Капралов не уточнил о каком начальнике именно шла речь, может о комбриге Толбухине, может о командующем корпусом генерал – майоре Воронине, а может о заместителе командарма генерал – майоре Вяземском – который при случае мог провинившемуся в чем то офицеру и в ухо дать, а кулачки у Артура Николаевича не меньше той головушки в которую прилетело. Правда заместитель командующего армии бил не со всей силы, так для профилактики, зато после такого внушения все команды и распоряжения исполнялись в срок и без допущения ошибок. Но судя по всему надо было брать выше, так оно и оказалось.
– И так товарищи кто из вас написал донос на командующего армией генерал – лейтенанта Кропоткина?
Капралов не стал ходить вокруг да около, ведь наверняка офицеры слышали жалобы капитана Мазурова о том, как командарм пользуясь своим положением увел у того девушку, рассказ старшего – лейтенанта Булыгина о его первом бое в котором он отличился, а вот командарм повел себя подозрительно приказав нацепить на свой танк фашисткий флаг, не иначе как струсил.
Таких вопросов танкисты не ожидали и потому были этим ошарашены и стояли молча временами переглядываясь друг с другом.
– Чего молчите товарищи офицеры, думаете, я несу околесицу, обвиняя вас в том, что кое кто из вас послушав разговоры двух пьяных дураков, решил написать вот эту писульку, – особист помахал перед танкистами листком с доносом точно так же, как перед этим махал перед Мазуровым и Булыгиным.
Первым заговорил Воробьянинов, вероятно опять потому, что был старший по званию.
– Да не писали мы ничего такого, у нас и мыслей не было, да еще на командарма.
Капитан потупился, – да разговоры были, виноват.
– Я первый о том начал, в смысле о «подвигах» капитана Мазурова, тот постоянна хвастался своими «победами» на женском фронте, то связистки, то медсестрички то из БПХ «банно прачечное хозяйство». – А недавно опять в санбат зачастил якобы из – за ранения на перевязку, хотя её и у нас в бригаде можно было сделать. – Сразу понятно стало новая пассия завелась, ну я и поинтересовался у начштаба, как у него дела на любовном фронте, ну тот и поведал о своей неудачи и кто в этом виноват. – Ну, мы только посмеялись, нашла коса на камень, а тут этот новенький в разговор влез, ему видно много пить нельзя, и давай про свои подвиги рассказывать, как он в первом же в бою побывал и не струсил, а вот командарм чего то осторожничать стал. – Приказал прицепить на антенну своего танка немецкий флаг и лишь только тогда пошел в бой.
Капитан Воробьянинов вдруг улыбнулся.
– А здорова наш командующий придумал. – Немцы тогда нашу бригаду со всех сторон в городке прижали, – начал рассказывать танкист. – Боезапас кончается, горючие на исходе, ну думаем хана нам, а тут он с этими новыми танками и прям в тыл к ним заходит. – Немцы пока разобрались в чем дело потери понесли и не до нас стало, а тут штурмовики налетели и дали им прикурить.
– То есть, действие генерал – лейтенанта Кропоткина ты считаешь верным? – перебил его Капралов.
– Да что я, все мы так считаем! – капитан посмотрел на своих товарищей.
Те согласно закивали головами.
– Врага нужно бить всеми возможными средствами в том числе и хитростью, – высказался капитан.
– Но кто то из вас все же послал на моё имя этот донос, – охладил его пыл особист. – Причем составил грамотно, если бы лично не знал генерала Кропоткина, сам бы отослал эту бумагу на «верх» и начал следствие. – Впрочем следствие и так начал ищу среди вас доносителя, и думаю, что найду.
– Выбор то не велик, кроме вас шестерых в той пьянке никто больше участия не принимал.
– Почему шестерых? – заговорил вдруг до этого молчавший другой ротный старший лейтенант Шишковец.
– Там еще наш батальонный старшина был Конюхин, как же без него у него же и спирт и тушенка все НЗ на нем.
– А ведь верно подхватил его Воробьянинов был старшина, только он больше в сторонке держался, это мы свои награды обмывали, а у него повода не было в боях не участвовал.
– Что за человек этот ваш старшина? – спросил у танкистов Капралов, вновь достав из кармана портсигар и достав папиросу, в этот раз закурил.
– Жмот еще тот, зимой снега не выпросишь, – высказался о нем Воробьянинов. – Вот ребята из моей роты все молодые, им еще расти и расти, ну в бою перенервничают, а чтобы успокоится НЗ свой оприходуют, ведь после боя коль жив остался перекусить самое то, а обед там или ужин пока подвезут. Ну, а на всякий случай продовольственное НЗ в танке должно быть все это понимают, а старшина нет. – НЗ выдавалось – выдавалось, а что с ним случилось старшину не волнует, – с раздражением высказался капитан. Он не стал уточнять, что в НЗ входила так же фляжка со спиртом. Ведь довольно часто танкистам приходилось выскакивать из горящего танка, получать сильные ожоги, а значит болевой шок. А хоть как то унять боль можно только выпив спиртного и чаще бывает им делится другой экипаж ведь свой НЗ из горящего танка вряд ли успеешь прихватить. Но этого Капралов не стал уточнять прекрасно зная, как бывает коротка жизнь танкиста, приходилось видеть, что остается от экипажа сгоревшего танка.
– Вот до Конюхина старшина был, так старшина, хорошо понимал нашего брата танкиста, никаких вопросов не задавал, что да как куда делось. Ведь у нас и комбинезоны и другая одежда тоже горят и чаще чем у других изнашивается дело то с техникой имеем.
Ротный видно имел в виду свой поношенный полушубок.
Но особист прервал его излияния. – Давно у вас этот Конюхин служит, – спросил он затушив окурок об угол пошарпонного стола и бросив его в стоявшею на нем вместо пепельницы стреляную гильзу.
– Да уже посчитай третий месяц, как старшину прежнего шальным снарядом убило, он как раз к нам после госпиталя и попал, – ответил Воробьянинов.
– После госпиталя значит? – Капралов задумался, потом сказал. – Вот, что товарищи, подождите в соседней комнате, а мы пока с вашим комбригом побеседуем.
Дождавшись пока танкисты выдут, Капралов вновь позвал местного особиста. Тот в связи с поднятой шумихой, арестом двух офицеров и разговором еще с четырьмя, которых вроде и не арестовали, но и не отпустили, начал переживать уже за себя, опасаясь как бы не обвинили его в расхлябоности и бездействии.
– Вот, что старший лейтенант, принеси мне личное дело старшины второго батальона Конюхина, да и приведи мне самого его сюда, только поосторожней сдается мне он то нам и нужен.
Уже скоро Капралов просматривал тоненькую папку в которой то и было несколько листков. Короткий послужной список Конюхина в котором было указано от куда тот родом и когда призвался, в каких частях служил, копия наградного листа на медаль «За боевые заслуги» и выписка из госпиталя в котором старшина находился на излечении. Особенно Капралова заинтересовала выписка из госпиталя. В ней значился город Орел, госпиталь №16.
Толбухин до этого не вмешивавшийся в происходящее, тоже заинтересовался делом старшины, но не нашел в нем ничего подозрительного. Такой военной биографией мог похвастаться каждый второй солдат успевший повоевать не первый год, но Капралов просмотрев дело принесенное из строевой части, повел себя странно. Лицо его озарилось улыбкой и он вдруг в предвкушении чего то радостно стал потирать руки. Когда ввели помятого старшину, с разбитым носом и опухшими губами и связанными за спиной руками, Капралов даже привстал бросив укоризненный взгляд на своего подчиненного. Но старший лейтенант поняв в чем дело стал объяснять и оправдываться.
– Так товарищ полковник мы его нашли возле бригадных складов, он получать там, что то собирался, а увидев нас разволновался, бросился бежать, тут мы его и прихватили.
– Так он мне собака чуть палец не откусил, – капитан показал разбухший указательный палец на правой руке.
– А это мы у него, кроме положенного по штату револьвера нашли, – капитан выложил на стол вальтер, при этом болезненно поморщился задев больной палец.
Заметив это Капралов сам поморщился и сказал.
