не представляю, что она чувствовала в этот момент.
Наступает, как говорится, день Х (икс), мама сидела в коридоре возле уже знакомого кабинета. Вдруг к ней подсели две старушки. Я думаю, мама в тот момент была очень удивлена. Сначала начали её расспрашивать: что она здесь делает, зачем ей аборт? Но это были не речи наставления, а искреннее непонимание и слова подбадривания, типа: «Молоденькая девушка, красавица, не надо брать на себя такой грех, а если потом не получится забеременеть, а сейчас родишь себе ребёночка, и будет он тебе во всем помогать и любить будет очень сильно (ох, как же они были правы), и всё у тебя наладится». Потом эти бабушки словно исчезли. Мама недолго размышляла над их словами и решила уйти с больницы. Пока она шла к выходу, то никаких старушек она уже не встретила, и на улице их не было. Как говорит мама, будто ангелы спустились с небес и отговорили её, ведь сейчас она ни капли не жалеет о том, что решила сохранить меня.
Несложно догадаться, какая реакция была у отца: он детей в свои-то молодые двадцать два года совсем не хотел. Но, забегая вперёд, скажу, что после рождения меня жизнь его никак не изменилась. А тогда он орал на маму, говорил, чтобы она снова пошла в женскую консультацию и перезаписалась. Но мама в этом случае была решительна и твёрдо отстаивала своё мнение. А потом и свадьба.
После свадьбы мама переехала к бабушке, матери отца. Их семья жила в четырёхкомнатной квартире: зал, комната бабушки и деда (хотя бабушка обычно спала в зале), бывшая комната старшей сестры, которая после окончания техникума вышла замуж и осталась жить в городе, и комната для отца с мамой и будущей меня. Однако после родов батя «переехал» в другую комнату, оставив маму со мной, потому что его раздражал ночной детский плач.
Можно предположить, что беременность могла уберечь маму от побоев, но не в замужестве с моим батьком. Мама рассказывала, как от ударов у неё сильно болел живот, как её не раз клали в больницу на сохранение беременности. Если рассказывать каждый случай, то не хватит сил и эмоций описывать это. Неважно: маленький срок, середина беременности или уже большой живот – папашу ничего не останавливало. Его не мучила совесть (не знаю, есть ли она у него), а маме даже было стыдно идти в больницу в синяках.
Мама вспоминает, что, когда она посещала больницу первые несколько раз, её клали в палаты с такими же молодыми мамочками, которые лежали на сохранении из-за совершенно разных причин. Но потом, когда у мамы были синяки под глазами, следы побоев на теле, её клали к алкашкам: мягко говоря, к неблагополучным женщинам с отёкшими лицами из-за того, что они не просыхая пили, а в больнице лежали в завязке. Однако эти дамы пытались сохранить беременность. Зачем? Может, им нужен был ребёнок для того, чтобы получать мамашкинские льготы, которые с большим удовольствием можно спустить на водку? Или получить пособие за второго или третьего отпрыска? Мне кажется, у таких дам не один ребёнок в семье. Возможно, они просто узнали о беременности слишком поздно, когда аборт уже сделать нельзя. Да вряд ли они вообще знают, что такое «контрацептивы», что такое «аборт» и что значит иногда сдвигать ноги, чтобы чего лишнего не надуло. А маме было очень неуютно, некомфортно и стыдно за то, что её записали в подобный контингент. Ведь в твоей медицинской книжке не написано, что ты за человек, где работаешь, какая у тебя семья и что твой мужик конченный дебил.
Наверное, это был последний раз, когда мама была на сохранении, о котором сейчас я расскажу. Уже большой живот, вот-вот рожать, а она лежит вся в синяках. К ней приехала её мать, бабка моя любимая (нет), которая снова начала наседать на маму и говорить, что ребёнок от такого козла не нужен и жизнь с таким муженьком да ещё с дитём станет только хуже. Поэтому бабка предложила своей дочери после родов отдать меня в детдом! Представляете? Естественно, мамин ответ был отрицательным, на что от бабки посыпались угрозы, что помогать она нам не будет и пусть мама сама пытается выживать.
Однако в доме моего отца маме тоже жилось нелегко. Упрёки сыпались по любому поводу, но не с такой силой и не так угнетающе, как делала это её родная мать. Мама рассказывает, что защитить её никто из родственников отца не мог. Наоборот, она ещё и от деда моего получала: то он напивался, и ему не нравилось, что мама в ванну или в туалет ходила мимо его комнаты; то она приготовила не так какое-то блюдо, как оно выглядело у него в голове; то мама отхватывала, разнимая драку деда с бабушкой. Ощущая в своём доме себя самцом, батя мог уже прилюдно толкнуть маму или даже ударить. Кстати, если раньше удары были исключительно по пьяни, а на утро отец клялся, что ничего не помнит, то сейчас мама получала и тогда, когда он был трезвым.
Никому с мамой не было интересно во время беременности: гулять она ходила редко и только со своей лучшей подругой, а отец никогда не проявлял желание ей помочь или пройтись с ней по свежему воздуху. Она давно не выезжала в ближайший город, не ходила по магазинам по двум причинам: денег ей никто не давал и брать с собой никто не собирался. Но ведь хочется выбраться из этой клетки, погулять, просто посмотреть на прилавки, ничего не покупая, – разнообразия ради. И вот в один солнечный день батя собрался ехать в город за продуктами, а мама, естественно, напросилась с ним. Живот уже был большой, стояла зима, надо было быстро одеться, чтобы отец не уехал один. Маме оставалось застегнуть сапоги. Наверное, беременные женщины поймут, как сильно отекают и опухают конечности на поздних сроках и порой обуться очень трудно: из-за живота ног-то не видно, не то что молнии на сапогах. Мама сидела на диване, попросила батю помочь ей с обувью, а в ответ получила по лицу, отчего упала на пол. Бабушка сразу прибежала, начала носиться как курица-наседка вокруг них и что-то пыталась сказать из серии: «Зачем так делать, Серёжа, так же нельзя». На этом всё. Отец уехал, мама осталась дома в незастёгнутых сапогах.
