Плечом наваливаюсь на дверь. Влетаю в комнату. Шаги в коридоре ускоряются, я с грохотом запираюсь.

Поворачиваю замок в ручке. И вытираю влажный лоб. Перевожу дыхание.

Успела.

– Слушай, детка, – звучит за дверью смешок Артема. – Ты играешь нечестно.

– А в чужие дома вламываться честно? – зачем-то стою и веду диалог. Мою семью ограбить хотят, а я слушаю этого мужчину и гадаю, как он выглядит.

Врожденная женская интуиция подсказывает, что он красив, как сволочь. Одним взглядом и парой фраз своего добьется. Обаятельный, лживый, чувственный гад.

– Родная, – Артем будто наклонился к двери, говорит в щелку. – Эту крепость, в которой ты заперлась. Ногтем открыть можно. Выходи, малыш.

– Зачем? – спрашиваю. И нет внутри чувства, что этот человек мне может зло причинить. Уж слишком он…легкий, насмешливый.

– Сделку закроем. Ты снимешь маечку, а я дам фонарик.

– Тём, – низкий хрипловатый голос Вадима словно осаживает его. – Пусть сидит пока. Мы тут по делу, забыл?

И вот тут я покрываюсь мурашками.

Все перестает быть странной, то ли игрой, то ли розыгрышем, меня будто головой об стену приложили, чтобы мозги встали на место.

Никто не шастает по чужим квартирам, чтобы сказать в конце: ты нам просто давно нравишься, Лия, не знали, как с тобой познакомиться. Извини, что напугали тебя. Мы уже уходим. Встретимся днем.

У меня дома сейчас не парни-одногруппники, возомнившие себя мачо, а натуральные самцы, грабители, которые возьмут свое. И то, зачем в мой дом забрались.

И меня.

Три часа ночи, понедельник, 20 сентября

В комнате что-то с грохотом падает на пол.

И тут же раздается глухой мужской голос:

– Вадим, ты слепой что ли? Аккуратнее нельзя?

Открываю глаза.

За окнами уже беспросветная темень. Я задремала. Диван кожаный, неудобный, холодный. Я замерзла.

Кто-то совсем рядом чихает.

– Да они тут у самого окна дурацких цветов понаставили, – оправдывается низкий хрипловатый голос. – Не залезть нормально.

– А они тебе должны были дверь парадную оставить открытой? Чтобы ты зашел и ограбил дом. Гениально, Вадим.

Спросонья не понимаю, что происходит.

Откуда у меня в квартире взялись мужчины?

– Ты как слон в посудной лавке. Посвети, – с громким хмыканьем отчитывает его первый.

И в нескольких сантиметрах от меня вспыхивает голубоватая полоса света – фонарик.

Вздрагиваю. И начинаю понимать.

Это моя квартира. Моя гостиная. Мой диван.

И это…воры?

Залезли в окно.

Луч фонарика снова скользит совсем рядом.

Лежу и шевельнуться боюсь. Ну и ну. Боже мой. Господи.

Что же делать.

В нескольких шагах от дивана падает большая напольная ваза – слышу по звуку.

Один из мужчин чертыхается.

Второй веселится. Вроде бы, это Вадим. Который у окна уронил керамическую кадку с монстерой, из-за чего я и проснулась.

– Гениально, Артем, – Вадим негромко, чуть хрипло смеется. – Сначала бы посветил, а потом пёрся, – передразнивает он.

Осторожно вытягиваюсь на диване. И накрываюсь с головой пледом.

Это как в детстве, когда ночных монстров боялась.

Только теперь мне девятнадцать. Папа и старший брат уехали на дачу. Я дома одна.

И к нам влезли грабители.

А-А-А!

Что делать.

Они оба шумно топают совсем рядом со мной. Лениво переговариваются.

– А я думал, что у Крещенского хата на охране стоит, – что-то тихо лопается. Похоже на пузырь жевательной резинки.

– Крещенский верит, что неприкасаем. А мы этой ночью докажем обратное, – звучат грандиозные планы.

И кто-то запинается об угол ковра. Там у нас вечно так, все запинаются.

И этот кто-то с отборными матами летит на пол, по пути опрокинув телевизор с журнального столика.

Прикрываю глаза.

Что ж за фигня-то.

Крещенский. Это фамилия моего отца.

Это не случайные воры.

Они знают папу.

Лежу под пледом и кусаю губы.

Что делать.

– Ты не убился, солнышко? – заботливо спрашивает Вадим.

В гостиной возня, мне уже смешно почти.

Что за странные грабители?

Телики бьют, жвачки жуют, чихают на весь дом. И не смотрят под ноги.

– Я тоже буду ждать, – кряхтит Артем. – Когда ты ноги переломаешь и в больнице заляжешь. Идиотский палас, – он матерится.

Вообще-то, ковер из натуральной шерсти. Папа покупал в Польше.

Осторожно поворачиваюсь на диване и приспускаю край пледа.

Из гостиной ведут три арки в другие комнаты, у нас в собственности все четыре квартиры первого этажа.

Вижу два темных силуэта у стены.

Значит, Вадим и Артем.

Они даже не знают, куда идут.

И я решаюсь. Пока они переругиваются, медленно сползаю с дивана. И на цыпочках крадусь к окну.

В соседнем подъезде моя лучшая подруга живет.

Сейчас мы вызовем полицию. Так-то.

Синеватый свет фонарика вдруг гаснет.

– Черт, – ругается Вадим. Звучат шлепки. – Батарейки что ли сели?

Хочется засмеяться в голос, ну что они за умники, кто так грабит дома? Фонарики без батареек, налетают на мебель…

Налетаю на опрокинутую напольную вазу. Запинаюсь об нее, и валюсь на пол, коленками бьюсь.

Кажется, это такой сильный грохот. У меня просто уши закладывает.

Но все же я слышу. Хрипловатый голос Вадима в темноте:

– О-па. Артем. А мы здесь не одни.

***

Артем, а мы здесь не одни – эта фраза звучит, как приговор.

Все мое веселье испаряется куда-то. Ваза крутится рядом на полу.

Растираю ушибленные колени и прислушиваюсь к тишине.

Эти двое молчат. Подозрительно долго, даже шепота не слышно.

Поворачиваю голову к окну.

До него несколько шагов всего, я могу успеть.

Но их все таки двое, и они знают, что я здесь.

А мне нужно забраться на подоконник и выскочить, в темноте.

– В доме полно полиции, – мой голос тишину разрезает, как нож. – Вас здесь ждали. Это засада. Я майор Русалкина. Вы арестованы. Поднимите руки и бросьте оружие.

Кусаю язык.

Последняя фраза явно лишняя.

Откуда у этих двоих оружие. В их арсенале жвачка да фонарик с севшими батарейками.

На мое вранье никто не отзывается. Даже одежда не шуршит, ничего нет. Кажется уже, что мне просто сон приснился, я здесь одна.

Задерживаю дыхание. Опираюсь на ладони. Привстаю, осторожно выпрямляюсь.

И тут слышу знакомые шлепки по фонарику. Тихий щелчок кнопки. И меня слепит проклятый синеватый свет.

Закрываю глаза рукой.

И вздрагиваю от смешка Артема:

– Вау. Вадим. Глянь на майора Русалкину.

Мои светлые волосы – моя гордость, они спадают ниже талии. После сна они спутанные, растрепанные.

Я лишь в белой майке и синих трусиках-бикини.

И меня сейчас при слабом свете фонарика разглядывают два грабителя.

Отшатываюсь в сторону от полосы света.

Опять налетаю на дурацкую вазу и раскидываю руки, удерживая равновесие.

– Шикарная фигурка, – хрипло хвалят меня. – Майор Русалкина, мы согласны. Арестуйте нас немедленно. Скорее.

Луч фонарика прыгает, они приближаются.

Сердце стучит, выскакивает из груди.

– Не подходите! – выкрикиваю.

– Товарищ Русалкина, мы хотим сдать оружие, – низкий голос опасно близко.

Наклоняюсь и подхватываю вазу с пола. Тяжелая. Швыряю ее на свет.

И вижу, как вазу отбивают мужские руки. Она летит прямиком в модную скульптуру из металлолома на подставке. Польский художник. Триста часов работы.

Грохот, осколки, синие полосы фонарика пляшут по стенам.

– Вот стерва мелкая, – выплевывает Артем.

– Сейчас майор получит по русалочьей попке, – темный силуэт Вадима подается вперед.

Вадим почти хватает меня за руку.

Отскакиваю за диван.