После поражения гуннов в Галлии и бесславного их ухода из Италии положение изменилось, а неожиданная смерть Аттилы привела очень скоро к распаду Гуннской державы. Выступление против сыновей Аттилы возглавил гепидский король Ардарих, и в результате кровавой битвы на реке Недао недавно столь мощная держава гуннов перестала существовать. В этом сражении остготы, как кажется, воевали на стороне гуннов[220]. Но их помощь гуннам не помогла, и те вместе со всеми своими союзниками потерпели страшное поражение. После этого остготы вновь стали самостоятельными[221], но положение их было довольно сложным.
Антигуннскую коалицию возглавили гепиды, и они на правах победителей заняли ту территорию, которую ранее населяли сами гунны. Отношения между гепидами и готами никогда не были хорошими, несмотря на относительную этническую близость (а может быть, именно поэтому). Даже когда оба народа находились под властью гуннов, они воевали между собой. Теперь, побежденные вместе со своими бывшими гегемонами, остготы были вынуждены искать новые места для своего поселения. Они обратились к императору Маркиану с просьбой поселиться на территории Империи в качестве федератов. Тот с этой просьбой согласился. Остготы поселились в северной части Паннонии. Это событие произошло, вероятнее всего, в 456–457 гг.[222] Они разделились на три части, и каждая часть заняла свою территорию. Во главе этих частей стояли те же три брата. К этому времени за родом Амалов уже явно закрепилось королевское достоинство. Не говоря о тех остготах, которые еще оставались в Северном Причерноморье, в том числе в Крыму, и вообще не принимали никакого участия в событиях, разворачивавшихся на Балканах, какая-то часть народа, отказавшись, по-видимому, признать власть трех братьев, повела отдельные переговоры с императором. Эти люди, во главе которых стоял то ли еще Триарий, то ли уже его сын Теодорих Страбон,[223] были приняты непосредственно на императорскую службу. Подчиненные Теодориху Страбону остготы заняли земли во Фракии.
Обе части остготов враждебно относились друг к другу. Константинопольское правительство, со своей стороны, пыталось играть на их противоречиях. Лев I, сменивший Маркиана, всячески поощрял Теодориха Страбона, в то же время решительно отказавшись от выплаты тех сумм, которые Маркиан обещал Валамиру и его братьям. Но на этот раз император просчитался. Паннонские остготы, возмущенные таким, как они считали, коварством императора, обрушились на римские провинции. Уничтожая все вокруг, они огнем и мечом прошли через весь Иллирик. прорвались в Эпир и дошли до Диррахия. Получив, вероятно, значительную добычу, готы вернулись на занимаемую ими территорию. Несмотря на прекращение этого по существу грабительского похода, угроза его повторения оказалась столь значительной, что константинопольское правительство было вынуждено пойти на переговоры с остготами. Остготы потребовали не только возобновления ежегодных «даров», правда, в довольно скромном размере — 300 фунтов золота в год, но и выплаты этих денег за пропущенное время. Императору не оставалось ничего другого, как согласиться на такие сравнительно легкие условия. В обмен остготы обязывались более на имперские земли не нападать, а в знак верности слову согласились отправить заложником в Константинополь сына Теодемира семилетнего Теодориха[224].
Под властью Аманов образовалось Паннонское королевство остготов. Власть в нем принадлежала всему королевскому семейству. При этом территория королевства была разделена таким образом, что каждый из трех братьев имел свой «удел». Такое территориальное разделение королевства не подрывало его единства, ибо младшие братья признавали высший суверенитет старшего Валамира, который занял это положение еще при гуннах. Однако в пределах своих «уделов» подчиненные короли действовали вполне самостоятельно. Так. Теодемир успешно воевал со свевами, когда те пытались через его территорию пройти в Далмацию, а заодно угнать скот, принадлежавший самим готам. В результате нанесенного готами поражения свевский король Хунимунд был вынужден стать «сыном по оружию» Теодемира. т. е. признать себя младшим партнером остготского короля. Правда, это не помешало Хунимунду выступить против остготов, когда он счел это полезным для себя.
Варварский племенной мир находился в состоянии постоянного брожения. Никакой интегрирующей силы, какую при всей ее рыхлости представляла Гуннская держава, более не существовало. Границы племенных и раннегосударственных образований не были четко обозначены, и каждое стремилось приобрести те или иные выгоды за счет соседей. Воевали за землю, за скот, за прочую добычу. С бывшими врагами заключались союзы, а друзья и союзники оказывались врагами. В одной из таких войн со свевами погиб Валамир, и его место «старшего» короля занял Теодемир.
Имперское правительство (в данном случае это было константинопольское правительство) активно использовало такую ситуацию, направляя одних варваров на других. В это время, по-видимому, именно Остготское королевство в Паннонии восточным римлянам казалось наиболее опасным. В результате действий восточноримской дипломатии возникла обширная антиготская коалиция, в которой приняли участие германские племена свевов[225], герулов, скиров и ругиев и иранское племя сарматов[226]. Одновременно император Лев I мобилизовал свою армию, которая в случае весьма ожидаемой победы варварской коалиции могла докончить разгром остготов. Однако в ожесточенном сражении на реке Болии остготы одержали решительную победу. После этого поражения антиготская коалиция распалась, а имперская армия, естественно, воздержалась от нападения на победителей. Более того, Лев решил изменить свою тактику. Вместо конфронтации, хотя и косвенной, он попытался привлечь остготов. С этой целью император отпустил из Константинополя находившегося там уже в течение десяти лет в качестве заложника Теодориха, снабдив его даже ценными дарами. Этот отпуск не был ничем обусловлен и выглядел как жест доброй воли императора (что в реальности, конечно, очень трудно представить). Может быть, он надеялся иметь в лице Теодориха своего «агента влияния», поскольку тот пробыл в имперской столице долгое время, причем в таком возрасте, когда внешний мир особенно влияет на молодого человека, и поэтому мог считаться человеком, дружески расположенным к Империи. Не исключено, что таким жестом Лев стремился найти в паннонских остготах союзников для противостояния как с другими варварскими племенами, так и со своим честолюбивым патрицием Аспаром, которого активно поддерживал Теодорих Страбон.
Расчет Льва в первый момент оправдался, по крайней мере, частично. Возвратившись на родину, Теодорих собрал свой отряд из шести тысяч человек, в который входила какая-то часть дружинников его отца, клиенты (видимо, леты) и добровольцы, и напал на сарматов (язигов). Недавно эти сарматы во главе с королем Бабаем участвовали в неудачной для них битве на реке Болии, так что Теодорих вполне мог рассматривать их как врагов. После этого поражения Бабай выступил против римлян и разбил действующую в Мезии армию Камунда[227]. Эта победа сделала сарматского короля грозной фигурой, и нападение на него Теодориха, несомненно, полностью отвечало римским интересам. Удар, нанесенный Теодорихом, был, по-видимому, неожиданным для сарматов. Теодорих не только разбил сарматов, но и убил самого Бабая и захватил город Сингидун. Этот город был важным форпостом Империи на дунайской границе и местом римско-варварских контактов, и он был захвачен сарматами. Возможно, что, натравливая Теодориха на Бабая, Лев надеялся на возвращение этого важно пункта Империи. Однако Теодорих, захватив Сингидун, отказался его вернуть императору и подчинил себе.
