Но к моменту, когда она по ее собственным подсчетам, уже должна была пересечь их небольшой лесок и выйти к дороге на Москву, Виктоша начала замечать, что лес по сторонам стал значительно выше, темнее. Трава сменилась старой хвоей, которая, подобно гигантскому ковру, устилала всю землю. Виктоша все чаще и чаще натыкалась на сухие ветви. Они так и норовили выколоть ей глаза, разодрать одежду, вцепиться в волосы. Теперь она во все глаза следила за клубком, боясь отстать и потеряться в этом новом, чужом лесу. Она не узнавала этих деревьев, она никогда не видела подобных зарослей. Какое-то шестое или какое там по счету чувство подсказывало ей, что она была уже совсем в другом лесу, совсем в другом месте, совсем в другом … мире? Противный клубок упорно не хотел катиться по тропинкам или дорожкам (да и были ли они здесь?), он так и норовил завести Виктошу в самую непролазную глушь, в самую чащобу! Чтобы до места (куда бы он ни вел ее) она добралась вся оборванная, исцарапанная, злая-презлая – сущая Баба Яга!

Вспомнив этого, мягко говоря, неприятного персонажа русского фольклора Виктоша поежилась. Лес, меж тем, слегка поредел и сквозь стволы стал пробиваться свет. Мало-помалу клубок вывел ее к поросшей травой лесной просеке или дороге, по которой можно было проехать разве что на велосипеде или на лошади. Виктоша скрестила пальцы: «Ну, пожалуйста! Пожалуйста!..» Клубок покатился по дороге, и она радостно выдохнула: сработало! Как ей не хотелось снова лезть в чащу!

Сначала она увидела дым. Подбежав ближе, различила небольшой домик, из трубы которого и поднимался дым. Клубок, словно почуяв скорый конец пути, покатился быстрее, Виктоша только и успела заметить, как он свернул за угол. Она тоже прибавила ходу. По мере того, как она приближалась к дому, он казался ей все более и более странным – ни окон, ни дверей, только труба на крыше. Свернув вслед за клубком за угол, Виктоша наконец увидела дверь. Она была полуоткрыта. От самого порога в трех разных направлениях разбегались три новые дороги. Клубка нигде не было видно, и Виктоша предположила, что он закатился в дверь.

Не успела она и подумать, что делать дальше, как из-за двери вышел высоченный мужик. В одной руке он держал огромный молот, а на ладони другой лежал ее белый клубок.

Мужик подкинул клубок в воздух, тот превратился в белого голубя и, сделав круг над домиком, скрылся вдали.

Девочка, открыв рот, наблюдала за происходящим. Мужик проводил взглядом улетающего голубя, наблюдая за ним из-под руки, и затем обратил свой взгляд на Виктошу. Взгляд его был добрым и немного насмешливым. Поначалу Виктошу испугала его густая окладистая борода, лохматая седая шевелюра и нависающие на глаза кустистые брови, но сами его глаза казались внимательными и веселыми. В них прятались забавные озорные искорки. Протяни он сейчас руку и скажи: «Дед Мороз!» Она бы ни капли не удивилась.

Мужик играючи перекинул огромный молот в левую руку, отер правую о штанину и протянул девочке.

– Баба Яга, – сказал он неожиданно тихим и мягким голосом.

Виктоша открыла было рот, чтобы представиться, но так и осталась стоять с открытым ртом, автоматически пожимая протянутую крепкую руку.

– Но неча на дороге топтаться, – проговорил мужик, не замечая или делая вид, что не замечает Виктошиной растерянности. – Пришла – проходи! Что ты: дело пытаешь, али от дела лытаешь?

Мысли в голове у Виктоши путались, она напрочь забыла, что надо говорить в таких случаях и послушно поплелась следом за великаном, представившимся Бабой Ягой.

Едва переступив порог странного жилища странной Бабы Яги, девочка почувствовала нестерпимый жар. Огляделась – прямо перед ней большая печь, меха, наковальня, но мужик повел ее в дальний от печи угол, постучал в стену.

– Гости у нас, – проговорил он своим странным мягким голосом.

Стена как будто засветилась, замигала, покрылась дымкой и пропала. Мужик прошел сквозь нее и поманил за собой Виктошу. В очередной раз помянув котенка недобрым словом, гостья поскребла по сусекам и, набрав с кулачок мужества и отваги, шагнула следом.

Она и сама не знала, что ожидала увидеть: то ли разверзшуюся пасть железной печи, в которой ее будут жарить, то ли гору пшеницы, которую ей предстояло очистить от чернушки, но оказалась в обыкновенной деревенской избе. Длинный деревянный стол, вокруг лавки, позади стола окно с белыми шторками, расшитыми алыми петухами, справа печь русская, белая – не страшная совсем. На верху, на печи, за шторкой кто-то шепчется, хихикает да за ней наблюдает, лишь рыжие вихры торчат, покачиваются.

– Гости у нас! – более строго повторил мужик. – А, ну! Что есть в печи – все на стол мечи!

Шторка колыхнулась, отодвинулась. Вниз с печи, как горошины из стручка, посыпались мальчишки лет десяти: один, второй, третий … Виктоша насчитала шестерых и подивилась, как они там только все помещались – видать тоже фокус какой, как со стенкой в кузнице – не иначе! Мальчишки забегали, захлопотали. Один покрыл скатертью стол, второй уже тащил большой каравай, третий шуровал ухватом в печи…

– Егорка! – окликнул мужик. – А ну, проводи гостью к умывальнику! Дай полотенце, мыло. Видать дорога была длинная да сложная – пусть с дороги умоется.

Рыжеволосый вихрастый парнишка, смущаясь, проводил Виктошу в угол, где над большим тазом висел обыкновенный умывальник с пупочкой – Виктоша такой в музее видела: пихнешь вверх пупочку – вниз вода потечет. Сбоку от умывальника девочка углядела зеркало, и не задумываясь решила посмотреть на себя. Из зеркала на нее глянуло грязное лохматое пугало с расцарапанным лицом. Она ойкнула и поспешно принялась приводить себя в порядок. Парнишка, на долю которого выпало исполнять роль ее горничной, послушно подал ей мыло, белое полотенце в таких же, как на шторах, алых петухах, большой деревянный гребень. Когда она закончила наводить красоту, все уселись за стол. Во главе сел Баба Яга, указав ей почетное место гостя – по правую руку от себя. Остальные быстренько расселись на уже заведомо известные им места.

Мальчишки, рассаживаясь, потихоньку продолжали перешептываться и хихикать, поглядывая на ее джинсы и рюкзачок с плюшевым мишкой, который она взяла, собираясь, как сказал бы Андрейка, в поход.

– А, ну, цыц, мелюзга! – прикрикнул на них Баба Яга. – Возблагодарим Рода за пищу нашу и приступим к трапезе, – велел он.

Мальчишки притихли. Склонили головы, о чем-то сосредоточенно думая. Еле заметным кивком головы мужик дал разрешение приступить к еде. Некоторое время только еле слышное постукивание ложек нарушало нависшую тишину.

Виктоша и подумать не могла, насколько была голодна. Ей казалось, что таких вкусных щей и такой гречневой каши она никогда в жизни не ела! А хлеб! Что это был за хлеб: горячий, пушистый – он прямо таял во рту как большое белое облако. Молоко здесь тоже показалось Виктоше особенным. Или всему виной был голод и долгая беготня по лесу? Сделав последний глоток, она ощутила приятную тяжесть в желудке и почувствовала, как неудержимо начали слипаться глаза. «Не спи! Не спи!» – твердила она себе. – «Спать нельзя! Еще не хватало уснуть здесь: прямо за столом! Открой пошире глаза! Трижды три – девять, пятью пять – двадцать пять, шестью девять… шестью… девять…»

Большие сильные руки подхватили ее. Она провалилась в глубокий сладкий сон.

Проснувшись, Виктоша еще некоторое время лежала, соображая, где она находится и вспоминая, что с нею приключилось за последние сутки. «Да я же в доме Бабы Яги!» – внезапно вспомнила она и лихорадочно принялась себя ощупывать. Но руки, ноги и прочие части тела оказались целыми и невредимыми – никто ни кусочка не отрезал и не съел. Лежала она на печи, а не сидела взаперти в клетке. Ну, накормили! Где же тут преступление? И не факт, что усыпили ее специально – она так набегалась, что и на бороне бы уснула! Хотя зря! Столько драгоценного времени потеряно! Андрейку спасать надо!

Кляня себя на чем свет стоит, Виктоша спустилась с печи.