Пройдя между запаркованными такси, Чарли добралась до гаража, где в зеленом "ситроене" сидела Хельга. Чарли села рядом с ней; Хельга степенно подкатила к выезду из гаража, протянула свой талон и деньги. Шлагбаум поднялся, и Чарли захохотала, точно шлагбаум открыл шлюз ее смеху. Она задыхалась, она сунула костяшки пальцев в рот, уткнулась головой в плечо Хельги и предалась беспечному веселью.

На перекрестке молодой регулировщик в изумлении уставился на двух взрослых женщин, рыдавших от смеха. Хельга опустила со своей стороны стекло и послала ему воздушный поцелуй.

В оперативной комнате Литвак сидел у приемника, Беккер и Курц стояли позади него. Литвак, казалось, боялся собственной тени: он был молчалив и бледен. На ухе у него был наушник, у рта – микрофон.

– Россино сел в такси и поехал на вокзал, – сказал Литвак. – Чемоданчик при нем. Сейчас он возьмет там свой мотоцикл.

– Я не хочу, чтобы кто-то за ним ехал, – сказал Беккер Курцу за спиной Литвака.

Литвак отвел от рта микрофон – вид у него был такой, точно он ушам своим не верил.

– Чтобы никто не ехал? Да у нас там шестеро дежурят у этого мотоцикла. А у Алексиса – человек пятьдесят. Мы же сделали на него ставку, и у нас по всему городу расставлены машины. Следовать за мотоциклом – это же значит следовать за чемоданчиком. А чемоданчик приведет нас к нашему герою! – И он обернулся к Курцу, как бы ища у него поддержки.

– Гади? – произнес Курц.

– Передача будет осуществляться поэтапно: Халиль всегда так делает. Россино довезет чемоданчик до определенного места, передаст его другому, тот, другой, довезет его до следующего места. Уж они помотают нас сегодня по всяким улочкам, полям и пустым ресторанам. На свете нет такой группы наблюдения, которая могла бы через все это пройти и не быть опознанной.

– А как насчет того предмета, который особенно волнует тебя, Гади? – осведомился Курц.

– Бергер продежурит при Чарли весь день. Халиль будет звонить ей через определенные промежутки времени, в определенных местах. Если Халиль почувствует, что пахнет жареным, он прикажет Бергер убить Чарли. Если он не позвонит в течение двух-трех часов – это уж как они там договорились, – Бергер сама прикончит ее.

Видимо, не зная, на что решиться, Курц повернулся к обоим спиной и зашагал в другой конец комнаты. Потом обратно. Потом снова в другой конец, а Литвак обалдело смотрел на него. Наконец Курц снял трубку прямого телефона, соединявшего его с Алексисом, и они услышали, как он произнес "Пауль" тоном человека советующегося, просящего об одолжении. Какое-то время он что-то тихо говорил, потом послушал, снова что-то сказал и повесил трубку.

– У нас девять секунд до того, как он доберется до вокзала, – отчаянным голосом произнес Литвак, послушав то, что говорилось в наушниках. – Шесть секунд.

Курц и внимания на него не обратил.

– Мне сообщили, что Бергер и Чарли только что вошли в модную парикмахерскую, – сказал он, возвращаясь к ним с другого конца комнаты. – Похоже, прихорашиваются к великому событию. – Он остановился перед ними.

– Такси с Россино только что подъехало к вокзалу, – в отчаянии сообщил Литвак. – Он расплачивается!

А Курц смотрел на Беккера. Во взгляде его читалось уважение, даже что-то похожее на нежность. Так старый тренер смотрит на любимого гимнаста, наконец вновь обретшего прежнюю форму.

– Сегодня победил Гади, Шимон, – сказал он, не отрывая взгляда от Беккера. – Отзывай своих ребят. Скажи – пусть отдыхают до вечера.

Зазвонил телефон, и снова сам Курц снял трубку. Звонил профессор Минкель, это был его четвертый нервный срыв с начала операции. Курц выслушал его, затем долго говорил с его женой, стараясь ее успокоить.

– Отличный выдался денек, – произнес он с отчаянием в голосе, кладя на рычаг трубку. – Все такие веселые.

И, надев свой синий берет, он отправился на встречу с Алексисом, чтобы вместе осмотреть зал, где предстояла лекция.

Это ожидание было для Чарли самым долгим и самым страшным – как перед премьерой, последней в ряду премьер. Хуже всего было то, что она ни на минуту не оставалась одна: Хельга назначила себя ее попечительницей и не выпускала свою "любимую племянницу" из виду. Из парикмахерской, где Хельгу, когда она сидела под сушкой, в первый раз позвали к телефону, они отправились в магазин готового платья, и Хельга купила там Чарли сапоги на меху и шелковые перчатки, "чтобы не оставлять отпечатков". Оттуда они отправились в собор, где Хельга прочитала Чарли лекцию по истории, а оттуда, хихикая, с подтруниваниями – на маленькую площадь, где Хельга намеревалась представить ее некоему Бертольду Шварцу. "Самый сексуальный мужик на свете, Чарли, ты втрескаешься в него тут же!" Бертольд Шварц оказался статуей.

– Ну, разве не фантастический парень, а, Чарли? А тебе не хочется, чтоб он приподнял разок свою рясу? Знаешь, чем он прославился, наш Бертольд? Это был францисканец, знаменитый алхимик, и он изобрел порох. Он так любил Господа, что научил его творения взрывать друг друга. Поэтому сердобольные горожане поставили ему статую. Само собой. – И схватив Чарли под руку, она в возбуждении прижала ее к себе. – Знаешь, что мы после сегодняшнего вечера сделаем? – шепнула она. – Мы сюда вернемся, принесем цветочков Бертольду и положим у его ног. Да? Да, Чарли?

А Чарли начинал действовать на нервы шпиль собора – его узорчатое острие с зазубринами, казавшееся всегда черным, возникало перед ней за каждым поворотом, на каждой новой улице.

Обедать они поехали в дорогой ресторан, где Хельга угостила Чарли баварским вином. "Виноград для него, – сказала она, – растет на вулканических склонах Кайзерштуле, на вулкане, Чарли, подумай только!" Вообще подо все, что они теперь ели или пили, подводился утомительно игривый подтекст. Когда они принялись за шварцвальдский пирог – "Сегодня мы едим только буржуйскую еду!" – Хельгу снова позвали к телефону; вернувшись, она сказала, что им пора в университет, иначе они никогда ничего не сделают. Они прошли по подземному переходу, где расположились процветающие магазинчики, и, выйдя на поверхность, увидели монументальное здание из розового песчаника, с колоннами и с закругленным порталом, по верху которого шла надпись золочеными буквами.