Я не делал ни малейшей попытки помочь, но в этот раз она даже не взглянула в мою сторону, упрямо переводя взгляд с пола на тряпку, затем обратно, и так по замкнутому кругу. 

 Громко покашлял, напоминая о себе, и принялся дальше ничего не делать. Она отошла в сторону, игнорируя мой кашель, и продолжила драить полы, пока я ждал. Ждал, что она закончит мыть свою половину и бросит мне тряпку в ноги, возмутится, что я стою тут столбом. Как тогда, на малиновой поляне. Но снова мимо.

 Полина помыла одну половину и, без малейшей, запинки перешла на вторую. По-прежнему, не обращая на меня никакого внимания, как будто я стал невидимым. Как же раздражает.

- Почему ты играла ту музыку? – Мой голос разрезал тишину, эхом убегая под высокий расписной купол церковного зала.

 Просто хотелось что-то сказать, а не гипнотизировать ее напряженную спину.

- Какую? – недовольно спросила она, как будто я прервал ее от очень занимательного и увлекательного занятия.

- Какую-то мелодию из компьютерной игрушки, как говорит Кристина. Вместо Баха.

- Тебе действительно есть до этого дело? – поинтересовалась она, подняв брови.

- Попробуй догадайся. Для чего, по-твоему, я спрашиваю?

 Девушка пожала плечами, и вновь вернулась к драгоценной тряпке.

- Не знаю. Может чтобы вновь унизить, сказать что-нибудь гадкое.

- Я всегда уважал твой музыкальный талант, - возразил я. – Вряд ли сказал бы что-то плохое по этому поводу.

 Она громко рассмеялась, ставя меня в неловкое положение.

- Ой, да брось, ты. Это говоришь мне ты, который несколько раз на уроке церковного пения пел мне на ухо мою песню? Ту, которую я написала. Ту, которую ты отверг и посмеялся. Уважает он.

- Я имел ввиду игру на органе, - спокойно парировал я, наблюдая за тем, как меняется выражение ее лица. – Песни действительно чушь собачья.

- Да как ты смеешь! – гневно воскликнула она, бросая тряпку в ведро и, наконец, соизволив подойти ко мне.

 Я немного расслабил галстук, задыхаясь в нем, как в удавке. И снова перешел в наступление.

- Тебе было бы легче, если бы я соврал и сказал, что это великолепные шедевры? Тогда с небес на землю тебя спустил бы кто-нибудь другой. Вот и все. Но если тебе нравится, то пиши, наплюй на мой сарказм, на мнение других.

- Спасибо за совет. Думаю, я без тебя прекрасно разберусь, стоит мне писать или нет. И вообще что делать.

- Здорово.

- Невероятно.

 Снова возникла тишина, и я раздраженно двинулся за ней, потому что девчонка схватила швабру и почесала на другой конец зала.

- И ты не пытаешься заставить меня выполнять мою половину отработки, молча проглатывая необходимость быть правильной и справедливой?

- Зачем? – равнодушно спросила она. – Это ни к чему не приведет. Все наши стычки заканчиваются примерно одинаково. Помнишь, ты говорил мне тогда под березой, что можешь превратить мою жизнь в лагере в ад. Заставить плакать каждый день в подушку. Тебе почти это удалось. Браво, хлопаю стоя.

 Все это она произнесла безразличным тоном, как будто речь шла не о ее слезах и унижениях.

- Я мог бы все объяснить, - начал я, но тут же запнулся, осознав одну вещь.

 Я простил ее. Ну, в смысле… Вряд ли я имел какое-то право на нее. Но. Она все равно сильно мне нравится, как бы я не упирался. Больше, чем просто нравится. Уже не чистая, потерявшая невинность в комнате вожатого, запятнанная для меня. И все равно желанная. 

 Странно. Я опустошен и мне надоело бороться. С кем? Того мерзавца в ее жизни больше нет, я узнавал у ее лучшей подруги Кристины. Она вообще удивилась, когда услышала имя вожатого. Конечно, может она ей просто не рассказывала, но… хотелось верить, что как только закончилась смена, закончилось и то, что было между ними.

 А про Юрку… Я не поверил словам Эстеллы. Ни одному ее слову. Но зачем-то бросил это обвинение в лицо Агафоновой.

- Что именно?

- Что? – я слегка потерял нить разговора.

 Скинул пиджак, и, тоже закатав рукава своей рубашки, и запихнув галстук в карман, подошел к Полине и забрал из ее рук швабру. Она недоверчиво посмотрела на меня, открыла был рот, но так ничего и не сказала по этому поводу. Но повторила свой вопрос.

-  Что ты мог бы объяснить?

 Я пожал плечами.

- Не знаю, спрашивай. У тебя ведь наверняка масса вопросов.

 Я действительно готов был откровенничать и говорить с ней обо всем? Не уверен в этом. Но черт тянул меня за язык. Просто… так не хотелось стоять в глухой тишине, чувствовать ее отчуждение.

- Что с тобой тогда произошло? В походе? У речки? – Вряд ли я всерьез надеялся, что она проигнорирует мое предложение насчет объяснений.

- Ммм. Давай другой вопрос. - Я увлеченно заработал тряпкой, стараясь не смотреть на ее лицо.

- Понятно.

- Что понятно?

- Да вот это!

 Снисходительно. С презрением. Как будто ожидала что-то подобное.

- И какого черта это должно означать? – закипел я.

- Что ты ведешь себя как обычно.

- И как я веду себя обычно? – Мои руки чесались вцепиться в нее и вытрясти ее надменность и стереть этот взгляд. Словно она знает меня, видит как раскрытую книгу. Но читает между строк, видит иной смысл.

- Хорошо, тогда вот вопрос, - прозвенел ее голос. Я прислушался, бестолково елозя тряпкой по полу, только больше разведя грязи. Не умею мыть полы. – Почему ты не вышел со мной на музыкальном конкурсе?

 От ее вопроса я выпрямился и круто повернулся к ней, опираясь на швабру.

- Ты оставил меня одну, и я … Олег Сергеевич помог, но… - прошептала она, будто вновь переживая памяти тот вечер.

И я больше не мог врать.

- Я не умею играть на гитаре, - устало признался я, глядя в ее огромные голубые глаза.

- Что?

- Не умею.

- Не может быть!

- Это правда. Я вообще ни на одном инструменте не умею играть. 

 Вот. Признался. Не так уж и сложно. Хотя тогда, после того вечера не мог смотреть ей в глаза. Ощущал себя трусом, предателем. Но было неприятно слышать это именно от нее. И конечно не стерпел, когда под березой она сказала как есть.

- Но… Зачем вожатые поставили тебя ко мне в пару?! – изумленно спросила девушка.

- Я вызвался сам.

- Зачем?! 

 А потом выражение ее лица резко меняется, блеск в глазах потухает.

- Ты планировал…

- Ни черта я не планировал! – заорал я, устав от этой бесконечной игры в прятки. – Просто…

- Просто что? – с вызовом спросила Полина, скрестив руки на груди.

- Просто пока тебя не было, не знаю, может ты занималась написанием своих песен, готовилась… Вожатые спросили у всего отряда, кто хочет выступать с тобой, и все отказались. Говорили что-то про… твой внешний вид и прочее. На музыкальных инструментах умели играть несколько человек, но никто не вышел вперед. Лишь посмеялись.

- И ты встал на мою защиту? – скептически произнесла она.

- Называй как хочешь. Я просто сказал, что выступлю с тобой. Виктория Андреевна спросила на чем играю, назвал гитару. Думал, что-нибудь придумать к этому времени.

- Например, научиться играть?

- Не совсем. Я же не дурак, кто может научиться играть за несколько дней?

- Тогда в чем был смысл? Ты думал, что помог мне, но на деле подставил, - возмутилась она. – Ты не представляешь, что я пережила!

- Я договорился с Сергеичем! – горячо возразил я. – Блин, да я даже пел ему твою песню, чтобы он запомнил долбанный мотив! Мы договорились, что если я не выйду, он заменит меня. Я не называл причины почему могу не выйти, но он дал свое согласие, и я был спокоен. В конце концов, в мире столько дерьма, что одно не самое удачное выступление ничего не изменит.

- И все равно, ты сделал все только хуже! Все же думали, что ты посмеялся и еще больше издевались надо мной!

- Я не знал, черт, я не думал об этом в тот момент. Я просто хотел заткнуть их всех!

- Но Эстелла сказала, что ты специально решил пошутить…