Поток людей на входе становился все меньше. Наконец, видимо, пришло время. Распорядитель вышел в центр танцевального зала и объявил:

- Бал начинается! Вальс!

Оркестр принялся играть что-то из Штрауса, гости потянулись вниз, я двинулся следом. Одна за другой пары выходили в круг и принимались вальсировать. Кавалеры улыбались дамам, дамы улыбались в ответ, и на минуту у меня возникло ощущение, что все те люди, что танцуют сейчас, безмерно счастливы и своими партнерами, и самим танцем.

В какой-то момент энергетика танца и музыки увлекла меня настолько, что мне и самому захотелось присоединиться к парам, самозабвенно кружащимся по паркету. А почему бы и нет? Я обернулся к наблюдающим за танцорами девушкам и принялся высматривать подходящую партнершу. И очень быстро понял, что я нежелателен ни как партнер в танцах, ни даже как рядом стоящая фигура. Одна отвернулась, другая отошла в сторону, третья изобразила веером какую-то фигуру. Навряд ли этот жест обозначал неземную радость, скорее наоборот.

Что ж, не больно-то и хотелось. Хотя нет, что я себе-то врать пытаюсь? Как раз-таки хотелось. Глядя на танцоров, мне захотелось ощутить праздник, погрузиться в него с головой. А сейчас в душе были обида и разочарование.

Пока я рефлексировал, закончился вальс и была объявлена мазурка. Ее танцевать я не умел и вернулся наверх. Оставив молодежь развлекаться, здесь прохаживались солидные серьезные господа. Собравшись группками, они обсуждали что-то им известное. Кто-то переходил от группы к группе. Я тоже принялся гулять по залу, прислушиваться к беседам, но все разговоры крутились вокруг светской жизни или политики. Ни о том, ни о другом я не знал ровным счетом ничего.

Через недолгое время обида моя прошла. В самом деле, что взять со светских куриц? А вот раздражение таким подчеркнутым игнорированием начало превращаться в злость, и это было плохо. Разозлившись, я могу наворотить таких дел, что потом будет как минимум стыдно. Это из опыта, бывали случаи. Нет-нет, надо успокоиться.

Я взял с фуршетного стола бокал вина, вышел на балкон и постарался отключиться от раздражителей, погрузившись в созерцание пейзажа. Вид передо мной открывался весьма живописный: ближние луга, дальние леса, вечернее небо... красота! Хотя с гораздо большим удовольствием я бы сейчас занялся приборкой в своем доме. Выгреб бы весь мусор, отчистил стены, выдраил полы…

- Скучаете, господин Стриженов?

Раздавшийся за спиной мелодичный женский голос вырвал меня из грез. Я обернулся. Передо мной стояла невысокая, изумительно красивая женщина. На вид ей было лет двадцать пять. Если и больше, то ненамного. Давеча я любовался Неклюдовой, но по сравнению с этой дамой начинающая хищница была записной кикиморой.

- Ничуть, - ответил я. – Мечтаю.

- И о чем же?

- Конечно же о счастье.

- О каком же? Надеюсь, не о всеобщем, о котором талдычат социалисты?

- Нет. Исключительно о своем.

- И каким вы представляете себе свое счастье? Из чего оно должно состоять?

- О-о, вы хотите узнать рецепт счастья? Ничего не выйдет. Счастье у каждого свое. Более того, люди никак не могут договориться даже о том, что такое счастье. У каждого на этот счет имеется собственное мнение и оно, конечно же, единственно правильное.

- И каково ваше единственно правильное мнение?

Женщина очевидно развлекалась. Ее забавлял наш разговор, и откровенничать мне не хотелось. Поэтому, быстренько перебрав несколько типовых вариантов, ответил фразой из старого фильма:

- Счастье – это когда тебя понимают.

Моя собеседница вдруг посерьезнела.

- Пожалуй, в чем-то вы правы. Даже…

Она оборвала фразу и быстро сменила тему:

- Я видела, вы скучали. Вы даже не стали танцевать, хотя молодые люди приезжают на балы именно ради этого. Вам действительно не интересен бал?

Было интересно поболтать с красивой женщиной о возвышенном и отвлеченном. Но что она сейчас от меня хочет? Я попытался отшутиться:

- Скорее, это я не интересен балу.

Дама наморщила лоб и склонила голову к точеному плечу.

- Думаю, вам стоит пояснить свое заявление.

Да, шутка не прокатила. Жаль: изливать душу я не собирался, а жаловаться на тяжелую жизнь и вовсе не в моих правилах. Кроме того, этому моменту я начал догадываться, с кем разговариваю, ну а высказывать свои претензии хозяйке бала идея изначально плохая. Французы утверждают, что если женщина не права, нужно перед ней извиниться. Значит, сделаем по-французски.

- Прошу прощения. Видимо, я пошутил не слишком удачно.

Дама нахмурилась и даже топнула ножкой:

- Ну нет, раз уж вы начали, так извольте продолжить.

Но тут и меня, что называется, заело:

- Я понимаю, что дамские капризы – это святое. Но подумайте хорошенько: готовы ли вы услышать мои мысли по этому поводу здесь и сейчас?

Баронесса открыла рот, но сказать ничего не успела, потому что в этот самый момент откуда ни возьмись подлетел какой-то франт. Породистый брюнет, в проборе, усах и аккуратной бородке. Одет с иголочки, ростом выше меня, да и в плечах пошире. Он сходу небрежным жестом приобнял хозяйку вечера, от чего она еле заметно поморщилась, подхватил ее руку, чмокнул в запястье, воскликнул:

- Сашенька, ты сегодня само очарованье!

И тут же сделал вид, будто только что заметил меня.

- А это что за плебей? Он посмел тебя разгневать? Да я его сейчас…

- Остановись, Петр! – почти что приказала дама. – Этот человек является моим гостем. И оскорбляя его, ты оскорбляешь и меня.

- Как скажешь, дорогая, - мягко произнес брюнет и бросил на меня уничтожающий взгляд.

Судя по тому, что я видел, баронесса с брюнетом явно в контрах. И его демонстрация прав на нее ей очень не по душе. Не знаю, какие планы изначально были у хозяйки относительно меня, но сейчас она, похоже, будет все делать нарочно, чтобы позлить франта и продемонстрировать свою независимость. Понять бы еще, как это в итоге отразится на мне. Брюнет наверняка из какого-нибудь знатного рода. Если приревнует всерьез, добра не жди.

А баронесса тем временем шагнула вперед, подхватила меня под локоть, который я сообразил изящно согнуть кренделем и своим нежным голоском произнесла:

- Идемте, господин Стриженов.

После этого демарша всеобщее внимание обратилось на нас: меня и баронессу. Дама шла, высоко подняв голову, улыбаясь всем окружающим. Я постарался соответствовать: еще сильнее выпрямил спину, расправил плечи и задрал подбородок. Так мы прошествовали вниз, к танцующим. Словно по мановению руки, музыка стихла, пары расступились, и мы вышли центр зала.

- Дамы и господа, - произнесла баронесса. – Хочу представить вашему вниманию своего сегодняшнего гостя Владимира Антоновича Стриженова. Прошу любить и жаловать! Думаю, большинство из вас уже знакомы с ним заочно, посредством наших городских «Ведомостей». Ну а теперь у вас есть прекрасная возможность познакомиться с ним вживую. Ну а теперь…

Она взмахнула рукой, делая знак музыкантам.

- Вальс!

И негромко, так, чтобы слышал я один:

- Господин Стриженов, вы ведь пригласите даму на танец?

Глава 12

Такое со мной случилось впервые. Может, виной тому прекрасная музыка, может – совершенная в своей красоте улыбка баронессы, может – отголоски чрезмерно романтической и увлекающейся натуры прежнего Володи Стриженова, но я полностью растворился в танце. Остановилось время, исчезли бальная зала и наполняющие ее люди. Остались только я, женщина в моих руках и заполнившая все вокруг мелодия венского вальса. Мы кружились и кружились, и каждое движение выходило у меня так же легко и естественно, как дыхание. Каждый шаг, каждый поворот были единственно правильными. Я это знал, я это чувствовал и вел свою партнершу известным лишь мне путем, а она, полностью доверившись и подчинившись моей воле, следовала за мной, чутко откликаясь на малейшее мое движение. Музыка плыла, кружилась, качалась, словно морская волна, и мы кружились и качались вместе с ней, уносясь в танце куда-то далеко за пределы миров и времен.