— Некоторое время мы будем в безопасности.

— Я укусил тебя только потому, что мне нужно выбираться отсюда, — ожидая ее гнева, стал оправдываться Чайлд.

Она не обратила на его слова внимания, посмотрела на свою грудь в зеркало и что-то прошептала. Сосок окружал четкий след от зубов. Обернувшись, девушка погрозила ему пальцем, затем улыбнулась. Было ясно, что она упрекает его за страстное поведение. Знаками она дала понять, что не стоит больше кусать ее. После этого предупреждения она взяла его за руку и потащила в постель.

Чайлд попятился.

— Покажи мне выход!

Он начал осматривать стены, не обращая внимания на то, что она медленно говорила за его спиной. Ее слова были понятны.

Если он немного задержится, то она покажет дорогу, только не нужно больше кусаться.

— Больше не будет ничего, — сказал он.

Ему удалось найти рычаг, открывающий потайной лаз из этой комнаты. Выпуклый кусок украшавшего стену лепного орнамента легко повернулся под рукой. Шкаф отошел в сторону, и Чайлд не раздумывая шагнул в проход. Долорес что-то крикнула ему из комнаты. Она кричала совсем как Сибил. Он ничего не понял из ее слов, но ему стало ясно, что ее он может не бояться. Он шел вперед, держа в одной руке острую рапиру, снятую со стены. В другой руке был фонарик, ремень сумки он перекинул через плечо.

Стальное оружие придавало ему уверенности. Больше он не чувствовал себя беспомощным. Теперь он сможет покинуть потайной ход и выйти из дома. Ну а если они окажутся у него на пути, то придется им познакомиться с клинком.

Ему пришлось нелегко. Коридор перешел в лестницу, ведущую вверх. Он поднимался осторожно, прощупывая каждую ступеньку. Шпагу пришлось засунуть за ремень, а фонарик взять в зубы. Расставив руки, он уперся в стены. Он надеялся, что, если ступени под ним подломятся, он сумеет удержаться. Лестница выдержала, и он оказался на маленькой площадке перед потайной дверью в комнату. Он повернул ручку, отодвинул стенную панель в сторону и вошел в комнату, освещенную луной сквозь большое окно. Выглянув в окно, он увидел стоянку машин, подъездную дорогу, а за ней лес. Луна казалась тусклым глазом.

Он находился в левой пристройке, рядом с главным входом в здание В этом крыле имелись три комнаты, две из них были пусты. Дверь в третью комнату была приоткрыта, из щели лился свет. Он пригнулся и осторожно подкрался к открытой двери. И, конечно же, тотчас едва не вскрикнул. У него начался очередной оргазм.

Стиснув зубы, он пережидал сладкую и мучительную дрожь осточертевшего семяизвержения.

Когда все закончилось, Чайлд заглянул в щель двери. Бабушка барона сидела у стола на высоком стуле. Перед ней лежал большой лист бумаги. Она что-то говорила, губы ее двигались, и время от времени до него доносились какие-то звуки, но Чайлд никак не мог определить, говорит она по-английски или на каком-то другом языке. Единственным источником света в комнате была одинокая лампа, свисавшая с потолка прямо у нее над головой. В свете ее смутно видны были стены с громадными нарисованными жирной черной краской символами, некоторые из которых он не смог распознать. У стены стоял длинный стол, уставленный пузырьками с самыми разнообразными жидкостями. На краю стола примостился старинный глобус, на котором все страны и континенты покрывали изящные причудливые кривые. В большой клетке, стоящей в углу комнаты, сидел, спрятав голову под крыло, гигантский ворон. Возле клетки висела на крюке странная мантия.

После нескольких минут невнятного бормотания старая баронесса сползла со стула. Ее суставы похрустывали, и Чайлд решил, что до мантии ей не добраться: так она кряхтела и шаркала ногами, пока шла к стене. Однако ей все же удалось сдернуть мантию вниз и даже, пусть и с немалым трудом, надеть ее. Затем, еле передвигая ноги, она двинулась вдоль длинного стола. Старуха нагнулась, невнятно что-то пробормотала и выпрямилась — снова с явно слышимым скрипом в суставах, — держа в руках громадных размеров фолиант, который она достала, судя по всему, с полки под столом.

Трудно было поверить, что она сможет далеко уйти с этим дополнительным грузом, однако ей это удалось. Охая и поскрипывая суставами, она дотащила книгу до стола и даже взгромоздила ее на покатый пюпитр. Книга заскользила вниз, пока ее не остановила горизонтально закрепленная как раз для этой цели планка. Еще одна планка в нижней части пюпитра не давала упасть со стола листу бумаги. Теперь Чайлд разглядел, что это была карта Лос-Анджелеса с пригородами, в точности такая, какими снабжают своих клиентов станции техобслуживания.

Тут обзор ему заслонила баронесса, которая стала взбираться на стул. Делала она это очень медленно, покачиваясь, и то и дело готова была потерять равновесие. Чайлд с трудом удержался от того, чтобы не поддержать ее. Однако она не упала, и Чайлд снова присел на корточки, спрашивая себя, почему это, собственно, так его беспокоит? Да пусть падает! Видимо, пережитки воспитания давали себя знать даже в самых неподходящих для того условиях: его ведь учили с уважением относиться к пожилым леди.

Спина мантии была сплошь покрыта переплетающимися символами; некоторые из них повторяли те, что украшали стены. Старуха подняла руки, чтобы отбросить широкие рукава мантии, как будто была древней птицей, изготовившейся к последнему полету. Она начала громко и нараспев говорить на каком-то незнакомом языке — том самом, на котором время от времени обменивались фразами другие обитатели дома. При этом она то и дело взмахивала руками. Золотое кольцо на ее пальце тускло поблескивало, напомнив Чайлду подмигивающий глаз.

Немного погодя она прекратила речитатив, сползла со стула и доковыляла до длинного стола у стены. Тут она смешала в стакане содержимое нескольких пузырьков и залпом выпила. Старуха вдруг громко рыгнула, и Чайлд едва не подпрыгнул на месте — от неожиданности и громкого звука. Вернувшись на свой насест, баронесса начала перелистывать страницы фолианта, судя по всему, читая вслух по нескольку фраз с каждой.

Чайлд догадался, что наблюдает самый что ни на есть настоящий колдовской ритуал — настоящий в той мере, в какой он готов был поверить в колдовство. Цель этого ритуала оставалась ему неизвестна, однако по спине пробежал холодок, когда Чайлду пришло в голову, что она, возможно, пытается таким образом его разыскать или еще как-то воздействовать на него посредством колдовства. В другое время, при других обстоятельствах он, возможно, и посмеялся бы над этим. Но слишком многое случилось с ним той ночью, чтобы так легко отнестись к чему-либо, что происходило в этом доме.

Впрочем, и причин сидеть скорчившись у двери у него тоже не было. Нужно было срочно выбираться отсюда, а единственный путь лежал мимо баронессы. Позади стола виднелась дверь; насколько он понимал, эта дверь была единственным выходом из ротонды, если не считать той дороги, по которой он только что пришел. Дверь скорее всего вела в коридор, который в свою очередь вел к лестницам на нижние этажи или к чердачному окну.

Он сомневался, что ему удастся незаметно пройти у нее за спиной. Придется, пожалуй, оглушить ее или даже убить, если это будет необходимо. У него не было причин демонстрировать хорошие манеры. Не может же она не знать, что происходит в этом доме. Вероятно, в молодости она сама принимала участие в чем-то подобном, а возможно, делает это и до сих пор.

С рапирой в руке он осторожно выпрямился и медленно направился к баронессе. Но потом вдруг остановился. Над головой старухи из ниоткуда возникла очень тонкая зеленовато-серая дымка, бесформенная, но с какими-то тянущимися от нее щупальцами. Появление зеленого облачка можно было бы понять, если бы она курила. Но она не курила. Зеленое облако все густело и разрасталось в стороны и вниз. Как это ни странно, вверх зеленая дымка почему-то не поднималась.

Чайлд заморгал в надежде, что оно исчезнет. Зеленая дымка струилась вниз, на ее седые волосы, стекала по ее шее и плечам и дальше — вниз по складкам мантии. Вот зеленый дым окутал ее всю. Звуки заклинаний стали громче, и переворачивать страницы книги она стала проворней. Голова ее настолько — как-то по-черепашьи — была вытянута вперед, что старуха, должно быть, почти уткнулась носом в страницу, уставившись на карту.