Суеты на ипподроме хватало. Одни мобили выезжали к старту, другие возвращались после гонки. Кричали болельщики, ругались механики, палил револьвер, объявляя старт очередного заезда. Не было только привычного мне рева мощных моторов. Для полноты ощущений не доставало и запаха сгоревшего топлива. Я уже нагулялся и двинулся обратно, к своей площадке, как вдруг увидел чуть в стороне вывеску: «Товарищество «Скорость». А под вывеской у солидного с виду мобиля яростно распекал гонщика знакомый еще с бала брюнет. Тот самый, что фамильярничал тогда с баронессой к неудовольствию последней.

Подходить не стал – я же не самоубийца – и, едва вернувшись, принялся расспрашивать Клейста. Тут-то и выяснилось, что это и есть тот самый баронет Вернезьев. Баронет – насколько я помню – это отпрыск барона, который пока не может наследовать полный титул в виду излишней живучести родителя. А если такой женится на Сердобиной, то может взять ее фамилию и сразу станет бароном. Ну и богатство баронессы наверняка будоражит воображение потенциального мужа: бал губернского масштаба могут позволить себе немногие дворяне. Но мне до баронессы особого дела нет. Она, конечно, женщина редкой красоты, да и ума у нее в достатке. Только навряд ли она позволит себе, подобно Настеньке Томилиной, любовную интрижку с гонщиком. Замуж тоже не пойдет, иначе титул потеряет. Да и не понравилось мне её отношение к себе любимому: словно я игрушка, заморская диковина. Нет уж, мадам Грижецкая в этом отношении намного честнее.

Наконец, настал и мой заезд. Я сунул руку в карман, вытащил свои гогглы и только тут вспомнил, что я за всей чехардой последних недель напрочь забыл сносить их в ремонт.

- Что случилось? – обеспокоенно спросил Клейст, видя мое замешательство.

- Вот, - протянул я ему разбитые очки. – Совсем запамятовал. В понедельник непременно схожу к мастеру. А сейчас…

- Да, проблема, - подтвердил мой механик. – У вас есть запасные?

- Откуда? Вы же знаете, в какую дыру уходили все мои деньги.

- Тогда…

Клейст секунду помедлил, потом решительно тряхнул головой:

- Не побрезгуйте, возьмите мои.

И, видя, что я собираюсь возражать, добавил:

- На одну гонку. А в понедельник съездите к мастеру.

Не знаю, что за линзы были в Клейстовских гогглах, но в них я стал видеть дорогу до крайности отчетливо. Я и без того не жаловался на зрение, но в этих очках видеть стал что тот орел, который различает суслика с высоты двух километров.

- Спасибо вам, Николай Генрихович!

- Потом поблагодарите. На старт пора. С богом!

Я тихонько выехал к стартовой линии. Мне досталась внешняя дорожка. Не самая выгодная позиция. Но кто знает – может, мой мобиль реально лучше конкурентов?

В предыдущий заезд поставили четыре мобиля, и сейчас у меня было три соперника. На старте стояла относительная тишина, нарушаемая только негромким фырчанием парогенераторов. Даже трибуны поутихли, слушая объявления распорядителя. Там, в прошлой жизни, сейчас бы все подгазовывали, чтобы держать обороты мотора. Здесь же это было бесполезно, да и невозможно, поэтому голос стартера был отчетливо слышен. Он поднял вверх руку с револьвером, объявил:

- Восьмой заезд!

И нажал на спуск.

Паровик разгоняется неторопливо, так что я вдавил педаль пара в пол чуть раньше, за доли секунды до стартового выстрела. Этот экземпляр стартовал намного быстрее старого игнатьевского, но все равно медленно. Никакого сравнения с привычными мне гоночными машинами. Где динамика? Даже в сиденье ускорением не вжимает, да и само сиденье такое, что при нормальном старте можно запросто можно из мобиля вылететь. В памяти отметил: нужен ускоритель, нужна возможность быстро разгоняться. Отметил, и тут же переключился на управление аппаратом.

Приборов на мобилях почти что нет. Датчик уровня воды, датчик давления пара – и все. Конечно, эти – самые необходимые, но и другие важны. Например, тахометр. Паровик тихий, обороты мотора на слух оценить очень трудно. А спидометр? Ведь сейчас, по сути, свою скорость я могу оценить только относительно своих соперников. И тут двух мнений быть не может: я быстрее!

Баронесса не подвела, выданный ею в пользование мобиль быстрее разгонялся, лучше держался в поворотах, и в целом в управлении был намного комфортнее тех, с которыми доводилось иметь дело прежде. Еще до первого поворота я опередил конкурентов на полкорпуса, после первого круга заставил их пыль глотать, а к финишу оторвался от них на половину круга. И это я еще не использовал свое тайное оружие – дрифт. Было бы хорошо, если бы этот прием удалось приберечь до императорских гонок.

Когда я вернулся к своей площадке, Клейст, донельзя возбужденный, едва ли не подпрыгивал от нетерпения.

- Владимир Антонович, это было нечто! Я просто в восторге! Вы – прирожденный, гениальный гонщик. Я еще раз убедился в правильности своего выбора.

Я, еще не отошедший после заезда, вяло отмахивался:

- Полноте, Николай Генрихович. Вы сами видели – с кем тут было соревноваться! Поглядим, что будет в следующий раз. Там соперники должны быть посерьезней.

- Да где там! Вот в последних двух заездах – конечно, а здесь…

Следующий раз наступил примерно через полчаса. Результат, как и предсказывал Клейст, был тот же самый: моя победа с большим отрывом. Трудно сказать, что было причиной: слабая подготовка гонщиков у соперников, или преимущество моего мобиля. Но сейчас я этим вопросом не задавался, победил – и ладно. Впереди полуфинал, два заезда по четыре мобиля в каждом, и финал – четверо лучших поспорят за первое место. Ступенек с цифрами 2 и 3 на пьедестале не предусмотрено. Все или ничего, и это «все» забирает победитель. Приз довольно весомый: тридцать тысяч рублей. И пускай Игнатьев-старший идет лесом, пусть мается с ненужной ему мастерской. У меня своих денег хватит на все.

Народу на трибунах и без того было немало, но сейчас и вовсе набилось столько, что под весом зрителей они вполне могли рухнуть. На стартовой линии выстроились машины для предпоследнего заезда. Два финалиста уже ходили, донельзя довольные. Даже если они не победят, внимание прессы, потенциальных инвесторов и восторженных барышень им обеспечено. Время такое: хотя водить мобили умеют многие, профессия гонщика считается уделом людей исключительно мужественных и героических. Гусарский кивер уже не так манит, как кожаный шлем и гогглы. Авиации здесь не случилось по понятным причинам: слишком тяжела паровая машина, слишком высок у нее удельный вес на единицу мощности. Воздухоплавание – это да, активно развивается, и в этой области паровики оказались вполне к месту. Но пилоты дирижаблей как-то не стали настолько обожаемы, как в свое время первые авиаторы. Те же извозчики, только воздушные. А вот гонщики…

Грохнул револьвер стартера, и мобили… нет, не рванули с места, а принялись неторопливо набирать ход. На старте мне опять досталась наружная дорожка, но меня это не слишком беспокоило. Вот оставлю основную группу позади, и сам буду выбирать, где мне ехать.

Мой мобиль уверенно разгонялся, но так легко вырваться вперед, как в первых заездах, не получалось. Рядом, по соседней дорожке, катил желтый мобиль довольно причудливой внешности. Мне было видно, как гонщик то и дело поворачивает туда-сюда многочисленные краны на приборном щитке, дергает рычаги, и это помимо управления мобилем! Скорее всего, он на ходу вручную регулирует работу парогенератора, цилиндров и всех прочих узлов двигателя. Да, это может дать некоторый прирост скорости, но ведь очень сложно вести мобиль и одновременно совершать дополнительные манипуляции! Был бы с ним механик – я бы еще понял: один рулит, другой подстраивает мотор. А так – чуть отвлекся и обнаружил себя в кювете. И это еще в лучшем случае!

Первый круг мы прошли нос к носу. На втором желтый где-то ошибся с регулировками и начал отставать. В повороте я поглядывал на него: он суетился, дергая рычаги. Видимо, в какой-то момент удачно попал, и его мобиль резко прибавил скорость. Я сильно не переживал: в финал все равно попадаю, двое других безнадежно отстают. А уж потом…