Многие столетия христиане жили в мире, который на символическом уровне был христианским. Привыкли. И когда стали возвращаться языческие символы — появились страхи: а не повредит ли нам соседство или хотя бы даже зрительное прикосновение к языческим изображениям?

Первый испуг был связан с тем, что Петр Великий стал украшать дворы, залы и площади «аллегорическими статуями». Предили. Потом пришла советская символика (вот уж безвкусная и навязчивая дама была!). Теперь уже всякая.

Так может ли христианин употреблять предметы и документы, нагруженные нехристианской, языческой символикой. Возникает ли для христианина опасность в этом случае? — Не всегда.

Вспомним, что древние христиане по заповеди Спасителя платили налоги языческому государству, а на монетах того времени были языческие надписи и знаки. Христос не запретил пользоваться языческими деньгами -“отдавайте кесарево кесарю” Мф. 22, 21). Значит, не всякое прикосновение к символу, имеющему нехристианское и (или) антихристианское религиозное значение, сквернит христианина. “Для чистых все чисто” (Тит. 1,15).

Дело не в том, чего касается человек, а в том, как и зачем он это делает. “Не тo, чтo входит в уста, оскверняет человека, но тo, чтo выходит из уст” (Мф. 15, 11). Не предмет и не место оскверняют христианина, но его внутреннее отношение к тому, к чему он прикасается. Если для уплаты налога надо взять в руки монету с изображением человекобожеского кесаря — не нужно быть более религиозным, нежели сами языческие мытари. Уж если для них эта монета не идол и не религиозная святыня, а просто денежный знак, — тем более христианину не стоит видеть в этой монете что-то большее.

У той ситуации имелся и еще один значимый оттенок: в древности язычество было государственной религией. Из средств госказны выделялись пособия языческим жрецам; на “бюджетные” деньги строились языческие храмы. Таким образом, часть денег, передаваемых христианами сборщикам государственных налогов, затем шла в языческие храмы. И однако древняя Церковь не считала, что деньги, отданные языческому государству, есть форма языческой жертвы.

На страницах Евангелий чаще всего из уст Спасителя и Божиих вестников мы слышим призыв: “Не бойтесь!” С этими словами ангел явился Захарии, будущему отцу святого Иоанна Предтечи. С этими словами Архангел предстал Деве Марии в благовещении. С этими словами Воскресший Спаситель явил Себя апостолам. «Придавать смелость боящемуся не иному кому свойственно, как единому Богу, Который говорит боящемуся: „не бойся, с тобою есмь“ (Ис. 41,10); нимало не приходи в робость, как говорит пророк о себе: „аще бо пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси“ (Пс. 22,4). Да и Сам Владыка говорит боящимся: „да не смущается сердце ваше, ни устрашается“ (Ин. 14,27) и „что страшливи есте, маловери“ (Мф. 8,26), и „дерзайте, Аз есмь, не бойтеся“ (Мк. 6,50) и еще „дерзайте, яко Аз победих мир“ (Ин. 16,33)» [83] .

Столь часто этот призыв звучит потому, что человека, который слишком всерьез отнесется к окружающим его угрозам, постигнет то, чего он боится. Ведь ум такого человека будет помышлять не о Боге, а о тех угрозах, которые исходят из внебожественного мира. Такая душа будет обращать внимание на умыслы и коварства своих земных недругов, а не на ту благодатную защиту, которую дает нам любящий Промысл Творца. Но если человек отвернулся от Бога и мыслит только о земном, пусть даже и боясь его, — то он и в самом деле остается один на один с тем, чего он боится. Своим недолжным страхом он закрывает свою душу от хранящей помощи Божией.

Нам же “дал Бог духа не боязни, но силы” (2 Тим. 1,7). Поэтому апостол Павел утешает: “если Бог за нас, кто против нас?” (Рим. 8,31).

Бог — с нами?… Тогда зачем же мы боимся чего бы то ни было?

Я по себе знаю, как разрушает душу неуместный страх. Когда я только начинал свою церковную жизнь, то носил в себе немалый страх: боялся, узнают, что я, тогда студент кафедры научного атеизма, крестился и хожу в храм. Боялся семейного скандала, боялся изгнания из университета. И в первые месяцы после крещения каждый раз, когда хлопала дверь в храме, я озирался: вдруг вошел какой-нибудь знакомый, который заметит меня, узнает, “настучит”. Я даже для крещения специально выбрал такой храм, который был бы как можно дальше и от моего дома, и от университета… И по сю пору в этот храм я и езжу, потому что служу именно в нем. И нередко по дороге к нему (полтора часа в один конец) думаю: “Эх, ну зачем же я тогда таким трусом был?!”… В том страхе я жил несколько месяцев, пока однажды я не внял сердцем (не ушами, а сердцем!) тому прокимену, который поется на водосвятном молебне: “Господь — просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся, Господь — защититель живота моего, кого устрашуся”. Ах, как прав Александр Галич: “Неисповедимы дороги зла — но не надо, люди, бояться!”…

Вот замечательное свидетельство о той Силе, которая хранит христианина:

«Случилось некогда святому старцу послать ученика своего принести воды из колодца. Когда он пошел, то увидел внизу аспида, и не почерпнув воды, возвратился и сказал ему: „умрем мы, авва, ибо я видел аспида в колодце.“ Он же внушал ему не бояться и качая головою сказал: „если захочется сатане, чтобы в колодце был змей или аспид, и попал в источники вод, неужели ты никогда не будешь пить?“ И пошел старец, и сам зачерпнув полный сосуд, первый попробовал говоря: „где возложен крест, там не имеет силы никакое зло“ (Древний Патерик 20,23).

Другой древний старец — Иоанн — спросил демонов: “Чего у христиан вы больше всего страшитесь?” — “Воистину вы имеете три великие вещи, — отвечали они. — Одну вы носите на шее; другая — это то омовение, что вы получаете в храме; и третья — это то, что вы едите на литургии”. Иоанн снова спросил: “Но чего из этих трех вещей вы страшитесь больше всего?” — “Если бы вы бережно сохраняли то, от чего вы вкушаете в причастии, — отвечали они, — ни один из нас не был бы властен причинить какой бы то ни было вред христианину” [84] . Итак, не мы должны бояться демонов, а они нас — ибо у нас есть то, что страшит их [85] .