Остановилась возле русской классики, кончиками пальцев провела по корешкам. Призрак замер рядом, уставившись на полки перед нами. Он был погружен в печаль. Коллекцию в библиотеку парень собирал долго, или же получил по наследству. Но в любом случае я понимала его чувства сейчас, невозможность протянуть руку и ощутить приятные переплеты. Взгляд упал на потрепанный томик с рассказами Чехова, в школьные годы Антон Павлович был одним из моих любимых писателей. Не мешкая, я аккуратно поддела книгу и потянула на себя.
– Не трогай мои вещи. – Прошипел голос над ухом.
Ей Богу, в этот момент мне отчетливо показалось, что дыхание парня опалило кожу. Этого не могло быть по-настоящему, но воображение слишком зло шутило со мной. Игнорируя его, я уверенно сжала книгу в руке и пошла в спальню, выключив везде верхний свет, но оставила гореть напольный торшер, который приобрела недавно на распродаже. Комната погрузилась в полумрак, сохраняя приятное теплое свечение над одной половинкой кровати. Сюда я и улеглась, плюхнувшись на живот и опираясь на локти. Книга с пожелтевшими страницами в моих руках пахла старой бумагой, древесиной и сладковатым миндалем. Это не тот привычный аромат типографской краски и чернил, что вдыхаешь от только отпечатанной. Он пленил иначе, перенося с помощью фантазии в стены академических библиотек с дубовыми массивными полками.
Я распахнула книгу, мой взгляд тут же упал на написанные от руки слова на форзаце. «Кирилл, помни, счастлив тот, кто не замечает, лето теперь или зима1. Оставайся всегда верен себе и своим желаниям. Знаю, что у тебя все получится. Твоя бабушка, Л. А.». Почерк был изящным, каллиграфическим, с самобытной завитушкой в букве К. От этого имя Кирилл обретало особую форму. Ценность. Еще один ключик непроизвольно открыл ящик Пандоры, я узнала как зовут призрачного парня.
Силуэт его промелькнул в свете лампы. Он сел на пол и навис над книгой, заглядывая внутрь. Оставил между нами расстояние, но казалось, что все равно находился слишком близко. Украдкой я посмотрела на него исподлобья. Лицо призрака исказила гримаса боли, когда он дочитал пожелание своей бабушки, написанное синими чернилами. Прикусил нижнюю губу и прикрыл веки, нахмурив лоб. Где-то в подреберье у меня неприятно кольнуло.
– Эта книга очень много значит для меня. – Я впервые слышала его шепот, тихий, но переполненный чувствами. – Моя бабушка была хирургом, жизнь изрядно ее помотала по многим горячим точкам. Она рассказывала, что этот томик Чехова всегда хранился у нее во внутреннем кармане возле сердца. Видимо, когда ей было грустно или одиноко, она выбирала один из юмористических рассказов и поднимала себе настроение. Когда я сказал, что поступил в медицинский колледж, после которого пойду в университет, бабушка отдала мне его. А в следующую ее поездку в машину скорой помощи попал снаряд. Я тогда подумал, что она отдала мне свой талисман, и возненавидел себя. Ни разу так и не открыл эту книгу.
В уголках моих глаз стала собираться влага, рука слегка проскользнула к его ладони, находящейся совсем близко. Захотелось утешить парня. Но сознание очнулось, и будто током меня прошибла судорога. Мертвый. Я его не слышу. Он размышляет сам с собой. Прогоняя прочь ненужные эмоции, я вернула внутренний заслон и перевернула страницу. Пробежав глазами по оглавлению, остановилась на рассказе «Хамелеон».
– Все бы отдал за то, чтобы вновь почитать…
Кирилл резко поднялся с пола и отошел к окну. Его силуэт растворился во мраке комнаты. Но я знала, что он здесь. Присутствие ощущалось не физически, где-то внутри меня будто бы был вшит необычный датчик, который указывал на это. Наверное, похожее возникает в матерях, которые теряют своих детей из виду, но чувствуют их.
Я начала читать вслух. Медленно, неспешно, пытаясь придать голосу подходящую интонацию. Почему вдруг решилась на это? Жалость? Сострадание? Одолжение? Мне просто показалось, что так будет правильно. Перед глазами возникло лицо пожилой женщины в белом халате, которая подарила внуку самое дорогое – память о себе и слова, которые он пронесет сквозь свою жизнь. Жаль только, что короткую.
Дочитав до конца, я закрыла книгу с улыбкой. Был соблазн оставить ее на тумбочке, но не имела на это право. У этого томика было свое место, история и значимость, и я не планировала больше к нему притрагиваться. Отнесла обратно к стеллажу. Намереваясь поставить на полку, не сразу заметила, что между страниц что-то лежало. Во мне взыграло любопытство, и я открыла книгу на нужной страничке. Клочок бумаги как перышко вспорхнул и завертелся в воздухе, после чего приземлился на пол у моих ног. Я наклонилась и подняла маленькую фотографию. На ней был мальчишка лет пяти с непослушными светло-пшеничными вихрами на голове, который примерял в уши стетоскоп и растянул губы в беззубой улыбке. Уголки фотографии были очень потрепаны, да и сама она уже видала виды, смятая и с заломами в нескольких местах. Она как и книга пережила немало приключений со своей хозяйкой. На меня снизошло озарение. Вот что на самом деле прижимала женщина к груди, что дарило ей утешение и помогало скрашивать одиночество вдали от дома.
…
Весь следующий день я провела, уткнувшись в планшет. Спина и шея затекли, а желудок начинал подавать признаки недовольства от того, что помимо батончика-мюсли на завтрак ничего не получил. Зато к четырем часам у меня были готовы логотипы и визитки, и я мысленно отплясывала чечетку от радости.
– Если ты умрешь от голода в моей квартире и станешь еще одним местным привидением, молю, избавь меня от постоянного присутствия в поле зрения.
Я прикусила нижнюю губу, сдерживая порыв рассмеяться. Кирилл парил по другую сторону от кухонного островка и наблюдал за мной, периодически обходя со спины и заглядывая в планшет. Он уже несколько раз жаловался, что урчание моего живота нервирует его и выводит из душевного равновесия. И дабы наконец успокоить это надоедливое привидение, я все же соскользнула с высокого стула и пошла в сторону холодильника. Пять минут и цезарь очутился на тарелке, а рядом стакан апельсинового сока.
– Батончик и салат за день. – Усмехнулся Кирилл, бросая взгляд на стол. Он скрестил руки на груди и качал головой. – По тебе как объекте исследования плачет диссертация на тему проблем в гастроэнтерологии и анорексии.
Вилка замерла на половине пути ко рту. К горлу подступила желчь. Слишком болезненная тема. С силой продолжила запихивать в себя салатные листья, но уже не испытывая удовлетворения.
После того как в детстве я всем пыталась доказать, что дед Женя продолжает присутствовать в детском садике, меня стали задирать, обзывать сумасшедшей, а потом просто игнорировать. Дети, которых я называла друзьями, стали относится ко мне как к пустому месту. Даже сотрудники детского сада изменили свое отношение, невольно поддерживая мой новый статус изгоя. В начальной школе жизнь не наладилась, так как ребята из группы уже разнесли «новости» о странной девочке. Физическое насилие, моральный буллинг продолжились с новой силой. Наверное, в таком возрасте неважно кого и за что, лишь бы найти козла отпущения и цель для насмешек. Зато во внеучебной жизни появлялось все больше новых призраков, которые наоборот проявляли излишнюю доброту. Позднее я догадаюсь, что во имя собственных целей – молили говорить с ними, не оставлять, помочь передать что-то близким, найти способ уйти. Детское сознание не выдерживало нагрузки, нервные срывы стали частыми спутниками. И я перестала есть. Мне диагностировали анорексию. Родители водили к психологам, психотерапевтам, неврологам и гомеопатам. И лишь к концу четвертого класса школы мама пересилила свой скептицизм и нашла объявление о женщине-экстрасенсе, которая согласилась помочь. Светлана Петровна отнюдь не выглядела как та, что ходит ночами по кладбищу за могильной землей или обвешивается бусами и костями в качестве оберегов. Обычная на вид сорокалетняя женщина со светлыми волосами и добрыми глазами, которая не пыталась обдурить родителей и развести на деньги. Она поверила мне и сделала так, чтобы я поверила ей. Для этого Светлана познакомила со своей дочерью, которая умерла в возрасте семи лет. А еще никогда не забуду ее фразу, брошенную моим матери и отцу: «Вы не обязаны верить во сверхъестественное, но должны верить своей дочери». Именно после беседы со Светланой родители приняли решение о переезде из города в поселок поменьше и новом начале. Дари и Арт до сих пор вспоминают, что я зашла в класс как скелет, обтянутый кожей. Благодаря их поддержке ко мне вернулся аппетит, вес стабилизировался, но осталась склонность питаться немного и только тем, что было нужно организму в конкретный момент времени. Для меня стало важным лишь то, что вернулся вкус к жизни.
