Девочка была чуткой. Она видела страдания Саргона, его потерянность и отчаяние. Он никогда не жаловался ей, но Галла подмечала любую тень на его лице. Теперь она каждый день читала ему толстую книгу легенд и сказок Элассара, как он читал ей ещё совсем недавно. Ифирь тоже всё видел и всё понимал. Ему было жаль царского племянника, и за внешней строгостью его Саргон начал подмечать искреннее дружелюбие.

За долгими переживаниями Саргон не заметил, как царский дворец Эреду готовится к приёму новых долгожданных союзников: наместника Илама, царя Калахара и его младшей дочери. Видя намерения царя женить сына на калахарской царевне, а не на Галле, Асаг и Шеду перестали исправно поставлять Мамагалу слухи и сплетни. От расстройства Шеду заболела и слегла, а Асаг при встрече с царём стал молчалив и немного рассеян. Осознав, что ей, вероятно, не стать царевной Эреду, а значит, и царицей Эреду в будущем, Галла охотно перестала виться вокруг Талара, как ранее приказывали ей родители, и всё свободное время отдавала общению с Саргоном, восхищая его своей весёлостью и смешливостью. Она стала его утешением, поддержкой и единственным лучиком света.

Во дворце готовили торжественный приём. И заказал Мамагал множество голубых шерстяных материй из Сирамарга, тончайший виссон, пошитый золотом, слоновую кость, украшения, дорогие каменья и драгоценные масла в дар гостям. В тронном зале обновили мозаичные орнаменты, во дворце почистили все златокованые чаши и блюда. Тончайшие ароматы в покоях, приготовленных для владык Илама и Калахара, едва не сводили с ума. Все сады Эреду, все улицы приводили в порядок, так сильно желал Мамагал этого союза. За всеми работами следила лично царица Ирада, несколько дней назад осчастливившая весь Эреду новостью о том, что под сердцем она носит долгожданное дитя. Если дитя это родится, Саргон более не будет вторым в очереди на престол. Вскоре он более не будет надобен Мамагалу. Как царь намеревался распорядиться дальнейшей судьбой племянника, оставалось только догадываться.

В ночь перед прибытием гостей Саргону снились беспокойные сны. Снился отец. Он, окровавленный и бледный, в чёрных доспехах с золотым изображением солнца на груди, правой рукой молча указывал на запад, туда, где солнце ложилось спать.

«Помни имя своё, – с ним заговорил бесплотный голос, могучий в своём густом мрачном шёпоте. – Ибо в имени твоём сила твоя…»

Саргон снова посмотрел на отца, но теперь вместо него на пригорке стояла ужасная фигура в чёрном саване.

«Верни отца!» – крикнул он, и тотчас тёмная фигура рассыпалась на тысячи маленьких гадюк, которые стремительно поползли к Саргону.

Проснувшись, мальчик подпрыгнул, запутался в одеяле и упал на пол. Он снова подскочил, отряхиваясь, огляделся, остановился: в его скромных покоях не было змей. Саргон облегчённо вздохнул и сел на кровать, когда почувствовал жжение в руках и шее. Он поглядел на руки свои и ужаснулся: на кистях рук появились чёрные прожилки. На глазах они удлинялись и вились множеством чёрных нитей до локтя. На шее проявилась такая же жгучая боль. Огонь разливался на кончиках пальцев. Саргон положил руки в пиалу с прохладной водой, но жжение не ушло. Вместе с несильной болью на него опустилось ощущение мрачного покоя. И многодневный страх ушёл из его сердца. Мальчик более не боялся. Он подошёл к небольшому алтарю Шамаша в виде восьмиконечной звезды на постаменте из бронзы, встал на колени и зашептал молитву:

– Да будет благословен Отец наш, Шамаш, и блага его, и свет, и жизнь, кою он дарует нам, детям его. Да очистит мир он от тьмы и яда. Да очистит он душу мою от тревог и страхов. Ибо страх – иллюзия сердца моего и разума, это кандалы и плохой наставник. Да укажет Отец путь мне и наполнит душу мою и сердце моё силою…

Саргон поклонился, поднялся и вновь сел на кровать. Чёрные узоры на руках остались, но уже жгли не так сильно. Он перестал их бояться. Что-то шепнуло ему, что так и должно быть. И мальчик лёг спать, тотчас заснув.

И раскинулась невиданная доселе процессия от главных ворот Эреду до царского дворца. Ворота Алаат считались самыми красивыми на западе Элассара. Огромная арка, ограниченная по сторонам толстыми стенами, была покрыта ярко-синей, белой и золотой глазурью. Барельефы изображали священных птиц, пышногривых львов, грифонов и главный символ государства – восьмиконечную звезду Шамаша, покровителя Эреду.

В окружении сотен хорошо вооружённых воинов ехали наместник Илама и старший брат его, царь Калахара, на лучших своих жеребцах в золочёных попонах. Тут же несколько слуг с носильным одром в руках, украшенным балдахином из шёлка, продвигались вперёд по дороге. Внутри восседала юная цветущая девушка с двумя тяжёлыми чёрными длинными косами, обвитыми тонкими золотыми цепями с подвесками из лазурита. Грудь её украшало ожерелье из золотых бусин с гранатовыми вставками. На левой руке её было три золотых браслета из пятнадцати ажурных шариков с гранатовыми бусинами. В ушах покачивались золотые серьги, инкрустированные гранатами и яшмой. Голову покрывала шёлковая вуаль, ниспадающая густыми складками на спину, на ней хитон из нежно-розового шёлка с разрезом для рук на сгибе. Имя ей было Э́рис.

От ворот Алаат начиналась Дорога Хесра, главная улица, которая пересекала Эреду насквозь, связывая кварталы, и вела к царскому дворцу. По ней и двигалась процессия. Дорога Хесра считалась священной. Согласно древним преданиям, по ней шли Шамаш и сын его Шаррукин, когда решили основать здесь Эреду. Жители высыпали из домов своих, приветствуя новых союзников и красавицу Эрис. В клетках везли рычащих львов, на руках иламцев сидели привязанные соколы. Горделиво гарцевали три редких иламских быстроногих скакуна, настолько лощёных и чёрных, что шкуры их переливались на солнце так же красиво, как чёрный алмаз на Мамагаловом перстне.

Великолепной и многочисленной была процессия, и когда трое главных гостей поднялись по широким ступеням лестницы дворца, царь Мамагал встретил их самым гостеприимным и радостным хозяином. Царь Калахара Гасур был так же черноволос, как и царь Эреду. Чёрные как смоль волосы его были убраны в длинный хвост, схваченный золотой цепочкой. Длинная борода с проседью сцеплена тремя миниатюрными золотыми кольцами. Равен он был Мамагалу по стати и силе. Наместник Илама, младший брат Гасура, Энир, напротив, был высок и худ. Нижнюю часть лица его обрамляла аккуратная чёрная бородка. От царей Эреду и Калахара отличало его отсутствие украшений на нём и более скромное одеяние.

Мамагал, Талар, Гасур и Энир обнялись. Гости приветствовали царицу Ираду, красивую и ещё довольно молодую женщину тридцати лет, витиеватыми восхищёнными речами. Золотистые кудри волос густой короной лежали на голове её. Роскошная диадема с россыпью изумрудов сияла вечерней звездою. Эрис подвели к Талару, высокому широкоплечему юноше пятнадцати лет. Царевич Эреду и царевна Калахара поклонились друг другу. На непроницаемом лице девушки нельзя было ничего прочитать. Талар же улыбался широко и довольно. Величественная поступь Эрис и красота её восхитили царевича.

Саргон держался в тени, затерянный среди толпы придворных. Галла стояла неподалёку, рядом с отцом и бледной, ещё болеющей матерью. Девочка украдкой оглянулась, взгляд её встретился со взглядом Саргона. Они улыбнулись друг другу. Хитрая и заговорщическая улыбка Галлы стала отрадой сердцу его.

Заиграли кануны, зурны, мягко застучал думбек. Полилась музыка звонким ручьём, и царь повёл гостей вместе с многочисленной свитой пировать. Саргон пошёл следом. То был воистину царский пир. Лилось рекой неудержимой вино, витали невероятные ароматы жареных ягнят, телят, гусей, уток, перепелов. Столы украшали ягоды и фрукты, смеси ореховые, изюм, апельсины да лимоны. Пирующие сидели за длинными низкими столами на многочисленных подушках, скрестив ноги. Подавались немыслимые пироги с разнообразной начинкой, сладкой и острой, солёной и пряной. Мамагал усадил дорогих гостей рядом с собою, велел подать им самые красивые и ароматные кальяны. Мамагал и Гасур курили из одного кальяна, чем царь Эреду выказывал ему великую честь. И пили они вино редкое и сладкое из чаши одной. Как пили из чаши одной Талар и красавица Эрис. Талар не отводил глаз своих от будущей невесты, а та оглядывала зал и присутствующих гордым и умным взглядом, понимая, что здесь ей придётся жить всю жизнь свою. А в будущем – повелевать народом Эреду.