Мой любой младший брат, видевший все мои мучения из-за отнятого у меня наследия, без страха пошел к отцу и отказался становиться Каганом, все это он сделал ради меня, тогда наказали обоих. Но потом с каждой пережитой зимой он становился взрослее и мудрее, его привлекало предводительство наших людей, а меня уже не так обижало, что я не могу стать Каганом. Со временем я поняла, что в чем-то мачеха была права. Разве можно доверять человеку чьего лица ты даже не видел? Каган – это лицо всех серебряных людей и, к моему сожалению, мое лицо было изуродовано природой для этой роли.

После отправки письма наступили дни ожидания ответа, я не покидала предоставленную мне мазанку, Аяз всегда находился подле меня, всегда в поле моего зрения. Хоть он был слаб и труслив в эти тяжелые дни ожидания ответа он показал огромную преданность мне. Вагию я не встречала, а вот моя помощница Зифа часто наведывалась ко мне с огромным желанием мне в чем-то помочь, и действительно помогала чаще всего это было с приготовлением ужина. Несмотря на уверения Аяза, готовить он все-таки не умел, по крайней мере, съедобную пищу, но он по-детски обвинял печь темсущи, которая специально опаляет гарью его кулинарные старания. Дни в заточении проходили плавно и без доли страха.

Пока проходили сборы сестры в терем предков, я и носу не показывал из своих покоев. Не потому что не хотел видеть укоризненный взгляд сестры, которую я сначала лишил наследия, а теперь еще и родного дома, а лишь потому, что невыносимо больно было от того, что мне придется с ней расставаться. Я чувствовал все же свою вину перед ней за косвенное влияние на ее жизнь.

Айдария всегда была покладистая с редкими срывами бунтовщика, когда моя дорожающая матушка сделала все возможное чтобы я получил наследие стать Каганом вопреки права моего рождения, я почувствовал некое волнение, и настороженность, ожидая от моей сестры порыв завладеть тем, что и так принадлежит ей по праву, я не боялся заговоров от нее или же восстания, скорее я просто боялся ее лишиться потерять те мгновения, что мне нравилось с ней проводить, боялся потерять ее любовь и преданность, но она вынесла это достойно и, мне показалось, что она простит мне любой мой поступок из большой любви ко мне. Я желал скорее войти в главенство своего народа, но меня гложило чувство вины пред моей сестрой. Не смотря на то что родители считали что в силу своих врожденных особенностей Айдария не сможет повести народ, а точнее если маски будут сброшены народ попросту за ней не пойдет, я видел в ней нечто такое что может быть только у истинного правителя некая сила и удача. Вообще ее рождение и то, что она выжила среди нас – было само по себе чудо. Ее с детства запугивали смертью шагающей за ее спиной, из-за того что она родилась не такой как мы. Именно из-за таких предрассудков и опасности нависшей над моей сестрой, я всегда думал «будь я Каганом, я сломаю такие устои, докажу людям что не смотря на все различия в нас течет одна кровь».

Когда колымажка тронулась со двора, увозя мою Айдарию вдаль через лестные тропы в терем первого Кагана, я почувствовал тоску и некое облегчение. Все же идея матушки отправить ее подальше от всех интриг и косых взглядов старейшин была весьма удачна. Не только из-за безопасности сестры, но и из-за ее словно вечно-обвиняющего взгляда, к которому, как мне казалось раньше, я привык, но лишь когда она уехала, я понял, что привыкнуть к такому нельзя. Моя матушка искренне считала, что если истинное лицо Айдарии откроется, то старейшины обвинять и меня в грязнокровии и решатся на бунт освобождения народа от грязнокрового Кагана. Не смотря на то, что я считал силу нашего рода непоколебимой, ведь мои предки были Каганами с начала времен, опасался и все же пошел на поводу матери отправить Айдарию прочь от недобрых глаз.

После отъезда сестры состояния нашего больного отца ухудшилось, он пал в небытие и не приход в себя, заботы о наших землях пали на плечи старейшин которым, как мне казалось, нравился такой расклад. Наши молитвы были услышаны, и отец пришел в себя через несколько лун, и выглядел весьма бодрым, велел пригласить меня к нему в срочном порядке.

Я любил отца, но никогда не чувствовал с ним связь, коя была у него с Айдарией. Да и всегда при посещении отца мне казалась, что мой нос улавливает нотки запаха смерти, не приятный завивающий страх, давивший на меня ужасом, что смерть явилась не за мной, но все же она рядом и глядит на меня своим кровожадным и не испускающим из виду взглядом.

Я шагал по просторному коридору терема, в полу тьме почти растаявших свеч, сердце бешено колотилось, и было желание сбежать и не навещать отца. В смятении я остановился около полукруглой деревянной двери с вырезанными небесными узорами луны и звезд, все долг сына пересилил и я, потянув за кольцо двери, ввалился внутрь осознавая что из приличия даже не постучал.

Отец выглядел действительно бодро, казалось, что даже его лицо с болезненно-серого стало светлым со здоровым румянцем. В голове пронеслась мысль, что до первого снега мне не успеть стать Каганом, а значит – нужно будет ждать новую зиму. На мое не культурное появление отец усмехнулся.

– Мой дорогой Хаким, уже решил, что все принадлежит здесь ему и нет таких дверей, в которые нужно стучать. – Голос отца был сиплый и слабый, видимо вид больного бывает обманчив.

– Прости отец, очень спешил тебя повидать. – Я говорил учтиво с легкой полу улыбкой, но отец не обращая внимания на сказанное мной, махнул на меня раздраженно рукой.

– Плохо слышно, что говоришь, Айдарию мне позови…

– Так она отбыла, – растерянно сказал я, прекрасно помня, что я сообщал отцу о своем решении отправить сестру в терем первого Кагана, но в силу своего бессилия он лишь издал не однозначный хрип.

– Как посмел… – глосс зазвучал грозно, но в конце притих и стал слабым и хриплым. – Поди и прикажи, чтобы вернули ее.

– Как скажешь отец, – проговорил я еле сдерживая свою злость, из-за того что отец, зная что я его наследник, не просто ставит мои решения под сомнение, а и во все их отменяет.

– Волхва ко мне позови, хочу поговорить с ним, душу облегчить…– Он тяжко выдохнул. – Чувствую, Боги меня отпустили, но ненадолго…

– Что-то еще? – Поинтересовался я желаниями Кагана. На что он рассердился, видимо от моего весьма обозленного и немного потерянного вида.

– Да, как Айдарьюшка приедет, пусть идет к служителю знаний, и готовится принять свое наследие…

– Что! … Как… Какое наследие?

– Наследие Кагана, она истинная наследница и мы не вправе идти супротив воли богов и переигрывать…

– Но она же… Давно же было решено что… – Отец жестом остановил поток моих возмущений и, прокашлявшись, от чего его лицо снова стало принимать серый болезненный цвет, заговорил.

– Снился мне сон Хаким, не понятный сон. Вижу, Айдарьюшка стоит на краю обрыва в пустоту и зовет меня, так по-детски наивно «Батюшка», я бегу к ней смотрю, а она в доспехах стоит в крови, в руках младенец мертвый, говорит мне «братик это мой, смотри, что с ним сотворили…» – На глазах старика вышли слезы… – Если займешь ты мое место не по праву и предназначению Богов, страшное случится…

Я закатил глаза, старик в порыве бреда увидел странный сон и приписал ему какую-то силу, будто Боги ему что-то хотели этим сказать. Но на самом деле это бред горячки сопровождающей его болезнь. Я неловко отшатнулся, и развернувшись лицом к двери, бросил ему через плече.

– Я пойду, пошлю за Айдарией, и приглашу Волхва к тебе…

– Ступай, – проговорил отец и громко задыхаясь, закашлял.

Я выскочил из его покоев как ошпаренный, мне казалось, что меня только что втоптали в грязь, пообещали яблоко дали его подержать, а потом отняли и отлили сестре да еще так, чтобы я видел, как она его ест. Гнев затмил мой разум, обида глубокая на отца засела.

Я брел по терему в смятении, и без какого либо желания допускать к отцу волхва, ведь пока только я слышал его желание вернуть Айдарии наследия, а значит что для остальных я истинный наследник и будущий Каган.