Мне бы хотелось, чтобы ощущения оказались другими, но кривить душой я не стану: здесь было довольно красиво. Как по мне, даже чересчур…

Богатый ухоженный район, где живут приличные люди с достатком выше среднего, для которых норма – дорогие в обслуживании автомобили, галстуки по будним дням и барбекю в выходные, коротко стриженые изумрудные газоны, невысокие заборчики, через которые при желании запросто можно перешагнуть, уютные задние дворы, где всегда много цветов, зелени… и, конечно, тщательно скрываемые от длинных носов соседей семейные тайны.

Странно, в нашем небольшом городке я прожила всю свою сознательную жизнь, знала в лицо каждую улицу, если не каждую бездомную собаку, и все же этот новый коттеджный поселок на противоположной его окраине представлялся мне сейчас местом из другого мира, по ошибке заброшенным в наш. Слишком кичливо все вокруг кричало о благополучии и роскоши его обитателей, слишком резко контрастировала их жизнь с жизнью остальных: старых, потрепанных временем спальных районов.

В прошлом – город заводов и фабрик, где все привычно подчинялось гудку, что оповещал работяг о конце или начале трудовой смены – теперь город принимал совершенно другие очертания: видоизменялся, расширялся, богател, наливался лоском, в то время, как фабрики и заводы продолжали разрушаться, переходя в частные руки. По соседству уже строился новый поселок городского типа, даже покруче этого… он, конечно же, не станет последним, а значит, преображение продолжится.

Перед глазами мелькали дома, на которые я устала смотреть, сменялись часто, как картинки в калейдоскопе – вроде бы уникальные, каждый по-своему, но взглянешь придирчиво – похожи один на другой, будто армия клонов. Для кого-то такая жизнь – предел мечтаний, для иных – предмет зависти или раздражения. Для меня, в данном конкретном случае – неизбежная и крайняя необходимость, и ничего больше.

Я нервно застучала ногой по коврику – есть у меня такая дурацкая привычка, устало прикрыла веки – поднялась с петухами, да и день оказался суматошней, чем предполагала.

– Еще долго?

Мама тут же обернулась, я поймала успокаивающий взгляд ее нежно-голубых глаз.

– Мы почти на месте. Дом по другую сторону холма, на самой границе леса. Воздух там – просто закачаешься.

Я закатила глаза, а правая нога разошлась не на шутку. Что мне воздух? Не на курорт же еду. Каким образом я буду ежедневно добираться отсюда до университета? Водительские права, как и совершеннолетие, светят мне не раньше будущего года, а на велосипеде в такую дождливую пору, как осень, далеко не уедешь. Не говоря уже о предстоящей зиме.

Отец словно почувствовал мою неуверенность. Он всегда меня чувствует.

– Не волнуйся, здесь есть транспорт. Автобус ходит в город регулярно, даже в выходные, так что с этим проблем не будет, куколка.

Теплые чувства к нему мгновенно вытеснились раздражением, я подалась вперед, требовательно коснувшись широкого плеча.

– Папа, я тебя прошу по-человечески… не вздумай называть меня так… при посторонних.

– С каких пор ты стала стесняться этого обращения? Папа всегда тебя так называл, – вмешалась мама, – к тому же, тетя и дядя тебе вовсе не посторонние. Твоя тетя – моя сводная сестра, нечего их дичиться… да, мы давно не общались, но ты им не посторонний человек… мы ведь с тобой уже об этом говорили, Вероника…

Я промолчала. С мамой лучше не спорить. Если с ней долго не соглашаться, она начнет повышать голос, малыш проснется и будет беспокоиться, зайдется в плаче. Я покосилась на соседнее сидение: младший братик спокойно себе посапывал в детском кресле, приняв премилую позу. Он еще такой маленький… как игрушка… и я его очень люблю… несмотря на то, что, по сути, я ему… чужая.

О том, что я приемный ребенок в семье, я узнала случайно, без дела прогуливаясь на переменке по внутреннему школьному двору. Пятый класс. Один из мальчишек вдруг принялся дразнить меня приемышем, остальные – бестолковые, но ведомые – дразнилку охотно подхватили. Я не знала, что это означает, но слово показалось мне обидным. Отмалчиваться не стала, не в моем это характере. Когда вернулась домой, решительно забросила ранец на обувницу да и прижала родителей к стенке.

Мама, на секунду замерев, вцепившись в фартук, все же нашла в себе силы не юлить и не выкручиваться, вернувшийся с работы отец, по-деловому пригласив меня присесть напротив него за кухонный стол, довершил начатое. Ничего необычного, маме долго не удавалось забеременеть, и родители решились на удочерение. Детали и сам процесс мой пытливый детский ум не интересовали, потому что к концу рассказа я совершенно точно уяснила: это не то, чего мне следует стыдиться.

Наверное, я была неправильным ребенком. Я не думала, не терзалась, не гадала, кем были мои настоящие родители, по какой причине они от меня отказались, поэтому ночью прекрасно выспалась. А придя на следующий день в школу, первым делом расквасила нос тому мальчишке. Расквасила сильно, от души. Поднялся большой шум, маму вызвали к директору, нас, детей, даже заставили публично примириться друг с другом, но своего я добилась: больше приемышем меня никто не смел там называть.

Это было давно. С тех пор многое изменилось. Много воды утекло. Некоторые реки и вовсе сменили русло…

Год назад мама стала матерью по-настоящему, и в нашем доме появился маленький Богдан. А три недели назад мы узнали, что папе, который всегда был в своей области востребованным специалистом, способным обеспечить достойную жизнь мне и маме, наконец, предложили перспективную работу на руководящей должности, не где-нибудь – за границей. Упускать такую возможность было глупо, и на общем семейном собрании, где у меня напрочь отсутствовало право голоса, постановили: на время, которое им потребуется для обустройства на новом месте, я останусь здесь, с тем, чтобы продолжить обучение. Летом я поступила в университет, конкурс был огромный, место далось мне нелегко, не терять же теперь из-за переезда целый учебный год.

Оставлять несовершеннолетнюю дочь на свободном выгуле родители не стали, и выбор пал на семью тети, которая, по стечению обстоятельств, наоборот, совсем недавно вернулась из-за границы, успев приобрести коттедж в этом новом поселке. Они вернулись в полном составе – отец, мать и сын, который был старше меня года на три… четыре, если не изменяет память.

Разумеется, решение жить в чужой семье, пусть и временно, было принято мною в штыки.

Разумеется, я об этом не раз говорила родителям.

Разумеется, мои слова утонули в абсолютном непонимании взрослых…

Отец заглушил мотор, но я не торопилась выбираться наружу, с каким-то мучительным, почти болезненным ощущением тревожности разглядывая светло-фисташковые стены особняка. Даже его внушительный самодостаточный вид меня не радовал. Широкая подъездная дорожка упиралась в просторных гараж на несколько машин. Между гаражом и домом – тропинка из декоративных каменных плит, уводящая на задний двор, за которым – сплошная стена деревьев. Цивилизация, судя по всему, здесь и заканчивалась.

Цветущая герань в горшках, увитое садовым плющом крыльцо парадного входа, по кругу – опрятно обрезанные кусты самшита, окаймляющие идеально ровный газон, и, наконец, сам дом семьи Ярцевых. Последний дом в этом конце улицы. Добротное трехэтажное строение с эркерами. Напыщенное, претенциозное, вместе с тем элегантное и комфортное. Интересно, в моей комнате есть балкон?

Счастлива я здесь не буду – я это сразу и окончательно для себя решила. Но я готовилась к этому, потому почти не расстроилась. Понуро плетясь следом за родителями к поджидавшей на ступеньках приветливой паре, почувствовала, как меня грозовой тучей накрывают отчаяние и злость, а еще – ожидание чего-то неизбежного.

Я не знала, на кого злилась. Скорее всего, на все сразу. На несправедливую судьбу. На безоблачную, летнюю, не соответствующую моему душевному состоянию погоду. Да хоть на этот огромный запыленный серый джип. Проходя мимо, не удержалась, пнула с досадой ногой по колесу. Должно быть, именно на нем их сынок и ездит. Что за кусок грязи, мог бы потрудиться, помыть.