Химэгими, отбивая такт, пел в саду «Море в Исэ», слушать его было необыкновенно приятно. Сайсё же в это время подумал: «Как странно! Его жена — прекрасна, так отчего же он избегает ее? Сам он блестящ, изящен и великолепен, но в то же время так подозрителен, у него всегда такой вид, будто он погружен в какие-то мрачные тайные думы. Уж не увлечен ли он другой женщиной?» Сайсё очень хотел бы узнать правду.

Праздник еще не закончился. Химэгими подарил кому-то свое верхнее платье и теперь мучался от холода. Он незаметно прошел в дом, чтобы одеться. Странно, но за занавесями ему почудилось какое-то подозрительное замешательство и возня. Когда Химэгими заглянул туда, какой-то человек вскочил с постели и выскользнул прочь. Впопыхах он обронил веер и листки бумаги. Ённокими была так напугана, что даже не порывалась спрятать их. Химэгими молча подошел к ней, поднял упавший у изголовья веер, поднес его к свету. На лакированном остове была натянута красная бумага с изображением падающего на бамбук снега, на обратной стороне — несколько любовных строк, выведенных изящной кистью. Это была рука Сайсё. Так Химэгими и думал! Сайсё не пришел на праздник, надеясь пробраться сюда… У Химэгими теперь был настоящий повод для ревности, но он не испытывал этого чувства. «Наверное, так он и должен был поступить — женщина остается в самом дальнем углу дома, самое время! Но ведь Сайсё здесь не в первый раз, не может быть, чтобы никто не знал обо всем и не помогал ему. Сайсё наверняка дал знать, что хочет сегодня прийти. А что Ённокими? Даже сейчас она впустила его, значит, она очень его любит!»

Химэгими подумал, что, может, будет лучше оставить Ённокими на попечении Сайсё, но, похоже, на душе у него самого не станет легче, да и Сайсё, верно, это покажется неудобным. Ведь им, несомненно, представлялось множество удобных случаев, когда Химэгими отсутствовал, зачем же было встречаться так открыто, в тот час, когда в доме столько людей — пусть они и заняты совсем другими делами? Ведь все равно кто-то мог заметить Сайсё, и это было бы ужасно — как для Химэгими, так и для его жены. «И как мне следует поступить? Если я перестану бывать здесь, молва сочтет меня легкомысленным, но они ведь даже не слишком таятся, так что делать вид, что мне ничего не известно, тоже довольно глупо», — путано думал он. Люди развлекались, играла музыка, но Химэгими был погружен в свои мысли и ни в чем не принимал участия.

Когда праздники по поводу рождения девочки миновали, Химэгими вновь отправился в горы Ёсино, пытаясь отвлечься от одолевавших его сомнений, но мы не станем рассказывать об этом.

Сайсё, вынужденный скрывать свои чувства, вздыхал, что ему так трудно встречаться с возлюбленной. Он утешался тем, что писал ей задушевные письма и время от времени посещал ее. Ённокими — несравненна, но не в обыкновении Сайсё было думать лишь об одной женщине, к тому же, если Химэгими узнает, будет так неприятно! Дочь Садайдзина — Распорядительница женских покоев из Сверкающего дворца — несравненно хороша, и с ней можно будет чувствовать себя свободно, тогда как с Ённокими всегда необходима осторожность… Решив так, он, как уже бывало прежде, стал в слезах упрашивать даму по имени Сайсёно Кими помочь ему пробраться к госпоже. У Вакагими был день строгого воздержания, поэтому она не отправилась вечером в Грушевый павильон, и Сайсё проник к ней.

Поскольку это оказалось для нее полной неожиданностью, Вакагими пришла в ужас. Но будучи от природы спокойной и выдержанной, она не выказала никакого волнения. Сайсё плакал, досадовал и печалился, а когда рассвело, он остался. Сложилось странное положение, которое было неловким для обоих. Под предлогом своего воздержания Вакагими приказала не поднимать полог и не убирать ширмы. Но поскольку кто-то из дам всегда находился при госпоже, двое из них знали о происходящем и тоже находили положение весьма неудобным. Сайсё же, имея возможность любоваться красавицей, о которой все говорили, что она пленительно хороша, позабыл обо всем. Она была высокого роста, что не совпадало с его ожиданиями, ему казалось, что она должна быть маленькой. Впрочем, это нельзя было считать недостатком. Ее волосы, подобно шелковым нитям, свободно струились вниз. Он не мог как следует рассмотреть ее, но ее лицо было точь-в-точь как лицо Советника, только ее черты, может быть, были чуть более обворожительными и спокойными. Жена Советника — Ённокими, тайная возлюбленная Сайсё — и благородна, и красива, и воспитана, и желанна, так что никто не сравнится с ней в утонченности. Красота же Распорядительницы женских покоев была такой яркой, что слепила глаза. Сайсё сходил с ума, досадовал и печалился. Она же выглядела изящной, благородной, обворожительной и сдаваться не собиралась. У Сайсё билось сердце, текли слезы. Вот прошел день, и уже следующая ночь близилась к рассвету. Тревожась, Вакагими сказала:

— Когда мое воздержание закончится, сюда придет отец. Советник тоже будет здесь. Очень неловко, если вы останетесь. Если вы и вправду любите меня, то лучше вам уйти, буду рада получить весточку «в заливе Сига»,[13] — в ее голосе слышалось невыразимое обаяние, и голос был точно таким же, как у Химэгими. Сайсё внимал в волнении этому прекрасному, великолепному голосу, и ему вовсе расхотелось уходить.

«Как-то все странно получилось…» — добавил Сайсё.

Не успел он сказать это, как Вакагими прочла:

«Пойми меня». Ее голос звучал ласково.

Сайсё больше нечего было сказать. Он не хотел быть неучтивым и ушел, чувствуя себя пустой скорлупкой, свою душу он оставлял ей.

Сайсё не получил от нее ответа ни на одно из своих писем, она была далека, как облака, и оттого, что она ускользнула от него, он ревновал, печалился и досадовал — одним словом, был влюблен. Как-то будучи на службе во дворце, он увидел Советника, лица брата и сестры были похожи, как две капли воды — при том, что Распорядительница женских покоев выглядела на удивление благородной и свежей, а Советник был необыкновенно изящен, обаяние било через край. Увидев его, Сайсё разволновался, он не мог скрыть своих чувств, у него потекли слезы. Химэгими был очень удивлен.

— Мы дружим с незапамятных времен. Мое смятение становится все сильнее, так не может продолжаться — я чувствую себя слабым, как женщина, — сказал Сайсё, утирая слезы.

— Никто из людей не живет, подобно сосне, тысячу лет, рано или поздно жизнь кончается — как высыхает росинка на траве, разве это не печально? — ответил Химэгими, держа в уме, что, наверное, Сайсё считает его простаком. Вместе с тем в голосе его слышалась задушевность.

Сайсё пребывал в волнении. Одна женщина разделяла его чувства и любила его, но она была с ним только сердцем, и если бы они не избегали сторонних взглядов, об их связи тут же стало бы известно, а этого допустить никак нельзя — стыдно, и из-за того, что они так таились, их встречи стали похожи на тяжелый сон. А другая женщина ускользнула от него и стала теперь еще недоступнее.

Обе женщины вызывали в нем печаль и заставляли его плакать, Сайсё так желал увидеть Советника, который представлялся ему связанным с обеими женщинами, что, хотя никакого особого предлога у него не было, он решил: «Будь что будет!» — и отправился в дом Удайдзина. Но Советника там не было. «Ушел», — ответили ему. Сайсё посмотрел в сторону покоев Ённокими и хотел было пройти туда, но ведь он пришел днем и, вздохнув, Сайсё спросил:

— А где Советник?

— Он у отца.

Тогда Сайсё направился к Садайдзину.

Никому не сказавшись, Сайсё прошел в западные покои, туда, где обычно скрывался Химэгими. День был очень жарким, Химэгими отдыхал, сбросив верхнюю одежду. Заметив Сайсё, он отодвинулся подальше вглубь комнаты со словами: