- Да, - сочувственно покивал механик. – Слухи – это зло, сколь безусловное, столь и неистребимое. Но давайте к делу: что мы будем делать с этим «Даймлером»?

- «Даймлеру» мы просто поменяем кузов, благо, сделать это не слишком сложно. Я подготовлю эскизы, отдам их в каретную мастерскую, там изготовят детали, а мы смонтируем их на этом шасси. А еще я хотел бы вместе с вами осмотреть конструкцию и «Даймлера», и вот этого безымянного красавца. Все удачные решения надо будет отметить и позже воплотить в нашем гоночном монстре.

- Непременно!

В Клейсте вдруг проснулся энтузиазм, он уже был готов кинуться в бой с гаечным ключом наперевес, но я его остановил.

- Николай Генрихович, скажите, вы знаете все эти бюрократические процедуры, которые требуется выполнить для того, чтобы заявить на гонку себя и свой мобиль?

- Конечно!

- А я вот, к стыду своему, не знаю. Поэтому хочу вас попросить об одолжении: возьмите на себя эти хлопоты. Для разъездов можете использовать мой мотоцикл. А я пока займусь этим несчастным фургоном.

Неделя выдалась та еще. Мы с Клейстом пахали, не разгибаясь. Мишка, малость окрепнув, помогал по мере сил и умений, и тут же на ходу учился. Парнишка оказался ловкий и сообразительный, и весьма полезный, когда нужно было залезть в какие-нибудь узкие и тесные места.

Я выбрал время и заглянул к помещице Томилиной, чтобы выразить соболезнования и заодно извиниться за неуместную записку. Она была дома и даже приняла меня в гостиной за чаем. В этот раз она ничуть не походила на ту жизнерадостную, пышущую энергией женщину, что я видел чуть больше недели назад. Темное платье, черный чепец – траур. Взгляд потерянный, движения чуть суетливые. Видно, что женщина переживает, и наверняка винит себя во всем произошедшем.

- Здравствуйте, Владимир Антонович, - приветствовала она меня. – Присаживайтесь к столу, наливайте себе чаю, угощайтесь.

Голос тихий, тусклый, словно выцветший. Это действительно та самая дама, которая полночи не давала спать всем соседям?

- Здравствуйте, Анастасия Михайловна. Позвольте прежде выразить вам свои искренние соболезнования в связи со столь безвременной гибелью вашего подопечного. Смерть человека – это всегда трагедия, но смерть молодого человека – трагична вдвойне. Поверьте, я это знаю.

Конечно, знаю. Сам помирал безвременно. И тридцать лет – вполне еще молодость. Жить да жить! Впрочем, не мне жаловаться на судьбу: живу вот, вдов смущаю одну за другой… М-да, не о том думаю. Надо бы поддержать женщину, пока она себя чувством вины не удавила. Ведь наверняка считает, что не устрой она той ночью наше бурное свидание, так и племянник остался бы жив. По моему личному и тайному мнению, она права. Но вслух, ради нее самой, я поддержу версию полиции.

- Простите меня бога ради за ту глупую записку. Поверьте, я ничего не знал о вашем горе. Только вчера зашел в полицию, там меня и ошарашили этой новостью, словно пыльным мешком из-за угла. Но сказали, что убийца найден и при задержании застрелен. Так что отомщен племянник вашей подруги.

- А за что его так, не говорили? – встрепенулась Томилина, обратив на меня взгляд, полный боли и надежды.

- Говорили. Доказательств этому нет, но у подруги вашей несколько месяцев назад объявился воздыхатель, очень рассчитывающий прибрать к рукам ее состояние. А племянник, как вы понимаете, у него на пути стоял, вот и…

- Это правда?

- Абсолютная. Мне господин Боголюбов сам обо всем поведал.

На лице женщины явственно проявилось облегчение. Я продолжил:

- Кстати, Боголюбов еще обмолвился, что тем вечером вы лишь чудом смерти избежали. У того убийцы правило было: свидетелей в живых не оставлять. И коли ехали бы вы вместе с племянником вашей подруги, так в один день вас обоих бы и похоронили.

- Это правда?

- Истинная правда. Богом клянусь!

Я широко перекрестился на иконы в красном углу, а внутренне хмыкнул: тоже мне, сам в бога не верю, в церковь не хожу, а туда же, клясться решил. Однако на Томилину это произвело буквально волшебное действие: помещица всхлипнула раз, другой и, внезапно для меня, разрыдалась.

У меня не слишком большой опыт в области утешения плачущих женщин. Собственно говоря, я знаю только один способ, его я и применил. Просто шагнул вперед, обнял Томилину за плечи и привлек к себе. Она же, машинально обхватив меня чуть повыше пояса и уткнувшись мне в бок, ревела белугой, а я гладил ее по голове и говорил всевозможные подходящие к случаю глупости. Позади скрипнула дверь: служанка сунулась с флаконом нюхательных солей. Я раздраженно отмахнулся: мол, убирайся, и она тут же скрылась.

Слезы, в том числе и женские, рано или поздно заканчиваются. Закончились и эти. Оторвавшись от моего изрядно подмоченного сюртука, Томилина сразу же застеснялась:

- Ах, Владимир Антонович, я сейчас ужасно некрасива, так что идите.

Я поднялся и уже почти повернулся к дверям.

- Нет, стойте! Наклонитесь ко мне.

Анастасия обхватила меня за шею и наградила полноценным поцелуем. В щеку. И зашептала:

- Спасибо тебе, Володенька, спасибо за все. Ты сейчас такой камень с моей души снял! Теперь все, ступай. Как траур выйдет, я сама тебе записку пришлю.

Наши с Клейстом каторжные труды увенчались успехом: к концу недели мы успели закончить заказ больницы, и уже в ближайший понедельник на мой счет в местном отделении Государственного банка должна была поступить приличная сумма. Кроме того, мы разобрали по винтику и собрали обратно гоночный мобиль в поисках возможных неисправностей. Ну а главное – заменили кузов Игнатьевскому «Даймлеру», и сейчас я отправлялся на нем в гости к заказчику.

Я ехал неспешно, поглядывая краем глаза на прохожих, улыбаясь симпатичным барышням, когда такие встречались на пути. А прохожие глядели во все глаза на проезжающее мимо чудо. Еще бы: этот мобиль сейчас единственный в своем роде, и не только в Тамбове. Помнится, в моем мире на создание подобного дизайна понадобилось лет сорок.

Прохор караулил меня у ограды, и едва только мобиль показался в конце улицы, распахнул ворота. Я не торопясь прокатился по широкой дорожке и плавно затормозил возле крыльца особняка. Мне навстречу, перепрыгивая через ступеньку выбежал Игнатьев-младший.

- Здравствуйте, Владимир Антонович! – выдохнул он, не отрывая взгляда от мобиля. – Вы уверены, что это мой «Даймлер»? Даже не верится! Вы сотворили чудо, я просто в восторге. Скажите, откуда вы берете эти идеи? Думаю, завтра половина членов гоночного клуба будет умолять меня продать им этот уникальный экземпляр. И денег предложат как бы не вдвое против той цены, за которую я купил мобиль у «Даймлера».

- Действительно, молодой человек, откуда такая фантазия? – раздался за спиной солидный баритон.

Я обернулся. Рядом с мобилем стоял господин на вид лет сорока в легком чесучовом костюме-тройке английского фасона и щегольских штиблетах. Пиджак был расстегнут, открывая вид на изрядной толщины золотую цепь, тянущуюся от жилетного кармана к поясу. На пальце правой руки был надет массивный перстень с крупным камнем. Лицо его, украшенное тщательно подстриженной бородкой, было живым и подвижным, точно таким же, как и у моего приятеля, разве что с поправкой на возраст.

- Игнатьев Иван Платонович, купец первой гильдии, - отрекомендовался он, протягивая мне широкую твердую ладонь.

- Стриженов Владимир Антонович, гонщик, - ответил я в том же духе, напрягая кисть и пытаясь не дать купцу продавить себя.

- Силен, - оценил мои старания хозяин, прекращая терзать мою руку. – Так откуда эти твои идеи?

Такая фамильярность меня покоробила, но я решил обстановку пока не нагнетать и посмотреть, что будет дальше.

- Из головы, Иван Платонович. Ну и еще из чисто практических соображений.

- Тогда пройдем к столу, поужинаем и побеседуем о практических соображениях.