Мэтр, который погасил мне Искру и поставил запрет на работу, позже сказал, что это побочный эффект. Ментальный блок, из-за моей сильной природной защиты, исказился. И на выходе я получала запрет не только на работу с живыми людьми, но и с мертвыми. Исправлять уже никто ничего не стал. Было лишь сказано: «Года через три обратитесь к нам. Если ваше поведение сочтём достойным, то, посмотрим, что можно будет сделать. Возможно, к тому времени блок прогнется настолько, что исправить все можно будет безболезненно. А сейчас эта процедура для вас слишком опасна, для нас – слишком трудоёмка».

Я могла пожаловаться отцу, могла сама настоять и потребовать, чтобы все сделали как положено. Но увы… Отец вряд ли бы пошёл мне навстречу. А без его влияния ко мне никто бы не прислушался. Я же преступница, халатный человек, недостойный стать полноценным медиком и все такое прочее.

Мне хватило выдержки промолчать у Падуану, поэтому я и не пыталась вслушиваться в слова Шербана. Я сумела удержаться и ни о чем не попросить, лишь только в мыслях, от которых также надо было избавляться. Нечего отравлять мое спокойное существование!

Самокопание прекратил стук в окно. Не условный. Ну вот, а я хотела сегодня лечь пораньше. Бросила взгляд на сумку – вроде бы ничего не выкладывала и пошла открывать форточку. Днем-то ладно, а вот вечером все же было не по себе.

– Не пригласите на чай? – раздалось под окном.

Неприличный вопрос, обращенный к молодой, одинокой девушке, поздним вечером.

Собственно, поэтому Рэду и приходил ко мне, когда уже темнело – чтобы не заметил никто. Притом, что ничего неприличного в наших встречах на самом-то деле и не было. Вот и зачем давать лишний повод?

Однако Рэду я сама звала, а этот… Послать бы его… да хоть в Лысый яр! Но так ведь сама потом от сожаления изведу себя.

Падуану ступил на порог и принялся шумно отфыркиваться, будто пытался быстрее прогнать студеный воздух, все еще окружающий его. И попутно стряхивал с сапог снег. Пришлось протянуть ему веник. Дело пошло быстрее.

– Не поздновато ли для чая? – поинтересовалась я.

Напустила на себя жутко важный, чуть отстраненный вид. Как и положено приличным девушкам, которые все же пошли по порочному пути.

– Для чая никогда не поздно, – заверил сыскарь.

Он, наконец, привел себя в порядок, стянул куртку и шапку и пошел за мной в комнату, которая была у меня и гостиной, и кухней со столовой.

– Только чай или изволите поужинать?

Хотелось добавить лебезящих ноток, чтобы осознал – на самом-то деле любезничать не собираюсь, но поняла – точно будет лишним.

– Чем угостите, – ответил нежданный гость.

По традициям любого небольшого поселения гостя обязательно нужно накормить от души, чтобы из-за стола выбирался с трудом и отходил утиной походкой. Только вот гость у меня необычный. Не будет же он поздним вечером наваристый, с крупными кусками мяса, суп вкушать? С лепешками, натертыми чесноком. Хрустящую квашеную капусту, сдобренную ароматным маслом, кольцами лука и ломтиками соленых огурцов. А на десерт – не пирожные с воздушным кремом, а пухлые пирожки с яблочным повидлом.

Я подперла голову рукой и наблюдала, как Падуану ест. С аппетитом, выдающим отсутствие сегодня у него обеда. Сыскарь даже жмурился от удовольствия, разламывая очередной пирожок, отправляя его в рот и запивая большим глотком чая.

С супом, лепешками и капустой он расправился значительно быстрее. А теперь, вот, растягивал удовольствие.

Он поднял на меня глаза и показалось, будто смутился. Промокнул рот салфеткой и произнес:

– Спасибо, все очень вкусно. Вы замечательно готовите.

– Я готовила только суп, – не стала держать гостя в неведении. И поймала в его глазах толику разочарования. – Знаете, в деревнях лекарей принято награждать не деньгами за работу. Продуктами, например. Еще кофт-свитеров мне вот, навязали. Рукавиц.

– Но ведь Брышев не деревня.

– Поселок, – подтвердила я. – Но нравы… Сами понимаете.

– Это вы сейчас мне намекаете, что ждете оплату за услугу?

Я растерялась. Как он, однако, выкрутил.

– А у вас есть лишние продукты? Или готовить умеете? А может быть… – я прошептала: – вязать?

– Может быть, – ответил он в типичной для себя манере.

Пожала плечами и принялась убирать со стола. Падуану не сводил с меня взгляда, в котором сквозило любопытство. Но такое, ленивое. Как у сытого кота, который наблюдает за мышью.

Хорошо, что я все же накормила кота.

– Итак.

Я сложила руки под грудью и повернулась к сыскарю.

Он сидел, я стояла, упираясь спиной в стену. Вот только не я смотрела сверху вниз. В переносном смысле, конечно.

– Экая вы нетерпеливая, – покачал головой сыскарь. – А как же рассказать интересную историю? Ведь так дальше принято развлекать гостя?

– Вы же устали, вам отдохнуть нужно. Вон какие глаза красные, а под ними синяки…

– Синие?

– Синие, – хмыкнула я. – С фиолетовым отливом. Лицо…

– Бледное? – вновь подсказал Падуану. И ведь совсем не скрывал улыбку!

– Тоже почти синее, – буркнула я. – Одну минуту.

Пришлось отлучиться в «кабинет» или «приемную». Именно там я хранила свои запасы: настои, зелья слабого заговора, сборы. Ингредиенты для все этого. При чем глаз лягушек и крови девственниц я там все же не прятала, хоть брышевцы и были уверены в обратном.

– Держите. – Я протянула гостю мешочек с общеукрепляющим и тонизирующим сбором. – Заваривать отдельно, хотя можно и добавлять в чай по утрам. Должно помочь.

– От синевы и красноты? – насмешливо поинтересовался Падуану.

– От усталости и для укрепления сил. Но если вам не надо…

Я попыталась забрать мешочек. Не тут-то было!

– Надо. Спасибо. – Он раскрыл мешочек, сунул туда нос. Втянул запах и довольно улыбнулся. – Действительно, должно помочь.

– Разбираетесь? – удивилась я.

– Нет, доверяю вам. Даже отсутствие диплома и звания мэтра не отняло у вас истинного призвания. И не умалило ваших способностей.

– Неужели? – невесело хмыкнула я. – Наверно поэтому мне, как недоучке, практически погасили Искру.

– Но ведь не лишили ваших знаний, вашего ума, способностей. Интуиции, в том числе.

Что-то разговор свернул не туда. Мне бы смутиться – почти комплементы развешивает Падуану. Но сказанное им скорее вызывало смутную тревогу, да в очередной раз бередило то, что так старательно пыталась забыть.

– Давайте начистоту, господин следователь, – устало вздохнула я. – Вы же не за чаем ко мне пришли?

– Ну почему же? За чаем в том числе – он у вас превосходный. Но не только за ним.

И замолчал. А я принялась кусать губы от тревожного предвкушения.

– Мне нужен еще один помощник для расследования. Конечно, их у меня сейчас с лихвой будет – Мечник ваш, двое его подчиненных. С Дымбовицы полицейские. Но это все не то.

– А я, стало быть, то?

– Стало быть, – кивнул Падуану.

И зачем я ему сдалась-то?

– Я же недоучка. Чем могу вам помочь? Да и кто вам позволит включить в группу человека, с погашенной Искрой?

– А кто запретит? Вы знаете какие у меня полномочия? – он выделил слово «меня». В голосе сыскаря прорезалось такая твердость, такая давящая властность, что я предпочла наконец-то сесть. – Да, нет? Я жду.

Все благодушие вмиг слетело с него – брови свел к переносице, глаза прищурил. И принялся буравить меня взглядом.

Я поправила скатерть, передвинула салфетку. Покосилась на окно, где стояла ваза с засушенными цветами. Ухватилась пальцем за нитку, торчащую из кофты – заделать надо, а то распустится.

Хотелось, конечно, поинтересоваться — что мне за это будет? Но глупый же вопрос. Падуану, наверняка, уже все обо мне разузнал. И понимает, чем меня можно зацепить. Хотя истолковал скорее всего неправильно.

А ведь если Падуану действительно такая важная шишка, то я смогу попросить его замолвить обо мне словечко, чтобы председатель Комиссии навёл все-таки порядки в моей голове с этими ментальными блоками.