Поэтому хоть и с тихим раздражением, я все-таки поехала в кафе.
На обратном пути пробки не было, но я все равно начала переживать, что опоздаю на пару. Поэтому чуть прибавив газу, поспешила в учебное заведение.
О напитке не переживала совершенно. Не до того было.
Но кто бы знал, что когда я на парковке вручу Волкову стакан, он сделает глоток, скривиться и… Выбросит его в мусор.
— Холодный, — просто прокомментировал и пошел в учебный корпус.
— Засранец, — прошипела ему в спину, но Волков не услышал.
Следующее мое приключение произошло на второй паре.
Во время лекции открылась дверь, и на пороге появился Волков.
— Добрый день, — с милой улыбкой поздоровался с преподавателем. — Простите, а можно Алису? Это срочно.
Преподаватель кивнул, и я вышла в коридор.
— Чего тебе? — пробурчала, скрещивая руки на груди. Во мне все еще кипело раздражение от его утренней выходки. Я, между прочим, из-за этого дурацкого кофе чуть на пару не опоздала.
— Пиццу хочу, — как ни в чем не бывало, проговорил Волков, еще и плечами пожал.
— У меня лекция, — возмущенно прошипела.
— Деньги скинул. Хочу «Кальцоне» на большой перемене, — словно и не услышал.
— Ты вообще, что ли не слышал о такой услуге, как доставка? — прорычала, опуская руки, и сжимая их в кулаки.
Достал уже. А это только второй день.
Волков на несколько секунд задумался.
— Может все-таки с морепродуктами… Нет. «Кальцоне» — он еще пальцами щелкнул. — И постарайся, чтобы не остыла по дороге.
Стас подмигнул, развернулся и, насвистывая ушел. А я смотрела ему в след и мысленно проклинала.
Взглянула на двери аудитории, и тяжело вздохнула.
Достала телефон и начала искать, где же у нас тут поблизости готовят эту пресловутую «Кальцоне».
Мне всего полтора месяца продержаться.
Я смогу…
Наверное.
Я знала, что эти полтора месяца будут для меня ой какими не сладкими.
Но в пятницу я уже откровенно закипала.
Всю неделю он заставлял меня делать всякие глупости. То пасту ему захотелось. То пацанам весны не хватает. Сгоняй-ка, Алиса за шашлычками. Будем есть и думать о мае.
А еще кофе…
Каждое утро мне приходилось заезжать в это дурацкое кафе. А последние три дня еще и на большой перемене ездила.
Из-за этого я оставалась без нормального обеда.
Голодная и злая. Не знаю, как я не прибила Волкова, когда в пятницу он заявил, что хочет, чтобы в субботу я приехала к нему домой.
— Зачем? — устало произнесла.
— Тебе весь список?
— Угу.
— Убрать, постирать, погладить, — начал загибать пальцы, даже не замечая, что у меня сейчас пар из ушей повалит от злости. — Еще надо приготовить. Почистить диваны. Особое внимание удели санузлу на первом этаже. Он гостевой.
А я с каждым пунктом все больше и больше открывала рот от удивления.
— Запомнила?
— Да, — прорычала и резко развернулась.
Достал!
Пока шла к машине, старалась успокоиться.
Мне не год отрабатывать. И даже не шесть месяцев.
Совсем ничего. Справлюсь.
Вот только в субботу придется весь день потратить на Волкова. А потом у меня еще ночная смена.
Ничего. Как-то выторгую себе выходной в воскресенье. Опять.
Вот только в субботу все пошло наперекосяк.
С самого утра у Надюши разболелась голова.
Она отказалась есть. Ее начало тошнить.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила, поглаживая голову сестры.
В этот момент в кармане завибрировал телефон, но я его проигнорировала.
И так знаю, что это Волков. Он уже два раза звонил. А я не ответила.
Сестра всхлипнула, а у меня от одного этого звука сердце разрывалось на части.
— Алис, — едва слышно прошептала сестра. Она говорила настолько тихо, что приходилось задерживать дыхание, чтобы услышать. — У меня глаза болят.
— Как болят? — ахнула, и закрыла рот рукой, потому что Надюща болезненно поморщилась от моего голоса.
— Как будто режет.
Замерла.
Такого еще никогда не было.
Достала телефон, чтобы написать сообщение маме. Она как раз в аптеку побежала.
И именно в этот момент Волков решил позвонить еще раз.
Сбросила. Не до тебя сейчас.
Дрожащими руками начала писать маме сообщение.
Не успела я убрать телефон, как он снова завибрировал.
Стас.
Да что ж это такое? Неужели не понимает, что если я не отвечаю — значит, не могу говорить!
Во мне бурлила самая настоящая ярость.
На Волкова, за его частые звонки.
На себя за то, что я такая беспомощная и не могу помочь сестре.
На эту чертову болезнь, за то, что посмела появиться у такого маленького беззащитного человека.
— Полежи, Надюш. Скоро мама придет с лекарством. Потерпи. Скоро станет легче, — я говорила тихо. Едва слышно. Но Наде даже это причиняло боль.
Глядя на то, как сестра страдает, у меня сердце разрывалось от боли. Лучше бы я была на ее месте. Лучше бы эта проклятая болезнь была у меня. Но не у этой маленькой, хрупкой девочки.
Телефон опять завибрировал.
Сжала кулаки и тихо вышла из комнаты. Дверь закрывала медленно. Хотя сейчас мне ой как хотелось ей хлопнуть. Со всей силы.
— Что? — рявкнула, после того, как закрылась в кухне.
— Ты где? — прорычал в трубку Волков. — Ты уже давно должна быть у меня.
— Да пошел ты, Волков! — я не говорила, я рычала, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. Меня останавливало только то, что Надя может услышать и ей станет хуже. — Иди ты к черту со своими заскоками! Я сейчас тебя не видеть, ни слышать не хочу! Понятно? Запомни раз и навсегда. Если я не отвечаю — значит, я занята.
— Что…
— Ничего! — гаркнула, не давая ему даже возможность что-то сказать. — Волков, в мире существуешь не только ты и твои желания!
Сбросила вызов, не желая больше его слушать.
Положила телефон на стол. Потому что после этого разговора, у меня появилось огромное желание швырнуть его в стену.
Шумно выдохнула, пытаясь успокоиться.
Но это не помогло.
Я сорвалась. Знаю, что погорячилась.
Но сейчас мне плевать.
Главное Надя и ее состояние.
Мама пришла домой минут через пятнадцать.
К сожалению, у меня так и не получилось успокоиться. Конечно, мама заметила, что меня всю трясет. Но ничего не сказала. Ведь она была в таком же состоянии, как и я.
Трудно не заметить, как дрожат ее руки, пока она наливала Наде воды, чтобы запить лекарство.
— Я доктору позвонила, — начала мама рассказывать, пока готовила Наде легкий перекус. Сестра давно ничего не ела, и сейчас эти лекарства могут навредить ее желудку. — Сказал на следующей неделе в клинику ехать. Надо обследование сделать.
— Когда? — я готова ее хоть сейчас отвезти.
— Сказал завтра позвонит, точно скажет.
— Но ей плохо сейчас! — тихо возмутилась.
Мама швырнула полотенце, которым до этого вытирала руки.
— Думаешь, я не знаю, что моей дочери больно? Думаешь, я не хочу, чтобы у нее ничего не болело? Да я бы жизнь отдала за ее здоровье, — мама резко развернулась, но я успела заметить, как она зажала рот рукой. Ее плечи затряслись, а я… У меня по щекам потекли слезы.
Подошла и крепко обняла мамочку.
— Прости, — прошептала, прижимаясь к самому родному человеку. — Прости, я не хотела. Я знаю, что ты на все готова… И я тоже. Просто… — нормально говорить мешал огромный колючий ком, который сейчас застрял у меня в горле. — Все будет хорошо, мамочка. Мы справимся.
Мама развернулась и крепко меня обняла.
— Прости, доченька. Я не должна была так реагировать, — едва слышно пробормотала.
— Ничего. Мы с тобой обе на нервах. Нам надо успокоиться.
Несколько минут мы стояли в маленькой кухне и просто обнимались. В этот момент мы поддерживали друг друга, как никогда раньше. Мы обе боялись.
Боялись за Надю.
Когда мы немного успокоились, мама отнесла Наде еду. Надеюсь, она хоть немного поест.