Под гром оваций я поклонился на четыре стороны и отправился к выходу. Мне аплодировали все дамы без исключения. И я думаю, что их восторги были продиктованы в большинстве своем простым злорадством: мол, пусть не досталось мне, зато не досталось и другой. А я – именно тот, кто отказал всем прочим в первенстве, и, несомненно, заслуживаю аплодисментов. Цинично? Да. Но как показывает жизнь, в девяносто девяти процентах случаев подобное объяснение будет и самым верным. Пожалуй, исключение могут составить лишь молоденькие романтичные барышни. Да и то лишь до поры.

Я принял у лакея шляпу, трость и плащ и вышел на улицу. Давно уже стемнело. Небо было чистое, и все, от края до края густо усыпано звездами. Я засмотрелся, и не сразу обратил внимание на подошедшего ко мне молодого человека.

- Господин Стриженов, - немного стесняясь, обратился он ко мне. – Вас хочет видеть одна дама. Позвольте, я вас провожу.

Я позволил. Мы отошли немного в сторону от крыльца. Навстречу выдвинулся темный силуэт.

- Анастасия Михайловна, вот господин Стриженов, - вполголоса объявил мой провожатый и отступил в темноту.

- Владимир Антонович, - игривым голосом произнесла помещица Томилина. – Не хотите ли сопроводить меня в город?

- С удовольствием, мадам. Но не повредит ли мое общество вашей репутации?

- Нисколько, - отмахнулась Томилина. – Я сегодня приехала в сопровождении троюродного племянника моей давней подруги. Вы сей же час садитесь в свой экипаж, выезжайте и подождите меня на дороге, чуть поодаль, в полуверсте отсюда. Там вы с этим юношей поменяетесь местами и уверяю вас, никто ничего не заметит.

- В таком случае я готов составить вам компанию.

- С нетерпением буду ожидать этого момента! – воскликнула дама и убежала.

А я вернулся на крыльцо, где уже ожидала меня коляска.

Глава 13

Ждать пришлось недолго, не более десяти минут. Рядом с моей коляской остановился, можно сказать, лимузин: водитель сидел впереди на открытом сиденье, словно кучер на козлах, а пассажиры – позади него в будке, построенной по типу кареты. Из будки вышел давешний молодой человек, мы с ним коротко кивнули друг другу, он занял место в коляске, а я – в паровой карете. Помещица Томилина дернула шнурок, какой обычно приделывали к колокольчикам для вызова слуг, и мобиль, качнувшись, тронулся.

Мы с Томилиной сидели на мягких удобных сиденьях друг напротив друга. Салон был освещен, и мне хорошо было видны все эмоции молодой вдовушки. Надо сказать, она и не пыталась их скрывать. Азарт, предвкушение, страсть – все было написано на ее хорошеньком личике. Это было понятно еще на балу и, думается, не только мне. Но там ей приходилось держать лицо и соблюдать приличия. Сейчас же нужды притворяться не стало.

Поначалу мы делали вид, что не собираемся делать ничего предосудительного и старательно вели легкую беседу. Очень легкую, наилегчайшую. Но постепенно шутки становились все более двусмысленными, пикантными и, в конце концов, вполне светская пикировка превратилась в жесткий флирт на грани приличий, этакую словесная битву, игру слов, по негласным правилам которой требовалось высказаться как можно откровеннее, не говоря ни о чем впрямую.

Довольно скоро эта игра принесла свои плоды: Томилина раскраснелась, дыхание ее стало неровным и сбивчивым. Этак еще пару минут, и она перейдет к активным действиям прямо здесь, в мобиле. Ну нет, надо немножко охладить пыл вдовушки.

- Жаль, сейчас нет вина… - мечтательно вздохнул я.

- Как это нет? – возмутилась моя визави.

Мне тут же был продемонстрирован бар, встроенный в салон мобиля. Из него появились бутылка и штопор, и я занялся сугубо мужским занятием. Я действовал не спеша, то и дело поглядывая на возбужденную даму. Она постепенно успокаивалась, дышать стала ровнее, да и румянец на щеках умерил яркость. Тут и я чпокнул пробкой и направил темно-багровую струю в подставленные бокалы. Салон заполнился тонким ароматом.

- Анастасия Михайловна, я предлагаю выпить за вашу красоту.

Мои слова были, казалось, восприняты как должное, но довольная улыбка, на миг мелькнувшая на лице помещицы, выдала ее с головой.

Я пригубил вино. Действительно, хорошее. На всяческих приемах мне доводилось пробовать и лучшее, но вполне, вполне достойно. Я не преминул высказать это вслух.

- А вы знаете, Владимир Антонович, - ответствовала вдовушка, - эту, как вы изволили выразиться, амброзию делают в моем поместье.

И она лукаво, с прищуром глянула на меня сквозь бокал.

Намек был понятен, но я предпочел его не услышать. Лишь рассыпался в комплиментах к мастерам-виноделам и прекрасной хозяйке.

Налил по новой. И тут Анастасия свет Михайловна сказала, задумчиво глядя на свой бокал:

- Владимир Антонович, не перейти ли нам на «ты»?

Я был не против. Да и желание дамы было вполне очевидным. Но мне, как галантному кавалеру предлагалось проявить инициативу.

- Выпьем на брудершафт?

Чтобы оказаться достаточно близко, мне пришлось пересесть к даме. Мы молча скрестили руки и до дна выпили каждый из своего бокала. А потом помещица Томилина впилась мне в губы долгим страстным поцелуем. Оторвалась, продышалась и, глядя на меня соловыми не то от вина, не то от страсти глазами, прошептала-простонала:

- Влади-ими-ир…

И вновь бросилась целоваться.

Четверть часа спустя, когда мобиль остановился у богатого даже с виду дома, Анастасия сидела у меня на коленях. Губы ее опухли от поцелуев, а платье было совершенно измято. Сообразив, что мы на месте, она молниеносно соскочила с колен и попыталась привести себя в порядок, насколько это еще было возможно. Слуга открыл дверцу мобиля, я вышел и помог спуститься на землю госпоже Томилиной. Она раздала несколько указаний и пригласила меня следовать за горничной.

Служанка привела меня в роскошно обставленную комнату, главной достопримечательностью которой была стоявшая посередине огромная кровать. Я скинул фрак, расстегнул ворот сорочки и, действуя методом научного тыка, за одной из дверей обнаружил туалетную комнату. Это было весьма кстати.

Когда я вернулся в свои апартаменты, свет в них оказался погашен. Удивляться этому не приходилось, как не приходилось и гадать, что же меня ожидает сегодняшней ночью. Едва я успел избавиться от большей части деталей своего туалета, как одна из дверей моей комнаты беззвучно отворилась, и вошла Томилина в длинной, до пят, полупрозрачной ночной сорочке. Медленно она подошла к кровати и требовательно взглянула на меня: мол, ты мужчина, так давай, действуй. Я не стал длить ожидание. Сгреб женщину в охапку, и мы вместе рухнули на шелковые простыни.

Ночь прошла бурно. Истосковавшаяся по мужскому вниманию, вдова оказалась весьма жадной до любовных утех, но при этом на удивление неискушенной в тонкостях постельных игр. Своей ненасытностью она буквально выпила из меня все силы без остатка, каждый раз, едва переведя дух, произносила самое ужасное женское заклинание: «еще!» Я же, используя все известные мне ухищрения, сумел не ударить лицом в грязь, и могу с гордостью заявить, что уснул на целую минуту позже неё. И спал я крепким сном праведника, без малейших сновидений.

Когда я проснулся, в комнате было уже светло. Накануне не было нужды в разглядывании интерьеров. Слишком уж мы были возбуждены, слишком рвались в любовную битву. Зато сейчас я смог в полной мере оценить искусство, с которым был создан интерьер комнаты.

Пока я оглядывался, отворилась одна из дверей и в спальне появилась Анастасия Томилина собственной персоной. Она была уже полностью одета. Нынче на ней вместо кружев и шелка было простое домашнее светло-бежевое платье, перехваченное под грудью широкой лентой. Волосы вместо роскошной сложной прически были убраны в тяжелый узел на затылке. В ушах и на шее не было тяжелых серег с крупными камнями и роскошных ожерелий. Но при этом она выглядела свежо и очаровательно, а полные розовые губы то и дело трогала счастливая и чуть смущенная улыбка.