– Да ведь этот Халиль – он же где-то тут! – воскликнул Литвак. – В отеле. На квартире. В ночлежке. Безусловно тут. Запечатай город. Перекрой дороги, вокзалы. Автобусы. Вели Алексису устроить окружение. Обыщем каждый дом, пока не найдем его!

– Шимон, – попробовал по-доброму подшутить над ним Курц, – Фрейбург ведь не Западный берег Иордана.

Но Беккер, наконец заинтересовавшись разговором, казалось, не хотел на этом ставить точку.

– А когда мы его найдем? – спросил он, словно никак не мог постичь план Литвака. – Что будем делать тогда, Шимон?

– Раз найдем, значит, найдем! И убьем. Операция будет закончена!

– А кто убьет Чарли? – спросил Беккер все тем же спокойным, рассудительным тоном. – Мы или они?

Литвак вдруг вскипел, не в силах дольше сдерживаться. Сказывалось напряжение прошедшей ночи и предстоявшего дня, и весь клубок неудач – и с женщинами, и с мужчинами – вдруг всплыл на поверхность его души. Лицо его покраснело, глаза засверкали, тощая рука выбросилась вперед, точно он обвинял Беккера.

– Она проститутка, и коммунистка, и арабская подстилка! – выкрикнул он так громко, что наверняка было слышно за стеной. – Да кому она нужна?

Если Литвак ожидал, что Беккер устроит из-за этого потасовку, он просчитался, ибо Беккер лишь спокойно кивнул, как бы говоря: вот Литвак и подтвердил его предположения, показал, каков он есть. Курц отбросил одеяло. Он сидел на раскладушке в трусах, свесив голову, и потирал кончиками пальцев свои короткие седые волосы.

– Пойди прими ванну, Шимон, – спокойно приказал он. – Прими ванну, хорошенько отдохни, выпей кофе. Вернешься сюда около полудня. Не раньше. – Зазвонил телефон. – Не отвечай, – добавил он и сам поднял трубку, в то время как Литвак молча, в страхе за себя, наблюдал за ним с порога. – Он занят, – сказал Курц по-немецки. – Да, это Хельмут, а кто говорит?

Он сказал "да", потом снова "да", потом "отлично". И повесил трубку. Затем улыбнулся своей невеселой улыбкой без возраста. Сначала Литваку, чтобы успокоить его, затем Беккеру, потому что в эту минуту их разногласия не имели значения.

– Чарли приехала в отель Минкелей пять минут тому назад, – сказал он. – С ней Россино. Они сейчас мило завтракают задолго до положенного часа, но именно в это время любит завтракать наша приятельница.

– А браслет? – спросил Беккер.

Курцу это особенно понравилось.

– На правой руке, – гордо произнес он. – Ей есть что нам сообщить. Отличная девчонка, Гади, я тебя поздравляю.

Отель был построен в шестидесятые годы, когда владельцы подобных заведений еще считали, что в гостиницах должны быть большие холлы с подсвеченными фонтанами и витринами, рекламирующими золотые часы. Широкая двойная лестница вела на мезонин, и с того места, где за столиком сидели Чарли и Россино, видны были и входная дверь, и портье. На Россино был синий деловой костюм, на Чарли – форма старшей в южноафриканском лагере для девушек с подвеской в виде деревянного младенца Христа, которого ей подарили в тренировочном лагере. У нее резало глаза от очков, которые Тайех велел сделать ей с настоящими диоптрическими стеклами. Они съели яичницу с беконом, так как Чарли была голодна, и теперь пили свежесваренный кофе, а Россино читал "Штутгартер цайтунг" и время от времени развлекал Чарли забавными новостями. Они рано приехали в город, и она изрядно замерзла на заднем сиденье мотоцикла. Машину они оставили у станции, где Россино, выяснив то, что требовалось, взял такси до отеля. За час, что они пробыли тут, Чарли видела, как прибыл с полицейским кортежем католический епископ, а затем делегация из Западной Африки в национальных костюмах. Она видела, как подъехал автобус с американцами и отъехал автобус с японцами; она знала наизусть всю процедуру регистрации, вплоть до имени рассыльного, который хватает чемоданы у приезжих, лишь только они проходят сквозь раздвижные двери, укладывает их на свою тележку и стоит на расстоянии ярда от гостей, пока те заполняют регистрационные бланки.

– Его святейшество папа намеревается совершить турне по фашистским странам Южной Америки, – объявил Россино из-за газеты, когда Чарли поднялась. – Может, на этот раз они все-таки прикончат его. Ты куда, Имогена?

– Пи сать.

– Что, нервничаешь?

В дамской уборной над умывальниками горели розовые светильники и звучала тихая музыка, заглушая урчание вентиляторов. Рахиль красила веки. Еще две какие-то женщины мыли руки. Дверь в одну из кабинок была закрыта. Проходя мимо Рахили, Чарли сунула ей в руку наспех нацарапанное послание. Затем привела себя в порядок и вернулась к столику.

– Пошли отсюда, – сказала она, словно, облегчившись, изменила свое намерение. – Это же все нелепо.

Россино раскурил толстую голландскую сигару и выдохнул дым ей в лицо.

Подкатил чей-то казенный "мерседес", и из него вывалилась группа мужчин в темных костюмах с именными значками на лацканах. Россино непристойно пошутил было на их счет, но тут к ним подошел посыльный и позвал его к телефону. Синьора Верди, оставившего свое имя и пять марок у портье, просили пройти в кабину № 3. Чарли продолжала потягивать кофе, чувствуя, как в груди растекается тепло. Рахиль расположилась с каким-то приятелем под алюминиевой пальмой и читала "Космополитен". Еще человек двадцать сидело вокруг, но Чарли узнала только Рахиль. Вернулся Россино.

– Минкели прибыли на вокзал две минуты назад. Схватили такси – синий "пежо". С минуты на минуту должны быть здесь.

Он попросил счет и расплатился, затем снова взялся за газету.

"Я буду делать все только раз, – дала Чарли себе слово, лежа в ожидании утра. – Единственный и последний раз". Она повторила это про себя. "Если я сижу сейчас тут, то никогда больше я сидеть тут не буду. Когда я спущусь вниз, больше я уже никогда сюда не поднимусь. Когда я выйду из отеля, больше я туда уже не вернусь".

– Почему бы нам не пристрелить подлеца, и дело с концом? – шепнула Чарли, снова взглянув в направлении входной двери и чувствуя, как в ней нарастают страх и ненависть.

– Потому что мы хотим еще пожить, чтобы пристрелить побольше мерзавцев, – терпеливо пояснил Россино и перевернул страницу. – Команда "Манчестер юнайтед" снова проиграла, – с довольным видом добавил он. – Бедная старушка империя.